Вольтер Микромегас отрываок

«Микроме;гас» (фр. Microm;gas) — философская повесть (conte philosophique), написанная в 1752 году французским философом и сатириком Вольтером.


История рассказывает о посещении Земли гигантским (ростом 120000 футов) существом с планеты, вращающейся вокруг Сириуса, и его менее крупным компаньоном с Сатурна.


Замысел повести был почерпнут Вольтером из свифтовских «Путешествий Гулливера».

 Вероятно, написана на основе рассказа «Путешествие барона де Гангана», посланного в 1739 году Фридриху II и впоследствие утерянного



Житель Сириуса, который путешествует в сопровождении секретаря Академии Сатурна с одной планеты на другую. На Земле они находят микроскопических животных, умеющих говорить. Их философские идеи, самоорганизация и политическое устройство позволяют Микромегасу сделать далеко идущие выводы. Идеи, порядки и принципы, на которых основано это общество, чужеродны представлениям М. о разумности и благе. Сатурн и Сириус, откуда прибывают ученые М. и сатурналиец, понадобились Вольтеру для «освежения читательского восприятия», к чему он стремился в каждой своей философской повести, следуя примеру Монтескье и облекая полемику с Локком, Паскалем, Лейбницем в жанр фантастической повести, в форму иносказательного рассказа. Основная мысль М. состоит в том, что люди всегда и везде чем-то недовольны и оттого не умеют быть счастливыми.

Идея Паскаля о бесконечности Вселенной развита у В. — человек, занимая в мироздании ничтожно малую планету, умудрился наполнить свой крохотный мир злом, страданиями и несправедливостью. «Мне даже захотелось… тремя ударами каблука раздавить этот муравейник, населенный жалкими убийцами», — говорит М. «Не спешите. Они сами… трудятся над своим уничтожением», — отвечает ему секретарь Академии.

Попытка Микромегаса образумить землян, написав для них философскую книгу о смысле бытия, ни к чему не привела: в парижской Академии наук в ней не разглядели ничего, кроме белой бумаги.


Микромегас — один из просвещённейших умов нашего времени; <…> ему не было и двухсот пятидесяти лет, и он, согласно обычаю, ещё учился в иезуитском коллеже своей планеты, когда, ведомый лишь собственным разумением, составил и доказал более пятидесяти теорем. <…> К четырёмстам пятидесяти годам — на пороге юности — Микромегас занялся анатомическим исследованием тех крохотных насекомых, которые не имеют и сотни футов в диаметре и не поддаются наблюдению в обычный микроскоп; он написал о них весьма любопытную книгу, навлекшую, однако, на него кое-какие неприятности. Муфтий его страны, страшный придира и вместе с тем невежда, нашёл в книге положения подозрительные, опасные, дерзкие, еретические и отдающие ересью, после чего начал яростно преследовать автора; речь шла о том, тождественна ли субстанциональная форма у блох и улиток Сириуса. Микромегас защищался весьма остроумно и привлёк на свою сторону женщин; тяжба длилась двести двадцать лет, и в конце концов муфтий добился того, что книга была запрещена законниками, хотя они её и не читали, а автор получил приказ не являться ко двору в течение восьмиста лет.


Микромегас весьма мало опечалился удалением  от двора, занятого сплетнями и ничтожными интригами. Сочинив насмешливую песенку о муфтии, на которую тот не обратил внимания, он отправился путешествовать по чужим планетам, чтобы, по известному выражению, завершить образование ума и сердца. Те, кто путешествуют в почтовых каретах или берлинах, несомненно, будут немало изумлены экипажами, которые в ходу у обитателей иных миров: ведь мы, живущие на комке грязи, способны воспринимать только то, к чему привычны. Наш же путешественник прекрасно знал законы тяготения  и  умел использовать притягивающие и отталкивающие силы. И вот, то с помощью солнечных лучей, то на попутной комете он вместе со своими слугами перелетал с планеты на планету, подобно тому, как перепархивает с ветки на ветку птица.
 Таким способом он за недолгий срок облетел весь Млечный Путь, но я вынужден заявить, что сквозь звезды, каковыми тот густо усеян, Микромегас не увидел того дивного эмпирического неба, которое прославленный викарий Дерем, как он сам похвалялся, сподобился узреть в простую подзорную трубу. Нет, боже упаси, я вовсе не хочу сказать, будто господина Дерема подвели глаза, но Микромегас побывал там, наблюдатель он превосходный, что же касается меня, я не собираюсь никого опровергат

