Сожгите, непременно сожгите меня...
Улица Орджоникидзе, 4
Здесь 12 марта 1940 года был кремирован Михаил Булгаков.
-«Одно могу Тебе я точно предсказать,
У стен сего монастыря Ты будешь почивать»
***
Мой друг я все таки умру,
Возможно даже очень скоро,
Не начинай о вечном спора,
И ложь не превращай в игру.
О прошлом я уже не плачу,
Оно не более чем дым.
Мне жизнь досталась наудачу,
Но я давно был молодым.
И вот теперь мне чаще снится
Те, с кем я был еще знаком,
Не хочет сердце больше биться,
Душа мертвеет холодком.
И каждым днем мне радость реже,
И больше никаких безумств,
Теперь восторгами не брежу,
Остался жалкий ворох чувств.
Я прост в своих скупых желаньях,
Все как то стало скушно мне,
Я много знал в своих скитаньях
Мне много виделось во сне.
Когда мои глаза закроют
Не трать не время, не слова,
Боюсь меня живым зароют
О Гоголе жива молва.
Он так боялся этих бредней,
А правда это или нет
И перед каждою обедней
Просил у Господа совет.
Я не хотел бы тлеть в могиле,
Мне пеплом как то проще быть,
Пусть память остается в силе,
О прочем можно и забыть.
Но знаю я чрез долги годы,
Меня прочтут, меня поймут
И жизнь я вырву у природы,
Ведь не напрасен был мой труд.
Пусть не услышу я ответа,
Не выпал жребий мне такой,
Я буду не достоин света,
Я только заслужил покой.
***
«А теперь по городу его, стало быть, будут возить! Сейчас, это значит, его в крематорий везут жечь. А из крематория опять тащи его к Новодевичьему монастырю», — говорил Маргарите Азазелло в одной из редакций романа «Мастер и Маргарита». Феномен кремации был одним из символов новой, Советской России.
Умирающий Булгаков просил, чтобы в память о нем была проведена гражданская панихида, а тело было кремировано. Сергей Ермолинский в беседе с М. Чудаковой говорил, что Булгаков «боялся того, что случилось с Гоголем! Нет-нет — в крематории! Там даже если очнешься, не успеешь ничего почувствовать — пых, и все!“».
***
Свидетельство о публикации №124101905820