Сказ про Ваню-погранца-8

…Лишь туман пореже стал, тут Кремень и увидал:
Будто из земли пророс, проявившись вдруг, обоз,
Рядом сотни с пополненьем, поглядеть — прям привиденья,
Что возникли ниоткуда. Разве есть сие не чудо?
Погранцы пришли точь-в-точь, знать, шагали цельну ночь,
Чтоб своим успеть помочь. Сразу к Ване, — вот так так! —
Едут сколь-то колымаг.  Вид диковинный какой!
Для чего они? На кой?! Наконец-то подползли,
Что ж в них всё-таки везли? Глянул Ваня на повозки:
Больно уж они громоздки. Коль в упряжке битюги,
Быть в сомненьях не моги — тянут груз они не лёгкий,
Лучше ноги береги. Што б подумал человек возле этаких телег?
Ить колёс у кажной шесть, што за тяжесть в них — бог весть.
Да колёса чёрной жестью все оббиты, честь по чести.
Кочки можно не считать, а колёсами ровнять,
Не езда, а благодать. Как со сном тут совладать?
На повозках тех шатры груз укрыли до поры,
Тот, как кол, торчмя торчит, што прям в дно телеги вбит.
Нет, не кол, скорей бревно, да чуток наклонено.
Не понятно всё равно… При телегах ездовые —
Ни полслова, как немые. Им претензии являть?
Нет, всё делают, как надь.

Тут Иван без удивленья и услышал объясненья,
Да не абы от кого — от агента самого.
Кстати, звать его Анфим, познакомимся уж с ним.
От Анфим и поясняет, что в повозках сих скрывает:

— Здеся, Ваня, бомбомёты, но другой чуток работы,
Нежель тот, што из амбара, у которого ты жару
Задал шайке стервецов и побил, в конце концов.
Тот похож на требушет, токмо дерева в нём нет,
Да поменьше требушета, собирать быстрей при этом,
В обчем, он совсем не плох, токмо энти, Ваня, — о-ох!
Так пуляют из трубы — враз заказывай гробы!
Служат, Ваня, бомбомёты для побития пехоты.
Ежли оной не видать, всё равно смогём достать.
Прямо с энтих колымаг будем в нужный бить овраг
По скоплению ватаг. Там такое враз начнётся —
Туго татям-то придётся. Им от этакой новинки
Небо глянется с овчинку. Все поглохнут, страх и мрак!

— Хорошо бы, ежли так. Мы пойдём вслед за стрельбой,
Прямо сразу, всей гурьбой, штобы дать злодеям бой.
Коли сукины сыны будут там поглушены,
Одолеть мы их должны без великого труда,
Ну, а нет, — так не беда, разомнёмся, как всегда.
Привыкаешь на границе бдить, ловить, с врагами биться.

…Между тем в Кривом овраге затревожились ватаги,
Уж обоз бельмом торчит, а засада всё молчит!
И давно пора бы с тылу для обозных рыть могилу.
Ан, в округе тишина, да не радует она: больно уж напряжена.
Кто-то вдруг как заблажит:

— Гляньте, гляньте! Што-сь летит!
Вон ишо! А вон ишо! Вряд ли энто хорошо!
Вон ишо… ишо летит… Прям в овраг и угодит!
Впору каяться в грехах…

Ну и тут — ба-бах, ба-бах! Будто гром на небесах,
Как при этаких делах удержаться на ногах?
Грохот, дым, земля летает, дак её ишо шатает,
А сквозь дым огонь сверкает. Так в природе не бывает,
Видно, правду кто-сь орёт:

— День последний настаёт!!! Не укрыться нам в кустах!

И опять — ба-бах, ба-бах! Прям во многих аж местах!

Где-то тати повалились, где-то истово молились,
Где-то дали стрекача, сквернословя и крича,
Резвость всю свою включив и штаны понамочив…
Как настала тишина, — враз зелёная волна
Захлестнула весь овраг. Погранцы?! Но как же так?!
Было ж их всего чуть-чуть… Как понять-то что-нибудь?!
Словом, драться не пришлось, варначьё в момент сдалось.
Полагалось лёгким дело, серебро в мошне звенело,
Но как с неба прилетело, с битвой что-то не срослось.
…Отпустили чтоб добром, заплатили серебром,
Разбежались, кто куда, порешив, што никогда
Боле драться не пойдут, хоть чего сули им тут.
Хоть и вышло всё не складно, — главно, живы!!! Вот и ладно.