И для начала поведайте мне, сколько чувств у людей на вашей планете.

— Семьдесят два, — сообщил академик, — но мы непрестанно сетуем, что их так мало. Воображение наше рвется за пределы отпущенного нам. Да, у нас семьдесят два чувства, кольцо вокруг планеты, пять лун, и все же мы сознаем всю нашу ограниченность и, несмотря на пытливость и многочисленные страсти, следствие семидесяти двух чувств, у нас всегда хватает времени скучать.



 — У обитателей моей планеты около тысячи чувств, и все же нас постоянно томит какая-то неясная жажда, смутная тревога, беспрерывно нашептывая нам, что мы ничтожны и что есть существа куда совершеннее нас. Я немного поездил по свету, видел смертных, находящихся на более низком уровне, в сравнении с нами, видел и тех, что намного нас превосходят, но таких, чьи желания совпадали бы с насущными потребностями, а потребности с возможностями их удовлетворения, не встречал.


НА ЗЕМНОМ ШАРЕ

 



На старом месте они обшарили все

вокруг, наклонялись, ложились, ощупывали землю руками, короче, делали все,

чтобы выяснить, обитаема планета или нет. Но их глаза и руки были слишком

велики, а крохотные существа, которые здесь пресмыкаются, слишком ничтожны,

и поэтому органы чувств наших путешественников не подсказали им, что мы и

наши ближние, обитатели этой планеты, имеем честь существовать.

 

Карлик с Сатурна, который порой бывал слишком скоропалителен в своих суждениях,

тут же заявил, что на Земле нет жизни. Основывался он на том, что никого не

видит. Микромегас вежливо дал ему почувствовать, что вывод этот несколько

опрометчив.


— Ваши маленькие глаза не видят звезд пятидесятой величины, которые я вижу совершенно отчетливо. Неужели же вы на этом основании придете к выводу, что этих звезд не существует?

— Но я же ощупывал! — настаивал карлик.

— У вас недостаточно чуткие пальцы, — ответил Микромегас.


И Микромегас обратился к другому философу <…> и спросил у него, что такое душа и в чем проявляется её деятельность.
— Ни в чём, — ответил последователь Мальбранша. — За меня всё делает бог; я вижу всё в нём, созерцаю всё в нём, это он вершит земные дела, а я ни во что не мешаюсь.
— Ну, это всё равно, что вовсе не существовать, — возразил мудрый сирианец


… эта планета так дурно устроена, здесь всё такой неправильной, такой нелепой формы и повсюду царит такой беспорядок! Посмотрите на эти ручейки, из которых ни один не течёт по прямой, на эти пруды расплывчатых очертаний, которые не назовешь ни круглыми, ни квадратными, ни овальными, на эти остроконечные камешки, усеявшие планету и исцарапавшие мне ноги. (Он имел в виду горы.) Обратите внимание и на форму всего шара: он так сплющен у полюсов и так неуклюже вертится вокруг солнца, что климат в полярных областях непригоден для жизни. Я уверен, что планета необитаема хотя бы уже потому, что сколько-нибудь здравомыслящие существа не согласятся жить в таких условиях.
— Ну так что же? — сказал Микромегас. — Может быть, здравомыслящих существ здесь действительно нет, но тем не менее нельзя пренебрегать вероятностью того, что всё это создано не впустую.



