ебгений онегин гл. 2. 16 - 27

XVI
Но про свинарник мы забыли,
А там идилья из идиллий –
Такая сексокутерьма
Средь поросячьего дерьма!
С тремя дебелыми ледями
Онегин бушевал как пламя –
Такую оргию затеял,
Как будто в эмпиреях реял
Средь восходящих волн экстаза.
Там было всё: и садо-мазо,
Анал и петтинг, и орал.
Онегин дико там орал
От салютующих оргазмов
И воплотившихся фантазмов.

                XVII
Перетоптав в деревне баб,
Пошёл на мужиков внахрап.
Теперь Ебген преобразился:
Во-первых, он везде побрился
(Конечно, кроме головы,
А то он лысым, ну увы,
Похож на грустную макаку),
И перед зеркалом став в позу,
Полюбовался на свой зад.
«Устроим голубой парад!» –
Сказал себе герой наш славный.
«Я как-никак в деревне главный!
Вот что хочу, то и верчу –
Всем вставлю я свою свечу!»

                XVIII
Она горит, она пылает
Сексрадиацию внедряет
В каждую долю вещества,
О, неугасная свеча!
Как ни крути, со всех сторон
Онегин был во всех влюблён.
Но я об этом уж толкую
Наверно в двадцать пятый раз,
Всё также приходя в экстаз.
Ебген был славным ай-пи-ассом,
Но также женским ловеласом,
Короче был бисексуал
И всех, и вся, и всё топтал.
Но что же было во-вторых?
Так далеко ушёл наш стих,

                XIX
Что мы забыли про второе.
А во-вторых, себя раскрасил
Татуировками Ебген
В виде сосущих член сирен.
Татушки временными были,
Их вскоре волны спермы смыли.
Итак Ебген отдался гому.
Бродили голяком по дому
Стада косматых мужиков
С жердями вздыбленных удов.
Теперь в любом углу деревни
Оргией пахло, дикой спермой,
Везде был слышен сладкий стон,
Тотальный был перепихон.

                ХХ
Но всё проходит в этом мире,
Вся жизнь – как пять минут в сортире –
Посрал – и надо выходить,
И тут уж нечего юлить.
И эра деревенских глядок
Прошла, оставив лишь осадок,
Правда сладчайший, словно мёд,
Тот знает, у кого встаёт.
И стал Ебген искать другое,
Вернее точно же такое,
Но чтоб иной был антураж,
Среда, сюжет и персонаж.
И он нашёл, ядрёный кот,
Кто ищет, тот всегда найдёт.

                XXI
В соседстве с ним и в ту же пору
Другой помещик проживал,
Но тот столь рьяно, без разбору
Своих дворовых не гонял.
По имени Владимир Ленский,
С душою прямо геттингенской,
Но телом прямо Голливуд,
А уж какой имел он уд…
О том Ебген узнал позднее,
Когда топтали вместе баб,
Владимир тоже был не слаб
В деле Приапа и Венеры,
Но всё ж слабее, чем Ебген –
Тот никогда не ведал меры.

                XXII
Владимир больше созерцатель,
Вуайерист, а не пихатель,
Смотреть любил он на других,
Строча в тетрадку бойкий стих,
Дроча безумно член при этом,
Он был порнографом-поэтом,
В «клубничку» просто был влюблён,
Кумир его – де ла Бреттон.
Как Женька трахался без меры,
Так Вовочка читал без меры,
Да плюс ещё стихи писал,
Да плюс пихалки созерцал,
Да иногда и сам пихал,
И этим всем он создавал

               XXIII
Такой невиданный накал
Порнографического света,
Что замерзала даже Лета
И стыли адские котлы,
Зато до алости «болты»
И клитеряшки разгорались
У тех, кто яростно пихались,
У тех, кто всё это читал,
У тех, кто это созерцал,
У тех, кто этим вдохновлялись.
Вот что творил Владимир наш –
Поэт, красавец, бесшабаш,
Высокий, стройный, кареглазый –
Внушал симпатию он сразу,

                XXIV
Длинноресниц, длинноволос
(А как он целовал взасос!),
Немного женственен и томен
(Но тем не менье член огромен
Был у него – вот синкретизм),
Немного влёк педерастизм
Володю нашего, но всё же
Киска была ему дороже.
Учился в Germany далёкой
Владимир наш. Но не глубокий
Оставило ученье след:
За пять иль шесть каких-то лет
В себя он втиснул Хайдеггера,
Все 100 как есть его томов,

                XXV
На древнегреческом Гомера,
Платона, Прокла и Плотина,
Схоластику Средних веков
Вместе с трудами Стагирита,
Марона – лучшего пиита,
Что миру дал Великий Рим,
И Цицерона вместе с ним,
Но это, правда, на латыни,
Плюс ещё римский стоицизм,
Да ещё неоплатонизм
Славной эпохи Ренессанса,
Декарт, Спиноза и Бэкон,
И немцев целый легион
Вплоть до эпохи перформанса.

                XXVI
Но из всех этих мегатонн
Владимиром был извлечён
Лишь романтизм: Новалис, Шелли
И Вакенродер. Пролетели
Все остальные сквозь мозги
В туман, где не видать ни зги.
На Русь вернулся милый Вова
И здесь сидит на всём готовом.
Так что же делать? Как же быть?
Опять философов зубрить?
Или чиновником служить?
Или в войсках? Да ну их в жопу
И всю культурную Европу
Туда же. «Буду баб бомбить,

                XXVII
О них стихи буду строчить», -
Решил нащ Вовочка и вот –
Он пол-Москвы уже… как кот.
Но городская жизнь кутилы
Ему оскомину набила,
И он в деревню укатил,
На свежем воздухе дрочил,
Поэмы не спеша писал,
Пастушек голых созерцал,
Душой и телом отдыхал.
Вот тут-то и нашёл Онегин
На лоне безмятежной неги
Володю Ленского – вот так.
И начался опять бардак.