Ну, а как же те ватаги, что в другом сидят овраге?
С ними, может, обошлось, али тоже что стряслось?
Так они уж не сидят, гонят их теперь в отряд.
И хотя у бомбомётов было много недолётов,
Всё ж зелёная волна оказалась, ох, длинна,
Вот она и затопила — всё, что в том овраге было.
Раздосадован Кремень. Так-то славный вышел день,
Но хотелось же подраться. Ан, не вышло. Што за гадство?
Што пошли за варнаки? Не почешешь кулаки,
Душу-то не отведёшь. Бомбомёты. Тут, кто хошь,
Побежит вперёд башки сам с собой вперегонки.

…Время — вспомнить Горегляда. Он добрался до отряда,
Он под роспись сдал полон, он уж спать давно должон,
Он и все его бойцы — удальцы да храбрецы,
Что ушли без промедленья отдыхать в расположенье,
Рухнули на топчаны — вряд ли будут видеть сны.
А пока бойцы-то спят, ульем пчёл гудит отряд.

— Говорят, что из похода погранцы лихого взвода
Привели с собой полон, токмо дюже странный он.
Есть там сэры с шевальями, жотельмены есть с панами,
Хлопцы есть и есть камрады, выбирай, кого те надо!

— В обчем, как тут ни крути ты, — энто, братцы,
Сплошь наймиты. Серебришка посулили —
От они и припылили.

— Ан, теперь все, глянь, — в пыли. Как жеть наши-то смогли
Сей полон бескровно взять, да своих не потерять,
Да табун ишо пригнать?

— Дак ведь то ж особый взвод, там натасканный народ!

— Кто жа татей нанимал? От про это кто бы знал!

— А привёл-то их немчин, по прозванью Господин…

— Одного-то толстяка, — я слыхал наверняка —
Повели с конвоем вроде к отрядному воеводе,
Может, он чего узнает, коль допрос как раз сымает…

Ну, а мы гадать не станем, к воеводе и заглянем,
Да начнём с минуты той, как привёл к нему конвой
Не худого иноземца, — то ли франка, то ли немца,
То ли, мож, ещё кого — он молчал же до того,
Как стащили-то его тихой сапой из шатра,
Было то ещё вчера. Толстый в горницу зашёл,
Воевода прям расцвёл:

— Ох, ты ж, ма! Знакомы лица! Я ж видал его в столице!
Энто ж нАглицкий посол! Эва, он куда забрёл!
Да в кумпании какой. Долетался, голубь мой!

Тут «немого» прорвало, скажем прямо — понесло:

— Я не есть ни твой, ни голубь! Не сказать такое слово!
Вы не есть такое право! Я посол большой держава!
Я тут быть на погулянье при посольственной охране,
Вы меня же похватать! Я есть буду предъявлять,
Царь вас будет отправлять медведЯм на поеданье!

— Будя дурочку валять! Нам он будет предъявлять…
Ноне ты своей державе в зад фитиль изрядный вставил,
Эх, и знатно же рванёт! По державам шум пойдёт,
Што, мол, верить нагличанам — надо быть совсем болваном,
С ними дел иметь нельзя. Ить никто им не друзья.
Кто не с ними — против них, вот што главное у них.
Всех рассорить, разорить и за энтот счёт набить
Островные захоронки серебром да златом звонким.
Кроме ж золота того, ужасть, сколь свезли всего
Из разбойничьих походов по иным честным народам.
Жёлтой лей в глаза водицей — энтот ею станет мыться!
От и вся, какая есть, нагличанска, братцы, честь,
Што снаружи, што с изнанки — всюду гадит нагличанка.

Для рубежных из конвоя откровение такое —
Ровно кол из-за угла: вон какие тут дела!
И пошёл посол орать:

— Ты есть рот позакрывать! Клевету не клеветать!
Мы не делать для народов пограбительских походов!
Мы защиту им давать, их от дикость избавлять!
Я подать в ГагАцкий суд, и тебя схватают тут,
И в острог… И в кандалА… за обиженность посла!
Я не стану отвечать, я есть буду здесь молчать.
Ты есть… как его?.. Бунтарь! Я дойду до государь!

