Евгений Негодин. 2-я редакция

Становление нетипичного гражданина, нетипичная история со счастливым концом

ЕВГЕНИЙ НЕГОДИН, ЧАСТЬ 1, СТАНОВЛЕНИЕ

Его фамилия Негодин
с младых ногтей до сей поры
будила гнев в честном народе
у всех — от мам — до детворы!
Когда московские дворы
стыдливо окна прикрывали,
когда наганы доставали,
когда друг друга целовали
детишки нашего двора!
Начнём, мой друг, пришла пора!

Любил различны он забавы
гораздо более, чем труд,
с учебой, кои всё сотрут!
Да, Ленин с Крупской были правы,
на Ницше мня найти управу!
О времена, мой друг, о нравы!
И пионерский галстук свой
носил, как вымпел боевой.

Но папа с мамой не снимали
с Евгения тугой узды —
интеллигенты, понимали,
где дать конфет, а где труды
их тщетны были, и напрасно
во мраке ночи, утром ясным,
за разом раз, за годом год
на ум Евгению нейдёт
наука суетных дерзаний!
Cовсем других он ищет знаний,
нагорной проповеди дух
он ищет в сущностях наук!

Пока Негодин обучался,
прошли расцвет и крах эпох.
Он оглянулся, почесался,
нашел, что мир не так уж плох,
что дух кровавой тирании
забыт, но, вроде, не прощен,
народ сочувствует Марии,
а Прессиадой возмущен,
что разномастные мессии
лояльно приняты Россией,
что демократы всех пород
уже влияют на народ.

Характер Жени чужд геройству,
но кое в чем Евгений прав —
имел немного беспокойства,
и не испытывал расстройства
от ущемленья личный прав,
и не курил различных трав.

Он видел — рыцари свободы
спешат испить свободы чашу-
любой. Но главное — не нашей,
певцы, поэты, нищеброды,
везде, но только бы не в Раше!
Свою страну — корабль уродов —
обитель зла, тюрьму народов,
никто любить не обещал,
никто срамить не запрещал!

На Женю изредка трудились
пять-шесть толковых человек,
слегка отравою марксизма
пьяны, (прощай, двадцатый век…).
Но — где ты, воля, где харизма?
Увы, далече — в прошлой жизни!
Прибегнуть впору квиетизму…
Всем тем, что к равенству стремились
век новый крылышки пресек…
Больших успехов не добились,
и все же — жаловаться грех!

Тверёзым курсом плыть старались
его указанным рукой,
житейской пользы добивались,
и матерьяльной кой-какой!

Он был нередко понукаем,
чтоб капитал приумножать,
побольше в житницы стяжать,
ан нет — различными путями
сего старался избежать,
а больше — в люле полежать!

Но кое-что известно стало
об обстоятельствах сего,
о том, что всё-таки достало
героя, Женю моего…

Не говоря о Брестском мире
и воспоследующей войне,
герой смотрел на вещи шире —
кого и как мочить в сортире,
Саддам — чудак а Буш — феллах,
речь не об этих шла делах…

Увы, не счастия он ищет,
прошли весёлы времена,
когда иное влогалище
милей ему, чем литр вина!

Ничто Евгений не приемлет —
ни баб, ни модное авто,
сидит на лавочке и дремлет,
все надоело и не то!

Ни промеж ног кудрявый волос
весёлых дум не пробудит,
ни тонкий стан, ни звонкий голос,
герой сердитый и небрит.
Уже почти четыре года
большим доверием народа
Евгений щедро облечен,
но — вот в чем фокус заключен —

Евгения вполне устроил
тот факт, что он давно построил
кой-где домишко кой-какой
в лесу, над плавною рекой…

Не знаю, по какой причине
культурный, молодой мужчина,
как конь здоров, в расцвете лет —
и вот те на — покинул свет!
Нам знать об этом ни к чему,
пусть спится сладостно ему.

Его порою в свет выводят
немногочисленны друзья,
по заведеньям злачным ходят,
твердят, что так мол, друг, нельзя!

Чу — мчится круизЁр могучий,
в нём наш герой, мрачнее тучи,
да с другом, Вовой Понятых —
послушаем диАлог их:

— Я удивляюсь Вам, Евгений,
и Вас, возможно, удивлю —
из Ваших вялых выступлений
я понял — Вы, брат, чистоплюй.

