Последняя воля К. Симонова

Я не мог ничего написать о войне,
О её первых днях дать статью для "Известий".
Я не мог рассказать, как сражались в огне
В Могилёве и Жлобине — там, на Днепре...
Дан приказ был во всём разобраться на месте.
Мы спешили туда, где гремели бои,
Где уже двадцать дней грохотали разрывы.
Там на Буйничском поле узнали враги,
Что не будет в Москве их поганой ноги,
Что здесь насмерть стоят те, кто всё ещё живы.
Там и я, погружаясь в величие строк,
Понял летом того сорок первого года,
Что война для меня и блокнот, и курок,
Что победа за нами, коль подвиг высок,
И нельзя победить им такого народа.
Были вёрсты войны, боль и горечь утрат,
И всё то, что забыть невозможно поныне.
Сколько вёрст прошагал наш советский солдат,
Пол-Европы пройдя с грудью, полной наград,
На рейхстаге автограф оставив в Берлине.
Вот и я, уходя, слово молвлю жене,
О последней моей ей поведаю воле:
"Я хочу быть средь тех, кто погиб на войне,
Кто покоится в той белорусской земле,
Прах развейте и мой там, на Буйничском поле!.."