Мария Волкова. Стихи о человечности и милосердии

Русская поэтесса Мария Вячеславовна Волкова родилась 2 (15) октября 1902 года.
Из потомственной казачьей семьи. Детство, отрочество и юность Волковой прошли в Джаркенте Семиреченской обл., недалеко от границы с Китаем. В 1919 году Мария вышла замуж за казачьего офицера. Александр Эйхельбергер был подъесаулом, адъютантом командующего войсками Иркутского военного округа генерала Вячеслава Ивановича Волкова, отца Марии.
В начале 1920 года небольшой отряд генерала Волкова в 30–40 человек, включавший офицеров штаба, их вестовых казаков, около десяти человек женщин и детей, продолжал свой неимоверно трудный зимний поход через сибирскую тайгу. На пределе физических возможностей, четверо суток без единой ночёвки, В. И. Волкову пришлось вести свой отряд. 10 февраля 1920 г. западнее Иркутска обоз был окружён красноармейским полком. Засада красных подпустила обоз на близкое расстояние и открыла огонь, а потом разоружила оставшихся в живых. Генерал В. И. Волков, «выдержанный, всегда владеющий собой человек», в котором всегда была «нравственная подтянутость и постоянная готовность к смотру Всевышнего», предпочёл пленению смерть.
«Когда я была моложе, — писала Мария Волкова, — я утешалась мечтой увековечить то время, те события и людей, направлявших события, в живом и широком романе. Мне казалось, что данные для осуществления этого замысла тогда у меня были. Судьба не допустила этого… Те события давно заслонены другими — важными по-иному. Людей такого “калибра”… больше нет…» [1].
Пленников, в их числе и семью Волковых, переправили в Иркутск и посадили в губернскую тюрьму. Среди заключенных в камере оказалась А. В. Тимирёва, возлюбленная Верховного правителя А. В. Колчака.
«В тюрьме мы пробыли недолго, — вспоминала Мария Вячеславовна. — Нас не ликвидировали, а выпустили по приказу председателя Сибревкома, ревизовавшего тюрьму, — товарища, видимо, принадлежавшего к вымирающему типу идеалистов» [1].  Участь Александра Эйхельбергера была в руках, к счастью, хорошего следователя, «добродушного русского парня, которого впоследствии расстреляли за мягкое отношение к заключённым» [1].
После освобождения мужа необходимо было срочно покинуть Иркутск, где ещё недавно командующим военным округом был отец Марии. Александр окончил ускоренные курсы народных учителей, и осенью 1920 года они укрылись в одном из бурятских улусов Забайкалья. А. Эйхельбергер «стал заведовать школой». Супруги завели хозяйство, что в скором будущем дало им возможность уехать «в Европейскую Россию». В феврале 1921 г. Мария родила первенца — дочь Асеньку. Эйхельбергеры начали хлопоты о возвращении на родину мужа. Литовское представительство в Москве дало положительный ответ. В начале 1922 года с десятимесячной дочерью на руках Эйхельбергеры отправились в Москву. В пути дочь Марии «заболела воспалением лёгких и умерла…» [1].
В 1922 году Мария и Александр Эйхельбергеры эмигрировали из России, и «началась жизнь за рубежом»: в Литве, а потом в Германии. В Литве в 1924 г. Мария родила сына Александра.
Но как бы трудно ни жилось Марии Волковой в Литве и в Германии, поэтесса написала там свои лучшие стихотворения и прозу. В Литве ею был создан цикл «Песен сибирских казаков», который составили: «Степная сибирская», «Туркестанская», «Прощальная», «Кавказская», «Западная окопная».
Прожив в Литве приблизительно десять лет, Эйхельбергеры перебрались в Восточную Пруссию, в местечко Хейдебрух. Там у Эйхельбергеров в 1935 г. родилась дочь Ольга.
Уже в конце 20-х — начале 30-х гг. в эмигрантской казачьей периодике, в Харбине и Париже, стали появляться первые публикации Марии Волковой. В 1936 году в Харбине вышел первый сборник её стихов «Песни Родине». В 1937 г. на литературном конкурсе, объявленном журналом «Станица», с поэмой «Ночная беседа» Волкова заняла первое место. А в 1944 году в Париже вышел сборник «Стихи». Как и в первом сборнике, тема судеб казачества в нём основная, несмотря на то что в стихах Волковой звучат и другие мотивы, характерные для эмигрантской поэзии «первой волны».
Осень 1944-го и зиму 1945-го Эйхельбергеры провели в деревне Крафтсхаген, в Восточной Пруссии. Впереди их ожидал тяжёлый путь. Оставаться здесь семья посчитала невозможным, Эйхельбергеры тронулись в путь.