Такой боязни потаенной
приять частицу жизни тленной
не разделял я до сих пор,
я сам несусь во весь опор —
все знать, все зреть, все осязать,
вдохнуть, попробовать, услышать,
стремлюсь от жизни больше взять,
пока суровый голос свыше
не приказал еще лежать.

Давай раздуем огнь желаний,
проявим ширь своих натур,
в водоворот ланит и дланей
нырнем — пусть плачет Эпикур!
Пусть вперемешку кони, люди,
вагина в стразах, хрен на блюде,
да что там хрен, покажем всем,
кто мы, откуда, и зачем!

Евгений, направляя вожжи,
кивал покорно головой —
такой расклад, хоть и возможен,
твой разум дерзкий и живой
моей апатией встревожен
напрасно, друг любезный мой…

Напрасно напрягать сознанье,
и чувством душу наполнять —
уж лучше гроба громыханье,
чем душ смятенных покаянье
и сирых мытарей страданья
без утоленья оставлять!

Я знаний горького лекарства
искал, как пьяница вина,
и сам венчал себя на царство
в своем, запретном государстве,
где сирых нет. А из окна
лишь площадь Красная видна!

Где жизнь полна чудесных странствий,
и ярких лун, и дивных лет,
где тесным кажется пространство,
и добрым мир, и теплым свет,
где люди кажутся большими,
и время кажется большим,
ничтожным — то, что совершили,
великим — то, что совершим!

Но боже мой, не мне ли время
стряхнуть уныния покров!
Не глух, не слеп, да и не нем я,
я жив, и, кажется, здоров!

Гляди на сонм бродяг несчастных,
Кому блаженства не дал Бог!
На нас, приматов безучастных
ужель ослеп ты и оглох?

Натуры ширь явить в разврате —
вот свойство низменной души!
Не в споре, не в бою, в кровати!
Вот насмешил, так насмешил…

Не в том ли доблесть гражданина —
идти туда, где ветер в грудь,
найти срединный, прочный путь,
и, прожив жизнь до середины,
в душе смятенной сохранить
любви нервущуюся нить!

ЕВГЕНИЙ НЕГОДИН, ЧАСТЬ 2, КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА

В этой повести нет назидательных смыслов,
Мне совсем не по нраву подобные вещи!
Пусть мотор износился и флаги провисли,
Я готов, я таков, я могу и похлеще.

А пока, разложив всё, что помню, по полкам,
Расскажу это всем, кто не против послушать,
Хоть и нет в этих сказках особого толку,
Я сегодня готов выворачивать душу

Начинается день неожиданно быстро,
расторопный рассвет растрепало на части,
солидола с соляркой осталось в канистре
с гулькин хрен, хвост субмарины сдал на запчасти

Беспринципный сосед, грубиян и невежда,
и к тому же по праву слывущий подонком,
но, тугие чресла облачая в одежды,
я решил, что смогу продолжать эту гонку!

К черту правды слюнявые скользкие сопли,
мне присущ вездесущий моральный законец!
Вся история — след моих рук, моих стоп ли,
я спокоен как швед, и горяч, как японец.

Это я выгоняю козлов с ваших грядок,
это я лью бальзам на ожог ваших душ,
это мне говорят — наведи-ка порядок,
я таков, я велик, не ребенок — но муж!

Но довольно елозить сознаньем по древу,
хватит басней с ладони кормить соловья,
мне сегодня без удержу надобно деву,
если кто целомудрен — то это — не я!

Целомудренно мудрствуя целыми днями,
не ценя целины, не целуя гражданок,
озаряю зарю ходовыми огнями,
привнося атмосферу несвежих портянок.

Проглотив на ходу авокадо на ветке,
вижу — чей-то линкор розовеет по курсу!
Не меняя позиции, жму на гашетки,
шля в корму ему ФАБ и четырнадцать ПТУРСов!

Капитан озадачен таким оборотом,
приспускает команда повисшие флаги,
завершая маневр, ухожу с отворотом,
вспоминая, что кончился полис ОСАГО.

Между тем, замечаю на траверсе Raptor,
непосредственно сеющий страх и угрозу!
Я его, отмечая как факт этот фактор,
взял в прицел, не меняя ни курса, ни позы.

Попыталось уйти острие технологий,
применив целый ряд инфракрасных ловушек,
но куда ему, с миром покойся, убогий,
Made in Russia быстрее твоих побрякушек!

Наблюдаю паденье болтов и заклепок,
парашют не преследую, это святое!
Даже если ты гад и противный ушлёпок,
мы один на один, это значит — нас двое!

