Виктор Каган

ВИКТОР КАГАН
(род. в 1943 г.)

То шёпотом, то лепетом, а то едва-едва
За шелестом, за трепетом откроются слова,
То затеняя ясное, то проясняя тень –
Опасные, прекрасные и просто дребедень,

То чайкою, то ласточкой, то воробьём в пыли,
Печалью, болью, ласкою родившей нас земли …
И станут белой цапелькой надежды и судьбы,
И в чью-то душу – капелькой с прикушенной губы.

***

Время смеялось, плакало, пело,
в небо стучалось, билось о дно,
с ритма сбивалось, парило, летелo.
Господи, как это было давно.

Мало не много, много не мало.
День занимал собой ширь бытия.
До горизонта лежало начало.
Морем казалась дня полынья.

День был длиннее долгого года.
Год был короче мелькнувшего дня.
Неутолимого голода к;да
день завершала, звеня и маня.

Но ворожа, заклиная, пророча,
таяли дни, растворясь во вчера,
завтра рождалось в таинстве ночи
и умирать начинало с утра.

Пахло грибами, костром, листопадом,
снегом, распутицей, пыльной жарой,
дни уменьшались под времени взглядом
и заплетались густой мишурой,

переливаясь в минувшей минуте,
перекликаясь с кукушкой в часах,
и разлетались, как шарики ртути,
как между пальцев песок в небесах.

Тиканье сердца. Шорохи света.
Заново учишь, что знал наизусть.
Вертится в воздухе жизни монета.
День ото дня всё прозрачнее грусть.

***

Одышливая чушь ночей дождливых.
Рассветный шорох шариков росы.
Пар над рекой и крики птиц болтливых
В разгаре лета средней полосы.

Забор зарос малиной и крапивой.
Играет ветер шаткою доской.
И воздух пахнет смертной и счастливой
Российской шалой блажью и тоской.

Сойти с ума, чтоб истина открылась.
Откроется – и руки наложить,
Благодаря судьбу за гнев и милость
До этого мгновения дожить.

И птицы будут петь и под стрехой гнездиться,
И у дороги прорастать пырей ...
Душа – ответчица?
О, нет – она истица!
Что ей за дело до твоих царей?!

Сядь на крыльце.
Пускай скрипит калитка
И за спиной сверчок в тепле жилья поёт,
И льнёт к стволу неслышная улитка ...
И на душе светло ...
...Но это всё пройдёт.

***

Всё, что было, и всё, что знали,
замусолили, заболтали
и затёртой монеткой в углу
слово ёжится на полу.
Словеса резвятся в канкане,
протирают дыры в кармане
и на спрятанный в дырах кукиш
даже тени слова не купишь.
Онемеет язык, а губы,
будто иерихонские трубы,
тщатся, тужатся в хлопьях пены,
и от слова не рухнут стены,
не развеются блажь и морок,
не раскроются крылья створок,
чтобы в отблесках перламутра
проступило сквозь вечер утро.
Мир летит, кувыркаясь и плача,
ничего без слова не знача,
ничего не обозначая,
словно чайная чашка без чая.
А ты спишь.
К твоему изголовью
льнут слова о любви и с любовью,
и под пологом спящего крова
мерно дышит бессонное слово.

***

Ах, как бы это, Господи, забыться на часок,
чтобы светло и радостно, как в детстве поутру,
когда на лбу два лучика сплетались в поясок,
а за окном два облака качались на ветру.

Ах, как бы это, Господи, чтоб музыка плыла
рассеянно, задумчиво, так просто, никуда,
как будто между нотами прорезались крыла,
как будто между пальцами не утекли года.

Ах, как бы это, Господи, ах, как бы это так
почудилось-поверилось, что живы мать с отцом,
по свету бойко катится, как Колобок, пятак,
пока вздремнуть не вздумает под золотым крыльцом.

Ах, как бы это, Господи, проснуться на часок
на танцплощадке старенькой, где вместо соловья
играет радиола незатейливый вальсок
и так робеет девочка, и так робею я.

Ах, как бы это, Господи... Но, Господи , никак.
Ну, разве сон привидится, когда уснуть нет сил
и память подаёт тебе прозрачный тайный знак
о том, что скоро сбудется всё то, о чём просил.

Ах, как бы это, Господи...да , Господи , легко –
смычок луча касается незримых струн души
и жизнь в три такта кружится легко и широко,
и звук переливается в неслыханной тиши...

Замри и не дыши.