Эльзэ Ласкэр-Шюлер. Актриса
Служанка, дева
И ара, попугайный мадрил.
Она Госпожа сцены,
В чьём детском одобрении
И огромной нежности такая нужда.
Кулиса дышит,
И под её ногами
Становится шаром Земля:
Цветёт всё в долине,
Шумит дерзкий поток,
Ропщет лава в утёсе.
Когда она Катерину играла,
Несла славянской Самсонихой
Россию в дом на своих плечах.
Как и в жизни полна отваги
(Отвага формирует характер)
Читала она вздыбленные строки,
Воевала оставленным Словом
Далёкого Сочинителя
Вновь и вновь за Справедливость.
Древней гугенотской кровью написана,
В рамах из эбенового дерева, на слоновой кости пожелтев,
Улыбается Тилла в женских ликах её предков.
А как она сама себя может лишать волшебства,
Остается одна, всегда себя дарящая шельма,
Просто женский Nikolas.
Из St. Paulis матроской кнайпы
Шебечет шаткая: «Приди в мою лю-бви бе-седку...»
Действительно с шармом.
Чтоб вечером из «Белого опала»
Родопею в театре играть,
Освящает себя жена в семейной роще.
В актёрских шоу,
Надевает она мерцающий нос.
Затем Тилла великая клоуница.
Барлах изваял её голову
В голубоватом фарфоре.
Клеопатрой изобразил Слефогт.
Опускает она лицо с грозовыми глазами птиц вниз —
Сотрясается сцена от смертельной дрожи:
Alkestis.
Но часто упархивает редкостно-серая птица
Под её нежными дугами бровей так далеко прочь,
Как если бы ей никогда уже не возвратиться.
Свидетельство о публикации №124102302160