Я заканчивал день абордажем линкора,
капитанские внуки играли в рулетку,
я был зол, и сказал капитану с укором —
вы смешны, как щегол на банановой ветке!

Здесь Байкал, капитан, а отнюдь не Карибы!
Капитан помолчал, поправляя пилотку…
А скажите мне честно, мой друг, вы смогли бы
загонять в океане шальную селёдку?

Не могу, капитан, по другому воспитан,
мой удел — защищать, и вершить справедливость,
лучше дайте матрас, чтоб откинуть копыта,
я устал, и меня охватила сонливость.

Спозаранку отведав балтийского краба,
получаю пакет из совета Европы:
«Сим предписано быть непосредственно в штабе»,
тороплюсь, так как галстук еще не заштопан!

Не пойму я, откуда такая прореха?
то ли пули то след, то ли след от медали?
ордена и медали — изнанка успеха!
Помню — дали медали, а орден не дали…

Вот и штаб на окраине Днепропетровска,
англичанин-охранник торгует горилкой,
загибает тариф, слыша говор московский,
за такие дела ткнул в мурло ему вилкой.

На трибуне стоит атаман Чебурашко,
агитирует панство вступать в Евроспилку,
я приказ про арест зачитал по бумажке,
как обычно — истерика, вопли, носилки…

Унесли атамана вперёд головою,
усадили на рейс Тель-Авив — Гонолулу,
остальных Еврунов выводили по двое,
отделив запотевшие чресла от стула.

На повестку поставили пару вопросов —
о размере доходов, расходов и взносов,
об инверсии пола и сущности брака,
о свободе, как тайне, сокрытой во мраке.

Не даёт мне покоя судьба капитана —
хоть и дерзкий старик, но достоин прощенья!
Оказался, к тому же, во вражеском стане
не за ящик печенья и бочку варенья!

Шлю депешу в приёмную минобороны,
мол, отдайте товарища мне на поруки,
он еще не таков, чтоб не взять себя в руки,
чтоб на старости лет опозорить шевроны!

Да и стоит ли деда судить за попытку?
Угонять корабли скоро выйдет из моды,
мне отец говорил, что попытка — не пытка,
пытка — в клетке сидеть, не стремясь на свободу!

Усадив капитана с евонною дочкой,
(внуки тотчас купили билеты в Тернополь),
держим курс с Балаклавы на станцию Ночка,
сзади медленно тает родной Севастополь…

Путь небесный окончен, сжигаем планшеты и карты,
мы летим, и не знаем, куда нам теперь, и зачем…
Снег по пояс, и рожь — там, где были разложены старты,
время чем-то другим заниматься, но, Господи, чем?!

Мы и ночь. Нам мешать не хотят даже звуки,
растворяется небо, становится меньше земля,
если хочешь остаться — сначала возьми себя в руки,
и представь этот мир без Нью-Йорка, Парижа, Кремля…

Только ветер, и солнце, и добрые чистые руки,
и глядят с укоризной печальные чьи-то глаза!
Я учил вас, родные, пошла ли на пользу наука?
Я вам верю, люблю и надеюсь, иначе нельзя.

ЕВГЕНИЙ НЕГОДИН, ЧАСТЬ 3, ОДИНОЧЕСТВО

Одиночество очень неважная штука
хуже этого мало что может бывать
и  однажды, сквозь слёзы отведав урюка
я решился историю эту прервать
не имея опоры на дружеский разум
я так долго варился в нативном соку
что решил погутарить немедля и сразу
с первым встречным, который не вовсе ку-ку

заприметив по курсу злоёбышей стайку,
догоняю их, молниеносн и бездонн
теребя атамана за лацкан фуфайки,
декламирую с ходу Menon и Fedon
убедившисть, что чужд им Платон как явленье
вижу трепетный лик на другой стороне
о лямур, о пердю, о моё восхищенье,
припадаю к ногам изнутри и извне

Не сказать что фемина пыталась опешить
деловито под бюст засучив рукава
вопрошала меня, что за бешеный леший
мне траву продавал, и была ли трава
иль моё красноречье иного пошиба
кой же чёрт вас попутал ко мне подойти
либо вы ненормальны, голубчик мой, либо
вам бы стоило, братец, немедля уйти.