«В составе длиннейшего обоза», необозримой вереницей передвигавшегося по бескрайней белой равнине, они шли на север к побережью Балтийского моря. Опасность бомбёжки подстерегала каждую минуту, и беженцам лишь оставалось надеяться на чудо. Двенадцатого февраля Эйхельбергеры вышли к Балтийскому морю, к городу Браунсбергу. Отсюда им предстояло по льду Фриш-гафа «перекинуться в окрестности Данцига…» [1]. И вот обоз в Померании… Неожиданно беженцев окружили советские танки. В местечке, где располагалась советская комендатура, семье пришлось провести полтора года. Весной 1945 г. Эйхельбергеры, взяв только то, что могли унести, переехали в Западную Германию…  И вновь чужие неуютные углы, жизнь впроголодь, недружелюбные взгляды местных немцев, пайки, карточки. Надо было начинать всё сначала в местечке Хеммингштедт (Гольштиния). Скоро вернулся сын, и семья воссоединилась.
Семейство Эйхельбергеров комиссия признала «безнадёжно безработными». Они кое-как перебивались, голодали, но скоро нашлись сочувствующие им люди, ставшие друзьями: жена беженца из Эстонии, временно возглавлявшего приход, Ильза Васильевна Фрей, и жена младшего пастора того же прихода. Они помогали продуктами, тёплыми вещами, спасая тем самым семью Марии от гибели.
Большую помощь в этот непростой период Марии также оказывали сибирские казаки-литераторы, рассеянные по свету. Объявился и кубанский атаман, генерал, донской казак В. Г. Науменко, живший в Париже. В США он издавал журнал «Казак», где Мария Вячеславовна публиковала статьи, стихи и очерки под общим заглавием «Черты казачьего облика». Постепенно, благодаря заочному общению с друзьями-литераторами, Мария вновь обрела радость стихотворчества. Н. Н. Туроверов пересылал её стихи в газету «Русская мысль», издававшуюся с 1947 г. в Париже. Добрый её друг Н. Н. Евсеев, живший в Германии, а потом в США, по воспоминаниям Марии Вячеславовны, «долго копил деньги», чтобы помочь ей в издании сборника стихов. Но поэтесса от выпуска книги отказалась, потому что принять такую жертву не могла.
Вскоре семья Марии Волковой перебралась с севера на юг Германии, в Баден-Вюртемберг, неподалеку от Баден-Бадена.
Но усилилась болезнь Марии. «По причине неосторожности местного врача» Марии случайно удалось прочесть свой диагноз, который ничего хорошего не сулил. Финал недуга был один, но к нему вели «три варианта»: скорченность, слепота или паралич. Надо было обладать неимоверной силой духа, чтобы не пожаловаться, не поделиться бедой с семьей: «Свою роковую осведомлённость я должна оставить только для себя» [1].
Семь лет Мария Вячеславовна находила в себе силы скрывать диагноз от родных. «Никто не знает, чего мне это стоило…» Но надо было держаться. Особенно огорчало Марию то, что она постепенно стала вновь терять способность излагать свои мысли в письмах и стихотворных строках. Мария продолжала жить с мыслью о финале зловещего диагноза и постепенно стала сомневаться в его правильности. За уточнением она обратилась к авторитетному неврологу Баден-Бадена. Тот пришёл к выводу, что диагноз ошибочен и что её плохое самочувствие связано с крайне расшатанной нервной системой. В результате он вынес ей другой, менее угрожающий вердикт.
В 1972 году умер муж Марии. После ухода мужа, а потом и близких друзей Мария крайне тяжело переживала одиночество. Слабела память, наступала немощность. Дочь звала её к себе, но Мария, не желая никого тревожить, отказывалась. Несмотря на угасающую память, она продолжала работать, готовя к изданию последний сборник стихов.
Мария Вячеславовна Волкова умерла 7 февраля 1983 г.
Итоговый сборник Волковой «Стихи» вышел через восемь лет после смерти поэтессы, в 1991 г., в Мюнхене, в издательстве «Петер Д. Штайн» [2].
В сборник вошли 150 стихотворений. По существу, это книга поэтессы о себе, о пережитом и выстраданном, о чём говорят названия шести разделов книги: «Так, значит – жить?», «Что в памяти живо», «Минуты и годы», «Сёстры вблизи и вдали», «По самому краю». Замыкает композицию сборника раздел «О чужом». В стихах Волковой приземлённое, обыденное тесно связано с нравственно-философской проблематикой, осмысляя которую она стремилась к простоте и ясности поэтического слога.


