Таланту Л. Толстого. Сила - это власть или?

//Сила – это власть или идея, овладевшая разумом и осознанными действиями людей?//

   До тех пор, пока пишутся истории отдельных лиц, — будь они Кесари, Александры
или Лютеры и Вольтеры,
а не история всех, без одного исключения всех людей,
принимающих участие в событии планеты нашей всей, —
нет никакой возможности описывать движение человечества без понятия о силе,
влекущей с желанием насладиться ею всласть
и заставляющей людей направлять свою деятельность к одной цели,
И единственное известное историкам такое понятие есть - власть.
   Понятие это есть единственная ручка,
посредством которой можно владеть материалом истории при теперешнем её изложении,
и тот, кто отломил бы эту ручку, как то сделал Бокль странным умом своим,
не узнав другого приема обращения с историческим материалом,
только лишил бы себя последней возможности обращаться с ним.
    Неизбежность понятия о власти для объяснения исторических явлений
лучше всего доказывают сами общие историки и историки культуры всего,
мнимо отрешающиеся от понятия о власти и неизбежно на каждым шагу употребляющие его.
    Историческая наука до сих пор по отношению к вопросам человечества
подобна обращающимся деньгам - ассигнациям и звонкой монете для удобства человечества.
   Биографические и частные народные истории подобны ассигнациям.
Они могут ходить и обращаться, удовлетворяя своему назначению, подобно хорошей поэзии,
без вреда кому бы то ни было и даже с пользой до тех пор, пока не возникнет вопрос –
о том, каким образом воля героев производит события, изложенные  в прозе и в поэзии,
и тогда истории Тьеров будут интересны, поучительны и, кроме того, будут иметь оттенок поэзии.
   Но точно так же, как сомнение в действительной стоимости бумажек возникает или из того,
что так как их делать легко, то начнут их делать много,
или из того, что захотят взять за них золото – очень  много, —
точно так же возникает сомнение в действительном значении историй этого рода, —
или из того, что их является слишком много,
или из того, что кто-нибудь в простоте души спросит: какою же силой сделал это Наполеон?
Не слишком ли в истории его силы у него было слишком много?
То есть захочет разменять ходячую бумажку
на чистое золото действительного понятия, имеющегося на этом веку.
    Общие же историки и историки культуры подобны людям,
которые, признав неудобство ассигнаций, решили бы вместо бумажки сделать звонкую монету -
из металла, не имеющего плотности золота, но так же блестящую в эпоху эту.
    И монета действительно вышла бы звонкая, но только звонкая. 
Бумажка ещё могла обманывать не знающих;
а монета звонкая, но не ценная, не может обмануть никого и даже незнающих.
  Так же, как золото только тогда золото,
когда оно может быть потреблено не для одной мены, а и для дела,
так же и общие историки только тогда будут золотом,
когда они будут в силах ответить на существенный вопрос истории: что такое власть? Для дела?
   Общие историки отвечают на этот вопрос противоречиво,
а историки культуры вовсе отстраняют его,
отвечая на что-то совсем другое, не годное ни для чего.
   И как жетоны, похожие на золото, могут быть только употребляемы между собранием людей,
согласившихся признавать их за золото,
и между теми, которые не знают свойства золота, -
так и общие историки и историки культуры, не отвечая на существенные вопросы человечества,
для каких-то своих целей служат ходячей монетою университетам и толпе читателей —
интересующейся историей части человечества -
охотников до серьёзных книжек, как они это называют -
книжек не для малообразванных мальчишек.
______
Л. Н. Толстой. Война и мир. Эпилог. Часть вторая
III
   До тех пор, пока пишутся истории отдельных лиц, — будь они Кесари, Александры или Лютеры и Вольтеры, а не история всех, без одного исключения всех людей, принимающих участие в событии, — нет никакой возможности описывать движение человечества без понятия о силе, заставляющей людей направлять свою деятельность к одной цели. И единственное известное историкам такое понятие есть власть.Понятие это есть единственная ручка, посредством которой можно владеть материалом истории при теперешнем ее изложении, и тот, кто отломил бы эту ручку, как то сделал Бокль, не узнав другого приема обращения с историческим материалом, только лишил бы себя последней возможности обращаться с ним. Неизбежность понятия о власти для объяснения исторических явлений лучше всего доказывают сами общие историки и историки культуры, мнимо отрешающиеся от понятия о власти и неизбежно на каждым шагу употребляющие его.Историческая наука до сих пор по отношению к вопросам человечества подобна обращающимся деньгам — ассигнациям и звонкой монете. Биографические и частные народные истории подобны ассигнациям. Они могут ходить и обращаться, удовлетворяя своему назначению, без вреда кому бы то ни было и даже с пользой, до тех пор пока не возникнет вопрос о том, каким образом воля героев производит события, и истории Тьеров будут интересны, поучительны и, кроме того, будут иметь оттенок поэзии. Но точно так же, как сомнение в действительной стоимости бумажек возникает или из того, что так как их делать легко, то начнут их делать много, или из того, что захотят взять за них золото, — точно так же возникает сомнение в действительном значении историй этого рода, — или из того, что их является слишком много, или из того, что кто-нибудь в простоте души спросит: какою же силой сделал это Наполеон? то есть захочет разменять ходячую бумажку на чистое золото действительного понятия.Общие же историки и историки культуры подобны людям, которые, признав неудобство ассигнаций, решили бы вместо бумажки сделать звонкую монету из металла, не имеющего плотности золота. И монета действительно вышла бы звонкая, но только звонкая. Бумажка еще могла обманывать не знающих; а монета звонкая, но не ценная, не может обмануть никого. Так же как золото только тогда золото, когда оно может быть потреблено не для одной мены, а и для дела, так же и общие историки только тогда будут золотом, когда они будут в силах ответить на существенный вопрос истории: что такое власть? Общие историки отвечают на этот вопрос противоречиво, а историки культуры вовсе отстраняют его, отвечая на что-то совсем другое. И как жетоны, похожие на золото, могут быть только употребляемы между собранием людей, согласившихся признавать их за золото, и между теми, которые не знают свойства золота, так и общие историки и историки культуры, не отвечая на существенные вопросы человечества, для каких-то своих целей служат ходячей монетою университетам и толпе читателей — охотников до серьезных книжек, как они это называют.