Не уйду! Я намерен немедля жениться!
или  я наложу на себя рукава
как писал Корольков в своей «Киу ку мицу»
наш роман – это два одиночества – 2.
- Наш роман - это бред сиволапой кобылы
но поскольку Вы любите, ладно, даю.
Да пребудут же с вами небесные силы
Чтоб меня, как пристало, вертеть на хую.

Тут же тезисов важных штук сто набросала
обозначив приверженность сну и еде:
-мне потребно грамм двести курдючьего сала
крем для шеи и мазь от морщин на ****е
-не смотрите что холка уныло увяла
что смущают подмышки тугой волоснёй
не хотите ли выпить поллитра фестала
чтоб не мучить себя пердежом и дриснёй

 ЕВГЕНИЙ НЕГОДИН, ЧАСТЬ 4, ПОКОЙ

Нет покоя любителям зрелищ и хлеба!
Я, раздав всё, что было, сижу на мели…
Лишь вчера дотянулся руками до неба,
А сегодня — позорно считаю рубли…

Попадаются песо, теньге и динары,
Иногда нахожу пару-тройку иен,
Покупаю услуги, а также товары,
Мне приятен их шорох, и сладок их плен!

Уплывайте, попутного ветра вам в спину,
С вами было приятно делишки иметь,
Я подсчитывать вас, по какой-то причине,
Не умею, а, видимо, нужно уметь!

Иногда, провожая глазами героя,
Уходящего вдаль неизвестно зачем,
Я кричу — не волнуйся, товарищ, нас двое,
Мы с тобою напару остались ни с чем!

Что за низкая участь — ходить на работу,
Это — Я?! или это, возможно, не я???
Кто там ходит с улыбкой балтийского шпрота,
Не жуя ананасов, и виски не пья?

Кто лежит, не читая библейских канонов,
Кто не чтит вечерами ведических сутр —
Это я! Это мне — что Гюго, что Платонов —
Я и так совершенен, спокоен и мудр.

Пусть природа исполнена алчного тленья,
Трудно в тленьи больном утоленье найти,
На челе моем думы печальные тени
С девяти, и примерно часов до шести.

Кто украл мои деньги, и где моя яхта,
Почему я живу не на Рю де Пари,
Почему, каждый раз, заступая на вахту,
Ощущаю растерянность где-то внутри?

Кто обязан следить, чтобы я был в порядке,
Президент, депутат, или, может, я сам???
Эй, садовник, полей корнеплоды на грядке!
Для меня твои грабли — на сердце бальзам…

Где весна? Я устал перечитывать книжки,
Мой рассудок стремится в мятежную даль!
Надоело носить меховую манишку,
Прочь, дремота, и здравствуй, разящая сталь!

Я устал пересматривать зимние сказки,
Мне нужны соловьи, комары и хрущи,
К черту лыжи и палки, коньки и салазки,
Мне окрошка милее, чем кислые щи.

Скоро, скоро прокинутся вешние воды,
И уйдут по теченью постылые льды,
Я не милостей жду от старушки-природы,
Ожидая ответа от сонной воды.

Я — моряк! Я просолен до самой брюшины,
Я о дно затупил сорок пять якорей!
Уважают мои паровые машины
Обитатели Чёрных и Белых морей!

Я лежу на диване в расстроенных чувствах,
Я лишь в бурю и в шторм обретаю покой,
Коль не миф, что младенцев находят в капусте,
То меня, безусловно, искали в морской!

Мне не терпится к мысу Недоброй Надежды
Поскорее добраться на всех парусах,
Надоело в кровати лежать без одежды,
Попивая Волжанку в семейных трусах.

Может там, где гуляют небритые негры,
Подавляя желанье кого-нибудь съесть,
Я найду, перейдя от анданте к аллегро
Моряков, ведь они, я уверен, там есть!

И тогда, почесав их лохматые гланды
Самогоном из почек лесного репья,
Я скажу им, ведите меня в свои Анды,
Может, там кто поймёт, блин, о чём это я!

Я устал быть непонятым в среднем Поволжье,
Надо мною смеются в Москве и Твери,
И поэтому, выкроив рожу бульдожью,
Я лежу на диване, сняв номер с двери.

Но спокойно! Я знаю, бирманские чукчи,
Накатив по сто семьдесят нашей пахты,
Разуметь меня вряд ли значительно лучше
Будут все, в этом случае, нежели Ты.

Так давай же, Подруга, оденемся дружно —
Там, за аркой изящной у нас во дворе,
Есть волшебный дворец, где есть всё, что нам нужно,
И шампанское нам, и ситро детворе!