Мария Вячеславовна Волкова


* * *
Зачем желать каких-то прочных благ
- всё лучшее всегда неповторимо!
Проходит жизнь, всё ускоряя шаг,
но есть слова, что не проходят мимо!
И встречи есть в мечтах или во сне,
сверкнувшие в потёмках, как зарницы,
и письма есть, погибшие в огне,
которые за гробом будут сниться...

1939 г.


НЕЗНАКОМКА

Как мне называть тебя - любимым?
Нет - не то... Постой, не прекословь!
Правда, что границу перешли мы,
только тут другое, не любовь!

Там в кафе тебя я увидала
бледным, безучастным ко всему,
и до боли жалость сердце сжала,
подкатилась к горлу моему.

Ты таким, таким был одиноким!
Наклонившись думал о своём –
может быть, о промелькнувшем сроке
в неприютном городе чужом,

может быть, о том, что ехать надо
и что долг зовёт тебя туда,
где кромешный мрак земного ада
западает в душу навсегда.

О, конечно, ты в разгаре боя
впереди и только впереди –
то, чем награждаются герои
не напрасно на твоей груди!

Но в тылу нужна иная смелость,
победитель нужен тут иной!
Потому-то мне и захотелось подойти,
заговорить с тобой.

Был тебе порыв мой неприятен?
За него меня ты осуждал?
Жизнь моя прошла совсем без пятен,
я хочу, чтоб ты об этом знал!

Безутешен взгляд твой был сначала,
и тогда я сразу поняла,
что тебе так страшно не хватало
напоследок женского тепла.

А со мной ты ожил, ты оттаял –
больше и не нужно ничего! .. .
Твоего я имени не знаю,
да и ты не знаешь моего...

Друг от друга мы уйдем в потёмки,
но теперь нам дорог каждый час...
Дай же, дай же выпить незнакомке
всю печаль из незнакомых глаз!

1942 г.


* * *
Тяготеет заклятье от века
Над юдолью тревог и скорбей...
Человек, пожалей человека
Среди скупо отмеренных дней !

Не ходи под окном, не завидуй,
Не грози крепко сжатой рукой –
Нанести можно скоро обиду,
Да поправить её не легко!

Что ты знаешь о сердце другого,
Что ты в нём мимоходом прочтёшь?
Может ранить ненужное слово
Тяжелей, чем заржавленный нож...

1947 г.


С НАТУРЫ

Был приветлив внимательный взгляд,
Всё лицо благодушьем сияло:
Предложил ей прохожий солдат
Взять за хлеб у него одеяло.

Он в дороге, должно быть, продрог
И давно на плечах нёс усталость,
Но его пригласить за порог
Эта женщина не догадалась!

Одеяло забрав, принесла
Третьегоднешний хлеб двухфунтовый,
И ушёл он с едой без тепла,
Не сказав ни единого слова...

1947 г.


СРЕДИ РУИН

Т. Г. Питерс

Не тужи, что нет больше сил,
Отдышавшись, подняться выше –
Тихий шелест незримых крыл
Твоё сердце не раз услышит!

В безысходности тупика
В преизбытке печали вязкой
Чей-то голос издалека
Подкрепит твою немощь лаской.

Изнывая на все лады,
Ты отчаиваться невправе:
От последней глухой беды
Кто-то снова тебя избавит!

Заблудившись среди руин
И мытарства деля со всеми,
Знай, что жив даже в наше время
Милосердный Самарянин!

1949 г.


НАСЛЕДСТВО

Посиди этот вечер со мною,
А потом я тебя провожу.
Я сегодня тряхну стариною
И о прошлом тебе расскажу.

Поделиться с тобой — легче станет:
Незабытое бродит во мне.
Жизнь пестрее была, чем в романе,
И причудливее, чем во сне.

Столько редкого с самого детства –
Всяких сдвигов и странствий и встреч!
Как ни как это, милый - наследство,
Постарайся ж его уберечь!

Всё, что крепко вросло в мою память,
Передам раз от разу твоей,
Это будет звеном между нами,
Между миром отцов и детей.