— Знамо дело, што дойдёшь, даже ежли не захошь!
И заметь, про ограбленье сам ты сделал заявленье,
Я ить так не говорил. Токмо ты про то забыл…
Мне на кой твои ответы? У меня уж есть наветы
От сподвижников твоих, всё расписано у них:
Как сюда их зазывал, как им золото давал
Да удвоить после дела им награду обещал.
Бушь молчать? Ну, что ж, молчи, токмо зубы не сточи,
Скрипом-то своих зубов не спугаешь погранцов.
Что до вашего суда… Шёл бы он… сказать, куда?
Это же ж такое надь — суд Гагацким обозвать!
Так, бойцы, посла забрать, в караулке охранять,
А про то, что здесь слыхали, остальным не надо знать.
Будет им о сём рассказ, токмо, братцы, не сейчас.

…Прибыл полк для пополненья, началось столпотворенье:
Надо ж войско разделять, по заставам направлять,
Наставления давать, провиант распределять,
Сколь-то конных для манёвра при отряде оставлять,
А при них и пеших тоже — с бомбомётами похоже.
Да оружье из трофеев разобрать бы поскорее,
Накормить бойцов с похода. Как чумной уж воевода.
Ан, куда смурней Кремень: бесконечно длинный день.
Но зато на удивленье враз затихли шевеленья
В сопредельной стороне. Есть и польза в энтом дне!

…Долго ль, коротко — в природе месяц август на подходе,
Но пока макушкой лета всё в окрестностях прогрето,
Прямо можно так сказать: чисто рай, ни дать ни взять.
Лечь в траву бы и лежать, в облака глядеть иль спать.
Иль зайти в свою избушку, выпить квасу и в подушку
Сладко носом засопеть, а не, ужасть, што терпеть
От учебных воевод. Вон один из них орёт,
Даже глотку не сорвёт:

— Шире шаг! Наддать, наддать! Три версты ишо бежать!
Порубежник — он таков! Племенных аж скакунов
Прям должон перегонять, за спиною оставлять!
Да к тому ж ишо с лица быть портретом храбреца,
А не мордой подлеца, што страдает без конца
От чуток натёртой пятки, де, с него и взятки гладки,
Мол, ему уже невмочь ноги собственны волочь!
Неча тута помирать! Ну-к, взбодрись, хромая рать!
Я-то тожа рядом с вами не казёнными ногами
Пыль дорожную толку. Вы теперя не в полку,
Вы отныне на заставе. Надоть резвости прибавить!
Што вам вёрст последних тройка?! Шире шаг!
Держаться стойко! Вас ишо учебный бой
Ждут с учебною стрельбой и пластунскою ползьбой!

— Дак ведь нет такого слова! Не слыхали мы такого!

— Энто кто тут грамотей?! Поясняю без затей:
Кто не слыхивал ползьбы, тот пойдёт таскать столбы!
Те из лиственного лесу, в них куда поболе весу,
Чем в иных каких столбах, знаю то не на словах,
Доводилось их пилить, частоколы возводить.
Вон, заставу уж видать! Шире шаг! Наддать, наддать!

Так на каждой на заставе, чтобы в строй скорей поставить,
Лепят дюжих погранцов из недавних-то стрельцов:
Будут крепкими, как репки, после этакой учебки.
Как дозорами пойдут, много добрых слов найдут
Для учебных воевод. А пока — терпи, народ!

Где ж теперь агент Анфим? Повидаться нам бы с ним,
Два денька средь всех крутился, а потом… как провалился!
Он, наверное, в столицу, на коне намётом мчится, чтоб
Про славную победу прям в подробностях поведать
И в награду, может быть, что-нибудь, да получить.
А на деле, вот ей-богу, не помчал Анфим в дорогу,
Он пришёл в особый взвод, взял рубежных в оборот.
Но сначала Горегляда сразу вызвал для доклада,
Где да как, да почему удалось так всё ему?
Взять-то шайку, взять посла — не простецкие дела!
Как сумели без потерь?! Прям хоть энтому не верь!

А Семён-то Горегляд што-сь Анфиму, ох, не рад,
Токмо хмурится зело, зря в агентово чело,
Да молчит, как есть, назло. Иль плечами пожимает,
Он, де, мало сам што знает. Он руками лишь водил,
За послом он не ходил. Дело сладили бойцы,
Вот они-то — молодцы! Стал Анфим пытать бойцов —
Этих самых молодцов, а они ведут по кругу,
Што с них взять-то, стервецов! Повторяют друг за другом:
Погорел бы весь наш план, каб не Сеня-хитрован.
Так што, друже, не взыщи, у него ответ ищи.
Тут агенту б разозлиться, всеми карами грозиться,
А потом пойти напиться, утром малость похмелиться
И тогда уж в путь пуститься по наезженной — в столицу.
Он же токмо рассмеялся, подмигнул и прочь убрался.
И пришёл Анфим к Ивану:

— Вань, тебе я врать не стану. Заберём мы из отряда
Часть бойцов и Горегляда. Есть в них тайный интерес.

