Таланту Л. Толстого. Движение - от чёрта?
Мужик говорит: это чёрт его движет.
Другой говорит, что паровоз идёт оттого, что в нём колеса движутся.
Третий утверждает потом,
что причина движения заключается в дыме, относимом ветром.
Мужик неопровержим.
Для того чтобы его опровергнуть, надо, чтобы кто-нибудь доказал ему,
что нет чёрта, или чтобы другой мужик объяснил, что не чёрт его повёз,
а немец движет паровоз.
Только тогда из противоречий они увидят,
что они все не правы. Только это и углядят.
Но тот, который говорит, что причина есть движение колёс,
сам себя опровергает,
ибо, если он вступил на почву анализа, он должен идти дальше
и дальше себя убеждает:
он должен объяснить причину движения колёс. Иначе движения не бывает!
И до тех пор, пока он не придёт к последней причине движения паровоза,
к сжатому в паровике пару, как главной видимой причины,
он не будет иметь права остановиться в отыскивании иной причины
(более глубокая, невидимая человеку причина – наличие в сжигаемом угле энергии,
нагревающей воду и создающей из воды пар, толкающий поршень – паровой энергии, …).
Тот же, который объяснял движение паровоза относимым назад дымом,
заметив, что объяснение о колёсах не дает причины, взял первый попавшийся признак
и, со своей стороны, выдал его за причину, связанную с дымом.
Единственное понятие, которое может объяснить движение паровоза,
есть понятие силы, равной видимому движению паровоза.
Единственное же понятие, посредством которого может быть объяснено движение народов,
есть понятие силы, равной всему движению этих народов.
Между тем под понятием этим разумеются различными историками силы -
совершенно различные и все не равные видимому движению силы.
Одни видят в нём силу, непосредственно присущую героям, —
как мужик видит чёрта в паровозе;
другие — силу, производную из других некоторых сил, — как движение колёс в этом паровозе;
третьи — умственное влияние, — как относимый дым
и всё связанное с ним.
До тех пор, пока пишутся истории отдельных лиц, — будь они Кесари, Александры
или Лютеры и Вольтеры,
а не история всех, без одного исключения всех людей,
принимающих участие в событии планеты нашей всей, —
нет никакой возможности описывать движение человечества без понятия о силе,
влекущей с желанием насладиться ею всласть
и заставляющей людей направлять свою деятельность к одной цели,
И единственное известное историкам такое понятие есть - власть.
____________
Л. Н. Толстой. Война и мир. Эпилог. Часть вторая
III
Идет паровоз. Спрашивается, отчего он движется?Мужик говорит: это черт движет его. Другой говорит, что паровоз идет оттого, что в нем движутся колеса. Третий утверждает, что причина движения заключается в дыме, относимом ветром.Мужик неопровержим. Для того чтобы его опровергнуть, надо, чтобы кто-нибудь доказал ему, что нет черта, или чтобы другой мужик объяснил, что не черт, а немец движет паровоз. Только тогда из противоречий они увидят, что они оба не правы. Но тот, который говорит, что причина есть движение колес, сам себя опровергает, ибо, если он вступил на почву анализа, он должен идти дальше и дальше: он должен объяснить причину движения колес. И до тех пор, пока он не придет к последней причине движения паровоза, к сжатому в паровике пару, он не будет иметь права остановиться в отыскивании причины. Тот же, который объяснял движение паровоза относимым назад дымом, заметив, что объяснение о колесах не дает причины, взял первый попавшийся признак и, с своей стороны, выдал его за причину.Единственное понятие, которое может объяснить движение паровоза, есть понятие силы, равной видимому движению.Единственное понятие, посредством которого может быть объяснено движение народов, есть понятие силы, равной всему движению народов.Между тем под понятием этим разумеются различными историками совершенно различные и все не равные видимому движению силы. Одни видят в нем силу, непосредственно присущую героям, — как мужик черта в паровозе; другие — силу, производную из других некоторых сил, — как движение колес; третьи — умственное влияние, — как относимый дым.До тех пор, пока пишутся истории отдельных лиц, — будь они Кесари, Александры или Лютеры и Вольтеры, а не история всех, без одного исключения всех людей, принимающих участие в событии, — нет никакой возможности описывать движение человечества без понятия о силе, заставляющей людей направлять свою деятельность к одной цели. И единственное известное историкам такое понятие есть власть.
Свидетельство о публикации №124102204009