Полёт над Сибирью

1.

Шаман Амыр, человек довольно молодой, летел над сибирской тайгой прямым и несколько торопливым маршрутом. Он направлялся в Нижнеудинск по делам, связанным с последним своим камланием. Заказчик этого камлания, родом из Нижнеудинска, заболел, и нужно было узнать про детские годы этого богатого, но жадного не в меру человека.

Несмотря на летнюю жару, на Амыре была надета заячья шапка, украшенная красным пояском. Она надёжно защищала его голову от ветра, свободно гуляющего по высоте. А ноги Амыра согревали валенки. Последние, чтобы не слетали с ног, были привязаны к ремню верёвками.

Внизу, среди бескрайней тайги, показался посёлок. Дома этого посёлка располагались в ряд, как зубы во рту у человека, и приветливо махали Амыру своими дымами. Приятные чувства заполнили шамана, превращая его полёт в праздник. Впрочем, этот праздник длился недолго. Амыр услышал пальбу из ружья и прислушался к ней. Из-за шума деревьев, раскачиваемых ветром, понять обстановку было трудно.

И тогда, изловчившись рукой, украшенной перстнем с изумрудом, Амыр поймал пулю. На ней были написаны слова: «Спускайся вниз, есть важное дело». И Амыр спустился на землю.

Человек, стрелявший в Амыра, оказался стариком, украшенным бородой старовера. Возраст старика выдавали глубокие морщины. Семьдесят лет, пожалуй, можно было сосчитать. Амыр схватился за камень, намереваясь побить им старика, но камень оказался заколдованным. Размером с детский кулак, он весил целую тонну! И тогда Амыр догадался, что старик, стоявший перед ним, непростой. Возможно даже шаман высокого посвящения, имевший власть над духами стихий!


2.


 Илья Петрович – именно так звали старика – разливал из медного самовара. И чашки старинной работы, изготовленные на фабрике купца NN, пели под струёй. Если внимательно прислушаться, можно было услышать песню волжских бурлаков. Радостное «Эй, ухнем!» вместе с дымком, возносившимся кверху, помогало вспомнить ужин у ночного костра!

Закончив разливать, Илья Петрович поглядел в начищенный до блеска самовар, как глядят в магическое зеркало шаманы. Хмыкнул от удивления, увидев что-то, поразившее его, и продолжил свою неторопливую беседу:

 – Вот так я, мил-человек, и попал в здешние места. И всю свою жизнь проработал бухгалтером в леспромхозе. Имею грамоты за свой труд, могу показать их при желании. А предназначенье моё, известное лишь владыке Ульгеню из Верхнего мира, было другое…

Сообщив эту новость гостю, Илья Петрович закашлялся в кулак. Астма, давно уже мучавшая его, расцвела на щеках алыми пятнами. Когда же астма его отпустила, сообщил:

– А ты, я вижу, с Алтая держишь свой путь. Из Уймонской долины, известной на всю Сибирь своими шаманами, как самовар мне сообщил. А ну, сознавайся в истинности слов, сообщённых мне самоваром!

Амыр развёл в ответ руками. И взял со стола пирожок, давно уже его звавший, начинённый капустой, как он предполагал.

– Разговор у нас такой, словно мы выросли рядом. И с раннего детства – друзья! – заметил Амыр.

– Долгие жизни, многие жизни, – вздохнул Илья Петрович и перекрестился. Затем указал на стеклянную вазу, стоявшую на столе. – Ты про мёд не забывай. Мёд у меня особенный, шаманский. Собирал его в полнолуние, когда цветёт иван-чай!

В вопросе, касающемся ясновидения, Амыр был и сам хоть куда. Он поглядел на хозяина так, словно читал невидимую книгу. И шевеля своими пальцами, словно переворачивал страницу, сообщил:

– Хороший ты был шаман в прошлой своей жизни. Охотник был хороший, на коне ездил хорошо. Пошто, хочу тебя спросить, алтайцем снова не родился?

Илья Петрович, похоже, был ранен этими словами. Он попробовал нюхательного табаку, привезённого его знакомым из Тибета, посмотрел в окно, в котором взволнованная курица поджидала знакомого петуха, и ответил:

– В русском теле пожить захотел, на русской бабе жениться. В прошлой-то жизни я шибко с русскими дружил. Частенько в гости к ним ездил!

– Ну, ну, – усмехнулся Амыр и поглядел на часы, висевшие на стене, взглядом делового человека. – Жалеешь об этом, поди? И когда утки летят на юг, тянет в Уймонскую долину?

Илья Петрович напрягся как вожжа, которая требует от лошади остановки.

– Ты мне душу не береди, – ответил он. – Тянет, не тянет – дело не твоё! Алтайский народ уважаю, но алтайцем родиться снова не хочу. Желаю на мир посмотреть, каков он есть на самом деле. Вон, историю Норвегии в последние годы изучаю…

Амыр, услышав про далёкий северный край, поперхнулся. Еда застряла в его горле, не желая перемещаться ни туда, ни сюда. Затем утёрся полотенцем, расшитым красными петухами, и встал из-за стола.

– Ну, мне пора!

Илья Петрович кивнул головою. Провёл гостя по недостроенной веранде, где были свалены рамки для ульев, рыболовные сети и проволока, из которой местные жители делали перемёт. И подведя к калитке, спросил:

– Ты в Нижнеудинск через посёлок Лесной полетишь или напрямую, через горы?

– Напрямую.

Илья Петрович поглядел на небо, как глядят на него охотники и рыбаки, и сообщил:

– На этом маршруте имеется одна опасность, связанная с магнитной аномалией горы. – Давай-ка, сынок, я тебя провожу…


3.


Илья Петрович летел прямо, как летает обычно бумажный змей, застёгивая пуговицы на своей фуфайке. Да, что ни говори, а прежний опыт не забывается. Душа живёт чувствами, а дух – знанием, накопленным в веках! И старый шаман, проработавший всю свою жизнь бухгалтером леспромхоза, видел пальцы с острыми когтями, входя своим сознанием в сознание птиц…

Мимо летело облако, похожее на мочалку, и Илья Петрович вспомнил про баню в выходной. Увидел орла и полетел за ним, как за своим коренным учителем. Набрал высоту, на которой летают обычно вертолёты, и только после этого обернулся назад. Амыр, летевший за ним, истекал потом от напряжения. Словно его отстегали веником и уложили на банную полку просыхать!

Илья Петрович помахал Амыру рукой. И крикнул властно, как кричат обычно педагоги:

– Свободной птицей себя представляй. Читай заклинанья нараспев, растягивая буквы, как резинку!