— Ты сейчас, поди, про СМЕРС? С государем разговор
Был про этакий отбор. Как могу я отказать?
Мне-то где бойцов искать, штобы их во взвод добрать?

— Так возьми взамен моих всех холопов боевых!
Иль они не приглянулись? Дюже хуже строевых?

— Хоть они не дюже хуже, подучить всё ж будет нужно,
Да к тому должон сказать — надо б вольную им дать,
Быть не может средь бойцов подневольных удальцов.

— Энто, Вань, само собой. Скоро встретимся с тобой,
Да не где-нибудь — в столице, там всё это и решится.

— И с какого же рожна встреча там-то быть должна?
Я ж три дня, как из столицы, дел по горло на границе.

— Ты границей не стращай. Жди приказ. За сим — прощай!
Все бумаги по походам передал твой воевода,
Ты уж, Вань, не обессудь, разочтёмся как-нибудь.
 
— Мне он копии отдал, штоб я ТОЖЕ всё узнал.
Их штабные погранцы переняли, как писцы.
Да столь лепо, с завитками, ажно страшно взять руками!

— Вань, ну што ты, как малой? Он приказ исполнил мой,
И не мог не исполнять. Энто можешь ты понять?

— Да понять я всё могу. Как пойду сейчас к врагу,
Три десятка рож намну, мож, тогда охолону…
Да шучу, шучу, Анфиме, рож не буду мять, бог с ними.
Озадачил, человече. Поезжай уже, до встречи!

…Десять дней прошло как раз — из столицы шлют приказ,
Вот примерный пересказ:

Августа в двадцатый день
Быть должон Иван Кремень,
В гостевом крыле дворца,
Што налево от крыльца.
Быть притом, как на параде,
В лучшем воинском наряде.
При Кремне штоб также были
Все, кто с ним в поход ходили.
А особо ОЧЕНЬ надо
Взвод Семёна Горегляда,
Што так ловко да умело
Провернул «посольско дело».
Порубежник Пров Петров
Быть должон уже здоров.
Пусть доставят молодца…
Тож налево от крыльца.
Ежли есть ишо герои, —
Всех везти. Прям перед строем
Наградим, столы накроем,
Будем всяко веселиться,
Как положено в столице.

Приложение к приказу все приметили не сразу.
Царским волеизъявленьем разъяснялось положенье
«О заслуженных наградах для Кремнёвского отряда».
В честь победы на меже знаки сделаны уже,
И про них-то говорится, где и как должны крепиться.
Прозываются — «медали», отчеканены в металле,
Сами в виде кругляшка, а на нём така строка —
«За отвагу на границе», а с обратной стороны
День и год насечены, что для памяти важны,
Да и просто штоб гордиться.
И про прочие медали в приложенье обсказали
И давали царско слово — скоро будет всё готово.

От про энто приложенье чуть ли не в одно мгновенье
Распознали погранцы — как смогли? Ищи концы!
И пошли тут разговоры, што придут медали скоро.
Были, правда, и сомненья, и мечты, и разуменья,
Што, де, надобно терпенье. Мол, за битву при Оврагах
Всё пока што на бумагах. Да и то, придёт лишь што-то
Для стрелков из бомбомётов. Для таких, как Пров Петров,
Образец уже готов — «За отличье на границе»,
Што с названьем-то томиться? От и будет у Петрова
Две медали, право слово! Дак ить так оно и надо:
В сече был. И брал завсклада. Ну, а сам Иван Кремень?
Всяк считал, кому не лень. И сначала насчитали
Воеводе три медали. Ан, взялись считать опять —
Тут уж вышло цельных пять. Не простое дело, знать!

…А в двадцатое число в гостевое-то крыло
Столь рубежных понабилось, што придворным и не снилось,
Да не их сегодня день. Царский глас гремит:

— Кремень! Служишь ты не для наград,
Но тебя сегодня рад наградить за всё подряд!
За особые заслуги трижды крикнем «Славу», други!