Вполне возможно, что это планета не для здравомыслящих людей, — заметил Микромегас. — И все-таки существует вероятность, что сотворена она не зря. Вас возмущает здешняя неправильность формы только потому, что на Юпитере и Сатурне все по линеечке. А вдруг здесь все несколько хаотично именно в противовес тамошнему порядку? Я ведь, кажется, говорил вам, что, путешествуя, повсюду отмечал поразительные различия?

Но у сатурнианца на все находился ответ. Спор так никогда бы и не кончился, если бы не счастливая случайность: Микромегас, горячо доказывая свою точку зрения, порвал алмазное ожерелье. Алмазы — прекрасные камешки разной величины, самый большой из которых весил четыреста фунтов, а самый маленький пятьдесят, — рассыпались по земле. Карлик поднял несколько, поднес, рассматривая, к глазам и обнаружил, что хорошо ограненный алмаз великолепно может заменить лупу. Себе он выбрал небольшую лупу — диаметром в сто шестьдесят футов, а Микромегасу — в две тысячи пятьсот. На первых порах друзья ничего не увидели: лупы были превосходны, но к ним нужно было приноровиться.


Наконец сатурнианец заметил в волнах Балтийского моря еле различимое существо; это был кит. Карлик мигом подцепил его мизинцем, переложил на ноготь большого пальца и продемонстрировал жителю Сириуса; тот вторично не смог удержаться от смеха, и на сей раз причиной послужила исключительная ничтожность обитателей нашей планеты. Убедившись в наличии жизни на Земле, сатурнианец мгновенно сделал вывод, что населена она одними китами, а поскольку он был великий умник, ему захотелось выяснить, за счет чего движется этот крохотный атом, присуши ли ему идеи, воля, свобода выбора. Пытаясь разрешить этот сложный вопрос, Микромегас тщательно осмотрел животное, и приговор был таков: трудно предположить, что в подобной козявке может найтись место для души. Оба  путешественника уже готовы были согласиться, что у обитателей Земли нет разума, но тут через свои лупы они увидели в волнах Балтийского моря нечто гораздо более крупное кита.


Микромегас протянул два пальца к появившемуся предмету, но, боясь промахнуться, отдернул, развел их, свел, ловко подхватил корабль вместе с плывущими на нем философами и осторожно, стараясь не раздавить, переложил на ноготь большого пальца.

— Смотрите-ка, это животное иной породы! — изумился карлик с Сатурна.


 Лупа, сквозь которую он с трудом различал кита и корабль, оказалась слишком слаба, чтобы разглядеть столь мизерные существа, какими являются люди.



Микромегас, оказавшийся гораздо лучшим наблюдателем,  чем карлик, обнаружил, что атомы разговаривают между собой, и обратил на это внимание своего товарища. Однако тот, устыдясь за то, что так ошибся с размножением, никак не хотел поверить, будто эти козявки могут обмениваться мыслями. Способности к языкам у него были ничуть не хуже, чем у обитателя Сириуса, но он не слышал голосов атомов и потому заключил, что они не говорят. Да и где у этих

неразличимых козявок может быть орган речи? Что они могут сообщить друг

другу? Чтобы говорить, надо хоть чуть-чуть мыслить, а чтобы мыслить, они

должны иметь нечто, равнозначащее душе. Но абсурдно же предполагать, будто у

этих существ может быть что-то, хотя бы отдаленно напоминающее душу!


— Тем не менее, совсем недавно вы были уверены, что они занимаются любовью, — заметил Микромегас. — Значит, вы считаете, что любовью можно заниматься, не думая и не произнося ни слова или хотя бы не попытавшись понять друг друга? Иначе говоря, вы полагаете, что придумать довод куда труднее, чем родить ребенка? Мне же и то и другое представляется величайшим таинством.

