ебгений онегин гл. 3. 14 - 25

XIV
Меж тем Онегин не скучает.
Упряжки голых баб катают
Его по весям и лугам,
Лесам, равнинам и холмам.
Их запрягает так и этак,
И в тарантасы, и в кареты,
В коляски разные, в возы,
Не пропуская ни зызы,
Всех от девчёнок до старух,
В ком ещё тлеет хтивый дух.
Придумал новую забаву
Ебген себе и всем на славу.
На голых бабах стипл-чезы –
Это по-садовски помпезно!

                XV
Но мужиков не оставлял
И между бабами впрягал.
Вот так катался наш Онегин,
Садистски чистой полон неги.
Хлестал запряженных кнутами,
Тыкал стрекалом и багром
В их попы, спины, сиськи, ляжки,
Плёткой железною с оттяжкой
Стегал, крапивой добавлял,
Да ещё ветками акаций –
Такой вот комплекс комбинаций!
А после ноги в рот тыкал.
И ноги ему так лизали,
Что пятки белизной сверкали.

                XVI
Потом же снова поганял,
А как устали – распрягал,
Чтоб новых впрячь, хотели все
В онегинской побыть узде.
Онегин всем велел раздеться,
Всё время голяком ходить,
И голяком и есть, и пить,
Всегда готовым быть к запряжке,
Чтоб дело было без затяжки,
Чтоб перманентным был экстаз,
Чтоб пыл содомский не угас,
А чтоб, напротив, всё взвивался,
Крепчал, алел и возгорался
В дециллионы тысяч раз.

                XVII
На попы голые в движеньи
Наш Женя до изнеможенья
Любил смотреть и член дрочить,
И плёткою по попам бить.
Что попы может быть прекрасней!
Что попы может быть атласней!
Что попы может быть круглей!
И от ударов розовей!
Маркиз де Сад пел попам оды,
И я из этой же породы,
И наш Ебгений дорогой,
Для кого попа – шар земной.
Он вечность с попой бы играл
И никогда б не заскучал.

                XVIII
А что же Ленский? В меланхоле.
Он белены объелся что ли?
Забыл о трахе и грустит,
И одну мысль всё теребит.
Пока Ебген на бабах скачет
И гимны задницам поёт,
Володя прямо чуть не плачет,
Чуть не башкой о стенку бьёт.
Женька пока о пропихоне
Вселенско-ларинском мечтал,
Володя грустно рассуждал:
«Однако! Ольга третий сорт?
Какая глупость! Что за чёрт!
Она не хуже, чем Татьяна.

                XIX
Онегин же – отродье Хама –
Приклеил, словно бы мясник,
Ей третьесортовый ярлык.
Несправедливо это, право,
Она мила и кротка нравом,
И кожа как китайский шёлк.
Онегин знает только толк
В траханье, в садомазохизме,
Но вот никак не в эстетизме.
Он груб как вандал, как варяг,
И на уме один лишь трах.
Он нагло оскорбил меня,
Подонок, гадина, свинья,
Теперь он мне не друг, а враг.

                ХХ
Дуэль! И более ни слова!
Не надо друга мне такого!»
Тут же к Онегину пошёл,
А Женя лежит пьян и гол
Средь голых мужиков и баб –
Здесь попок разных целый склад.
Но Ленский это не заметил,
Ворвался как полярный ветер,
Растряс Онегина – «Пошли!»
Навешал с целый пуд «лапши».
Женька ж ни хрен не понимает,
Лишь только бельмами моргает.
Но наконец-то протрезвел.
«Дуэль?» - он прямо офигел.

                XXI
– Упал ты с дуба иль с печи,
Иль недержание мочи
Тебе рассудок повредило?
Какая там дуэль, мудило?
Ты сам не знаешь что ты хочешь,
Ты что звездишь, ты что лопочешь!
Ты что, на голову больной,
Ты имбицил или дурной?
Обнюхался ты что ли клея?
Что за дебильная затея?
Стреляться вздумал, что за бред!
Ты д’Артаньян или Манфред?
Брось романтические вздохи,
И погляди: вокруг кисохи,

                XXII
Такие, что пихать, пихать…
Подумай лучше про кровать.
Ну третий сорт, ну что такого?
По мне хоть баба, хоть корова,
Лишь бы подставила зузу –
Я всех и вся переборзу.
А ты сопливишь и вздыхаешь,
В уме мои слова сношаешь,
Что я про Ольгу прозвиздел,
Ну вышло так, я не хотел.
- Ты троглодит, мужлан, зверюга,
Тебе что девка, что севрюга,
Лишь бы поглубже всунуть уд,
В тебе один лишь только блуд

                XXIII
И нет эстетики и чувства
И утончённого искусства.
Ты мою Ольгу оскорбил,
И се стерпеть мне нету сил.
Ебгений в шоке – Ленский сбрендил
(Наверное обпился бренди,
Уж лучше б «Русскую» он пил!),
Свихнулся – бедненький, дебил,
Поехала у парня крыша –
Что ни скажи ему – не слышит.
Онегин чуть не прослезился,
Но что же делать, друг скатился,
Сошёл с ума его друган,
Лжерыцарь, бестолочь, болван.

                XXIV
– Ну что ж, стреляться так стреляться
(Но лучше, всё-таки, пихаться),
Готовь пистоли д’Аршиак
(Зазря сконаешь ведь, мудак!).
Расстались други и весь день
Скитался Ленский словно тень,
Всю ночь не спал и думу думал,
Наутро встал больной, угрюмый,
Не захотел ни пить, ни жрать –
Стал пистолеты заряжать.
Ебгений же махнул рукою:
«Да хер с тобой, коль с головою
Не дружишь парень – помирай,
Быть может, попадёшь ты в рай,

                XXV
А я топтенить буду Таню,
И твою Ольгу, их маманю,
Всех, кого только не найду –
Все побывают на зую,
Перетопчу я всю округу,
Залезу в каждую щелюгу,
В каждую попку, в каждый рот,
А этот Ленский – идиот –
Пускай лежит, пробитый пулей,
Мне за него ли думать, хули?»
И выйдя голым на балкон,
На полуночный небосклон
Глядеть стал, яйца теребя,
И не волнуясь ни фига.