Северный оскал

                I
«Серебряное копытце» ставится на годовщину
Всех поступивших, нам же другую причину,
Так, за знакомство, и в общих чертах понятье.
Знаю, что я здесь гость, но если искусство просит
Вложить частицу души – душа моя точно не бросит,
Я замер над белым листом, и если вдруг кто-то спросит, –
Скажите, что я живой, а сердцем ушёл в распятье.
                II
Эго летает над миром, устала метаться Психея,
Куда ей в наш край, где гибла Гиперборея,
У нас пантеон – деревянные чаши в пожаре,
И круг молчаливых сосен, сросшихся в Крутояре,
Ради зародыша флоре, стебли закрылись по паре,
Чтоб скоро сплошною стеной кружил поэтессам,
Поэтам их головы солнца закат по над лесом.
                III
Не знаю, с кем идти в бой, разве что с белой точки
Сугроба закатывать снег, превращая в комочки,
А здесь снега много, и если б была доставка
По миру, то всем бы хватило вполне насладиться,
Продрогнуть до нитки, едва не в обнимку ютиться
С костром; с красноватой щекой извиниться,
И всю эту нефть станет лить лишь в машины заправка.
                IV
Папоротник засушило продлённое бабье лето,
Листочки иссякли душой, пройдя осеннее гетто,
А впрочем, с утра, под тенью, если ты человекоподобен,
На тебе отрывается ветер, как своеобразный Робин
Гуд, отнимающий наше тепло для Африки, неудобен
Разве что график его, не машиной составленный.
Было ж солнце – укатилось, и мир обезглавленный.
                V
Потому видно всё, что погибли дешёвые жалюзи,
И иссякшая липа, стекло пропустив, лебезит,
Извращает понятья, забыв о своей наготе.
Чтоб вынести мусор – нужно ещё раз смотреть, как древо
Преклоняется, в мире листьев упавших назначив рандЕву,
Играясь с наростами, выросших с чрева,
Слушая город, дымящийся в суете.
                VI
Могуч похититель душ – зацикленный циферблат,
Расставленный на обоях, до адских и райских врат,
И не только, если смотреть в череде рождённых,
С назначеньем величия. Бог, собирая егонных
Рабов, отпускает, в мере большей ещё заключённых
Делая с них, и побег с бесконечной каторги
Останется в городе слёз, выросшего у Ладоги.
                VII
Мне юность пророчила крик, и если смотреть по таблицам
Биологов, даже чрез год может мало пока измениться.
Не знаю, как выбить время, стирая аптечный запах,
Оставить сердце работать, а мозг доберётся с развалин,
Шагая вперёд даже будущих в марте проталин,
Шпиль обогнув, озирающий тот же Таллин,
И идти дальше в голову, спускаясь по ветру на трапах.
                VIII
Всё свершилось иначе – по волнам не прошёлся апостол,
Не отбит Перекоп, и не взял Святослав Доростол,
Значит, если по формуле, то наше спасенье – чудо,
Как стих мой известный, но выросший ниоткуда,
Как красный тюльпан, рождённый от грязного блуда,
А потом будет страшно, ибо летопись временных лет
Существует, а намёков на будущность нет.
                IX
Я выучил лозунги, вроде: «Не звОнит, – звонИт
РусЛит», хорошо, если радость в глазах победит
И нас не запишут в не самый надёжный реестр,
Тогда по весне утром птицы слетятся в оркестр,
И с глубин старины к перу руку протянет Нестор,
На чёрной доске каллиграфией балуясь с мелом,
Останется след о бытие нашем смелом.
                X
Хочу написать письмо, только в рот конвертам
Редко влетают письма, и время цементом
Делает кладку, покроет всё массой и бросит.
Гуманитарных предметов выстроилось расписанье,
Значит, – тропинка, забор, лавочка, серое зданье,
И к десятой строфе объяснится причина прощанья –
Я далеко, потому, что настала осень.