Р. М. Рильке. Парки

I
Парки из неслышного распада
неуклонно ввысь устремлены;
под небесной россыпью громады,
гордые наследья старины,

через план газонов несомненный
рвутся вдаль и тянутся назад,
вечный их хранитель - суверенный
расточительства уклад,

и под стать для царского венца
выручка – растущее величье:
повторённые в себе обличья,
блеск приветный, пышность багреца.


II.
Тихим аллей потоком
схваченный с двух сторон,
чуть мелькнувшим намёком
всякий раз увлечён,

выйдешь туда, где нежданно
вид разделят с тобой
четыре скамьи у фонтана,
скрыты в тени густой;

в отрешённое время,
что одиноко идёт.
На пьедестал, чьё бремя
исчезло, под струи вод

ты вознесёшь глубокий
вздох, долгожданный здесь;
текут серебра потоки
за тёмный край, ты весь

их окружён речами,
став, как своё, им мил.
И словно ты под камнями,
что внемлют тебе, застыл.


III.
Скрыт от прудов за рамою древесной,
как в старину, взыскательный надзор
владык. Они минуты неизвестной
ждут под вуалями, когда сеньор

придёт, и вновь захочется унять
грусть лёгкую иль прихоть настроенья,
и с мраморных бортов спустить опять
шпалеры, где былого отраженья,

как с изумрудною травою луг,
с серебряным и розовым, порою
с вельможным белым, пылкой синевою,
и там король, и дама, и волною
кайма цветов колышется вокруг.


IV.
И природа, властелин исконный,
лишь случайности чиня урон,
приняла тех королей законы,
расстелила тапи вер, чтоб сон

древних чащ, деревьев нарастанье
воздымать из зелени своей,
вечера творить по описанью
от влюбленных посреди аллей

кистью мягкою, что в лаке ясном,
как улыбки отсвет, затаила
блеск, разлитый всюду: здесь видна

прелесть мира хрупкая, не сила,
та, что им самим отличена,
чтоб на острове, любви подвластном,
полном роз, возвысилась она.


V.
Боги у аллей, что чтимы рьяно
не были и прежде, что стареть
выставлены в скверы без изъяна,
только забавлявшие Дианы
между тем как сквозь рассвета медь

королевские рвались облавы, -
боги, в коих лишь предмет забавы
кто-то мог порою усмотреть,

но не уповать на них. Вуали
псевдонимов, чей скрывал покрой
тех, кто расцветали иль сгорали,
боги, что с улыбкой чуть внимали,
прикладные боги, но порой

вновь властительны, как в древних кущах, -
в миг, когда восторг садов цветущих
с них срывает поз застывших хлад,
и, тенистым трепетом одеты,
молвят не скупясь они обеты,
лишены обличий и преград.


VI.
Чувствуешь, как движеньем
здесь полны все пути:
вниз по забытым ступеням,
сквозь пустоту по склонам
тихо спешат пройти,
над уступами всеми,
чьё их сжимает бремя,
замедляет и гнёт,
к далёкой озёрной глади,
где их (как будто глядя
на равного), парк отдаёт

простору тому достояньем,
чей свет с ответным сияньем
пронзал его без препон,
откуда в нём собраны стали
дали со всех сторон,
когда из прудов прохладных
к облакам вечеров нарядных
в небо бросился он.


VII.
Но в воде вазонов, где наяды
больше не найдут уже отрады,
отраженья их искажены,
как пойдя ко дну; сквозь балюстрады
в далях тропы стеснены.

Круглый год летит, кружась, с ветвей
влажная листва, как на ступени,
словно весть дурная в птичьем пенье,
как отравлен каждый соловей.

Даже вёсен щедрость оскудела,
куст им здесь не верит ни один;
нехотя отживший, потускнелый,
застоявшийся жасмин

веет запахом, где тлен давно.
Прочь идёшь, объятый мошкарою,
неотступной, будто за спиною
 в прах истёртый всё обращено.



Оригинал: http://rainer-maria-rilke.de/090055dieparke.html