ебгений онегин. глава 1. 26 - 34

                XXVI
Парил везде свою сосиску
Наш Женя, в разных волостях:
Очень далёких, очень близких,
Везде вынюхивал он трах.
Как он умел казаться новым
В позах избитых и простых,
И совершенно незнакомым
В тех ситуациях иных,
Что всем давным-давно знакомы,
Банальны, серы, скучно-сонны.
Умел он эдак повернуть,
Умел он эдак топтануть,
Что все партнёры, кто с ним был,
Кончали и лишались сил,
И вот тогда он вытворял
С ними, что сам не ожидал.

                XXVII
Ебген в кино ходил нечасто,
Раз в год – колбастеры смотрел,
Там где колбасят всех на мясо…
И прочий разный беспредел.
По «видику» смотрел порнуху,
Схватясь за чью-нибудь кисуху,
Рукою сам себя топча
И, словно дикий кот, урча.
Он также посещал театры,
Трахал глазами всех актрис,
И Дездемоны, Клеопатры
В его фантазиях тряслись
С ним прямо здесь на этой сцене,
Взывая кунной к Мельпомене.

                XXVIII
Театр уж полон, ложи блещут,
Партер и кресла – всё кипит;
В райке подпольно пиво хлещут,
И, взвившись, занавес шуршит.
На сцене классика с модерном
Слились в хаОс несоразмерно.
Актёры – прелесть, пьесы – дрянь,
Вся та же западная срань
На лад славянский перешита
Для услажденья сибарита
Из «новых» русских и жидов.
В них ни души и ни мозгов,
И секс неискренно-крикливый,
И только для одной наживы.

                XXIX
Все хлопают. Онегин входит,
Идёт меж кресел по ногам,
Бинокль свой искосясь наводит
На ляжки незнакомых дам.
Все ярусы окинул взором,
Всё видел: бюстами, убором
Ужасно недоволен он;
Мужчины же со всех сторон
Его немножко ободряли
И даже чуть-чуть возбуждали.
Устало он взглянул на сцену,
И молвил: «Всех пора на смену;
Я долго постмодерн терпел,
Но и Виктюк мне надоел».

                ХХХ
Онегин по большоу счёту
Любил только одну работу,
Одну науку он любил
И отдавал ей бездну сил –
Учению перепихона,
Что исходило от Назона,
Только его он изучал,
А остальное лишь листал,
Проглядывал и пробегал.
Но трахологию дотошно
Он изучал и даже можно
Сказать, что был он корифей,
А дом его – порномузей
Был, если так сказать возможно.

                XXXI
Изображу ль в картине верной
Уединённый кабинет,
Где траха ученик примерный
Всегда был наголо раздет?
Чего здесь только не водилось
Из всех краёв и всех широт,
Мне много видеть приводилось,
Но это же! Ядрёный кот!
Кунсткамера куннифаллии,
Здесь генитальи не живые
(мрамор и латекс, и капрон)
Из всех краёв и всех времён:
Скульптуры, фото, секскартины…
Не перечислить – список длинный.
Всё тешит пах и тешит взгляд –
От столбняка штаны трещат.

                XXXII
Что носит женщина под платьем
(Всё так хотелось описать бы!),
Всё было у Ебгена тут:
Трусы, лифоны, комбинашки,
Ночные всякте рубашки,
Чулки, колготки, пояса –
Подъюбочная вся краса
Любых расцветок, форм, размеров…
О, фетишистская химера!
Я без тебя не смог бы жить –
Уж лучше сразу опочить.
Когда я даму раздеваю,
Не примену поцеловать
Её бельё раз двадцать пять.

                XXXIII
……………………………….
……………………………….
……………………………….
………………………………..
……………………………….
………………………………..
…………………………………
………………………………….
………………………………….
…………………………………..
…………………………………..
…………………………………..
…………………………………..
……………………………………

                XXXIV
В свою коллекцию Ебген
Влюблён был как поэт в камен,
Любил её он созерцать,
Резвиться с нею и играть,
С каждым предметом утешался,
Со всею страстью отдавался.
Вот так в своём секс-кабинете
Онегин буйствовал. На свете
Не было больше фетишиста,
Задницелюба и артиста
(Артиста в смысле по сексхоту),
Никто уж точно больше попу
Так не любил, как он любил.
Любил так Улисс Пенелопу,
Изольду Тристан так любил.