— Я не смею больше ни утверждать, ни отрицать, — отвечал карлик. — У меня нет никакого мнения. Попытаемся исследовать этих насекомых, судить же будем после.

— Весьма разумно, — согласился Микромегас.

Они убедились, что речь козявок вполне

осмысленна, хотя никак не могли объяснить подобную игру природы.


Карлик-сатурниансц, чей голос был мелодичнее, чем у Микромегаса, в

нескольких словах растолковал им, с существами какого рода довелось им иметь

дело. Он рассказал людям про путешествие с Сатурна, сообщил, кто такой

господин Микромегас, и, выразив соболезнование по поводу их крохотности,

поинтересовался, всегда ли они пребывали в столь ничтожном состоянии,

граничащем уже с небытием; что они делают на планете, хозяевами которой, по

всем признакам, являются киты; счастливы ли они, способны ли размножаться,

есть ли у них душа, и задал еще множество вопросов в том же духе.


Некий  мыслитель,  бывший посмелее прочих и  притом  возмущенный

высказанным сомнением в наличии у него души, навел на сатурнианца квадрант,

снял, глядя через диоптры, два отсчета, а после третьего изрек...— Милостивый государь, вы, очевидно, полагаете, что если в вас от

макушки до пят тысяча туазов, то вам позволительно…


И тогда Микромегас произнес следующую тираду:

— Теперь я более, чем когда-либо, убежден, что ни о чем нельзя судить

по его размерам. Господи, ты даровал разум столь неприметным, крохотным

существам!

Для тебя сотворить бесконечно малое так же просто, как бесконечно

большое, и если возможны существа еще меньше этих, то они вполне могут

разумом превосходить те величественные твои создания, которых я встречал на

далеких звездах и которые способны своей ступней накрыть эту планету.

На это один из философов сказал ему, что он может не сомневаться в

существовании разумных тварей, которые гораздо меньше человека. Он поведал

Микромегасу про пчел, но отнюдь не мифические истории Вергилия, а то, что

открыл Сваммердам и подтвердил анатомическими исследованиями Реомюр...

РАЗГОВОР С ЛЮДЬМИ

 

Беседа мало-помалу становилась все интересней, и Микромегас сказал:

— О разумные атомы, в которых Вечное Существо являет свое безграничное всемогущество, вы на своей планете, несомненно, должны вкушать одни только чистые радости. В вас столь мало материи, вы кажетесь воплощением духовного и жизнь свою, видимо, проводите в наслаждениях и размышлениях, ибо в этом и состоит истинная жизнь духа. Я нигде не видел подлинного счастья, но здесь, вне всякого сомнения, встретил его.

После этих его слов философы смущенно потупились, а самый откровенный из  них честно  признался, что все человечество, за очень небольшим исключением, отношение к которому, кстати, весьма пренебрежительное, — это свора безумцев, злодеев и несчастных.

Микромегас содрогнулся и спросил, какова причина такой жестокой распри между столь ничтожными существами.


— Несколько кучек грязи размером с ваш каблук, — ответил философ. – Но ни один из миллионов людей, участвующих во взаимном истреблении, не притязает на обладание хотя бы крупинкой этой грязи. Война ведется для того, чтобы определить, кому во владение перейдут эти кучки: человеку, которого титулуют султаном, или тому, кого по неведомой причине именуют кесарем. Ни тот, ни другой никогда не видел и не увидит клочка земли, из-за которого ведется война, равно как почти никто из тех, что взаимно уничтожают друг друга, никогда не видел существа, ради которого убивает или позволяет себя убить.

— О, гнусность! — в негодовании вскричал обитатель Сириуса. — Откуда в них столько неистовой злобы? У меня возникает желание несколькими пинками разнести этот муравейник, обиталище бессмысленных убийц!


  Душа - это зеркало, в котором отражается мир, а тело - рама зеркала. По-моему, это совершенно очевидно.

Вольтер - Микромегас