И рубежники, по праву, прокричали трижды: «Слава!»
А Ивану — вот не ждали! — дали орден и медали,
Вроде пять иль даже шесть. Но теперь не перечесть,
Орден прям огнём горит, от него в глазах рябит!
Весь из злата, што ль, отлит?! Да на нём видать картинку.
Вот новинка дак новинка! Столб рубежный, а пред ним —
Два меча крестом косым, под мечами надпись есть:
«Вера, верность, долг и честь!»
Токмо энто всё потом разглядели-то гуртом.

А Семёну Горегляду и всему его отряду
Повручали ордена, а потом-то — вот те на! —
Объявили, што отряд не вернётся уж назад,
Остаётся в стольном граде новой тайной службы ради,
Што за служба — не гадать! Всем о ней не надо знать.

Ну, а после уж вручали
Остальным бойцам медали,
Кто по две, а кто по три
Получили — ты смотри!
Каждый соколом глядит,
От медалей звон стоит!

А за сим пошла гулянка, ни какая вам не пьянка!
Было чинно, благородно. Каждый прямо, што угодно,
Трескал с царского стола. Белорыбица была,
Да блины к тому ж с икрой, не едал никто такой,
Да закуски, да заедки, да чесночные котлетки,
Да печёны фазаны, кашей гурьевской полны,
Да заморское вино. Хоть шипучее оно —
Пить-то кисло всё равно. Токмо слуги и спасли —
Самогонку пронесли. Не расстроить штоб Царя,
Пили ловко втихаря, но побольше стали есть,
Штоб Ивана не подвесть. И звучали в энтот вечер
Погранцов хмельные речи. Рвали струны гусляры
Аж до утренней поры. Словом, что ни говори,
спать пошли под свет зари, ан, своим, однако ж ходом —
Не срамили воеводу. Ну, а сам-то как Иван?
Да совсем, кажись, не пьян. Лишь щеками чуть зардел,
Знать, далёк его предел. А Царю-то многовато,
Увели его в палаты, уложили почивать
На широкую кровать, без царицы ночевать.
И случилось это где-то незадолго до рассвета…

День ушёл на опохмелки, на прощальны посиделки,
А потом — кому в столицу, а кому стеречь границу:
Так свернула колея, што у всякого своя.

ххх

…Едет Ваня на лошадке и вдыхает воздух сладкий,
А вокруг теплынь при этом. Ну, а как же? Бабье лето!
И оно уж две седмицы погранцам на радость длится.
По ночам-то всё ж прохладно, ан, не мокро — вот и ладно,
А до снега — далеко. Словом, служится легко.
На границе затишок. На весь мир прошёл слушок
О конфузии посла и про прочие дела,
Ну и вот предмет заботы — есть у Царства бомбомёты,
Да сильнее, чем в иных государствах островных.
И пока дошло до них: с Царством лучше торговать,
Царство может навалять. Вроде в Царстве видел кто-то —
Ещё хлеще бомбомёты. Один бах — и нету роты.
Может, врёт, а вдруг не врёт?! Кто тут, к чёрту, разберёт?
Но идти с войною что-то в это Царство неохота.

…Едет Ваня на Рыжухе и жужжит ей тихо в ухи:

— Я те так скажу, Рыжуха — не простая там житуха.
В белокаменной столице. Штоб там жить — должон крутиться,
Кажный житель не простак. Там, Рыжуха, всё не так.
А у нас-то благодать! Хочешь в лес, грибов набрать —
До него рукой подать. Коль по ягоду пойдёшь, —
Хоть какую в нём найдёшь, враз корзину наберёшь.
Хошь на речку — вот она, рыбы всяческой полна,
В ней сомов — не перечесть, знамо, раки тожа есть.
И скажу я по секрету: их под пиво — лучче нету,
Бушь искать по белу свету, ан, вкуснее не найдёшь,
Ну и што ты, лошадь, ржёшь? Энто правда всё, не ложь.
А для жизни сей важна на границе тишина,
Вот для энтого, Рыжуха, наша служба и нужна.
И, конечно, бомбомёты для отбития охоты
У злокозненных вояк. Коли им без войн никак.

Агромадным солнцем красным над границей встал рассвет,
И Ивана силуэт влился чёрным в красный свет.

Всё, что было у меня, вам поведал про Кремня.
Ну, а дальше, как придётся. Вдруг, да что ещё найдётся!