Ты захвачен стремительной новью,
Но на склоне житейского дня
Вспомнишь всё же, быть может, с любовью
Повесть жизни моей и меня...

1950 г.


И С Х О Д

«Уйди же, сохраняя благожелательность,
как благожелателен Тот, Кто отпускает тебя»
Марк Аврелий

Не завидуй тем, кто остаётся,
Как бессильно злобствующий враг:
Умирать, не споря, всем придётся,
Но никто, никто не знает - как!

Наше бытие - в кругу незримом.
Всё равно, обширен он иль мал.
Где-то завершить его должны мы,
Возвратясь к началу всех начал.

Если же твой путь других короче,
Не скорби об этом, не жалей! –
Что такое наши дни и ночи
Перед вечной мерой всех вещей!

Ты с рожденья странствовал наощупь,
В мире бедный беспокойный гость, -
Будь добрей, уступчивей и проще,
Чтоб светлей оставшимся жилось!

Добреди, не замедляя шага,
До открытых каждому ворот
И, клонясь к земле, прими как благо
Свой исход!

1950 г.


НЕЖНОСТЬ

Всегда найдёт, хотя совсем не ищет,
ответит вмиг, вопроса не задав,
зальёт теплом случайное жилище,
смягчит чужой стеснительный устав.

Не даст поднять и нетяжёлой ноши,
тайком цветы положит на порог,
напомнит вдруг о чём-нибудь хорошем
без лишних слов, как будто между строк.

Вне лет, стихий, пространств и изменений
ведущая мелодия - одна,
и с каждым днём звучат проникновенней
и без того глубокие тона.

Тихонько в дверь стучится неизбежность.
Трава в росе, и ночь уже близка.
О чём грустить, когда всё та же нежность
другой руки касается слегка!

1952 г.


МУДРОСТЬ

Другу – философу

С волей жертвенность сочеталась,
С прямотой острота слилась.
Смотрит стойкость, а не усталость
Из глаз.

Трудно может быть и исчислить
Все крушенья, но плоть бодра
И в глазах напряженной мысли
Игра.

В прошлом было самосожженье
И сожженье всех кораблей, -
Что ж, от этого лишь прозренье
Верней!

Не всегда одолимы тропы,
Что от бренного нас ведут.
В восхожденьи опорой опыт
И труд.

Но как часто, когда познанье
Достигает уже высот,
Верх над ним разочарованье
Берёт!

Страшно видеть людей в пещере
Окруженными пустотой,
А предел всех исканий - в вере
В ничто...

Кто чрез это прошёл и всё же
Сделал новый труднейший шаг,
Тот о жизни судить не сможет
Как враг!

Счастье мудрости в светлом даре
Слить в гармонию быль и новь
И взрастить в себе жалость к твари
И любовь!

1957 г.


ПАМЯТИ ПОЭТА

- Кого проводили? Жалеют о ком? –
Шумят кипарисы над новым крестом. –
О чём говорят? Кто кому не помог?
Чей слышится в воздухе полуупрёк?

По-новому те же волнуют слова.
По-старому сердце в плену мастерства.
И горе вздыхает кому-то вослед,
Что строфы остались, а Мастера нет...

Цветущая слава ещё расцвела.
Вот только бы раньше побольше тепла!
Но жёсткий обычай непреоборим:
Чувствительность - мёртвым, нечуткость – живым!

1959 г.


МАСТЕРСТВО

Не кружева,
Не камни драгоценные,
Не редкие тепличные цветы
Слова, слова
Совсем обыкновенные,
Но сильные геройством простоты!

Давно наш глаз
Прельщает не блестящее,
Давно наш слух не громкому открыт –
Пусть без прикрас
Живое настоящее
Одним касаньем чувству говорит!

Скромней размах,
Уменье изощрённее:
Столетий тень глядит из-за угла!
И на устах
Порою хруст иронии
Чтоб жалость незамеченной прошла...

Так много ран,
О них - тепло, но сдержанно...
Свой стон, свой крик у каждого рубца!
Не всё - обман,
Не всё ещё повержено,
И главному не может быть конца!

1960 г.


Источники

1. Волкова М. В.  Воспоминания. Предисловие, подготовка текста и комментарии М. Ивлева // «Простор». 2002. № 10.
2. Мария Волкова Стихотворения. — Мюнхен: Изд. Петер Д. Штайн, 1991.