Сказ о том, как атаман-Кисель медведя варил

Наступила осень. Дерева нарядные стоят, красные, жёлтые – всякие. Птицы на юг летят клиньями. У меня в том году куры улетели, правда, весной вернулись. У нас в Вологодской тайге природа чудная! Зверя множество всякого. И лоси, и медведи, и рыси - всякого зверя много. Вчера вот медведь заходил на хутор. Слышу, значит, стучит кто-то в дверь. "Кто там?" - спрашиваю, а сам дверь открываю. Смотрю, медведь стоит. "Тебе чего, бурый?" А он говорит: "Да вот, спички в доме кончились, не одолжишь ли? Печь истопить надобно". А я про себя думаю: "Вам, медведям, одолжить, все одно, что подарить". "Нет, - говорю, - спичек". А у меня самого они и правда закончились. "Хочешь, бурый, бери вон велосипед мой, в деревне точно дадут спичек". Медведь взял велосипед, да поехал спички искать. Ох, каких только чудес нет у нас в Вологодской тайге. И так их много, этих чудес, что давно к ним все привыкли. Подумаешь – медведь за спичками пришел… Это вот лет десять назад дивились, а сейчас нет, привыкли. Люди ведь в городах стали жить, целые хутора и деревни пустуют. Вот зверье лесное и стало обживать брошенные избушки. Поначалу не складно было всё у зверей, а потом наладилось. Вот лоси хотели картошку сажать, а лопату в копытах не удержать. Почесали рога, подумали и позвали кабанов на подмогу. Те им огород вспашут, боровки нагонят, лоси и сажают картошку. А поначалу нет, не ладилось у зверей. Бывало, этот самый медведь даже воровством промышлял. То картошки мешок утащит, а то дров вязанку унесет. Вообще, с Бурым мы приятели старые, если можно так сказать. Хотя он и покаялся, но все же украл у меня немало.
   А знакомство наше случилось так… Есть у меня в друзьях-товарищах казаки. Настоящие, в папахах, с саблями, правда, без лошадей. Самый главный у них - это атаман-Кисель. Поедут, бывало, они на чужбину, ворога напугают, сапожищами потопчут и снова домой. Чтоб ворог тот совсем не сгинул. Ведь если совсем сгинет ворог, скучно станет казакам. Вот и дают они ему передых. А как приедут домой, вскоре и ко мне собираются – чай пить и подвиги ратные вспоминать. Атаман-Кисель хоть и не высок ростом, однако изрядно широк. Однажды вышел он на битву утром, а тень от него огромная, да как упала на вражеский стан, всех врагов и подавила.
Так вот, приедут, бывало, в гости и давай шурпу варить. Шурпа - это такой суп секретный у казаков. Варят его накануне битвы, вечером. И вот как сварится шурпа, запах от нее чудесный и вкусный стелется по всей округе. Вороги его как учуют, так у них животы и сводит, а наши казаки шурпу едят досыта. Варим мы, значит, шурпу у нас на хуторе, а запах от секретной шурпы повсюду стелется. И вот учуял как-то медведь запах этот, всю ночь вокруг околачивался. Станет на задние ноги, задерет нос повыше и нюхает сладостный аромат. Нюхает аромат, а живот то у него сводит, прям в узелок вяжется. Так было раз, другой, и решил медведь подсмотреть, как готовят казаки секретную шурпу. Лето прошло, и вот осень. Сидит мишка на опушке, топорщит ушки. Не едут ли казаки шурпу варить. Сидел он так дни напролет, как вдруг слышит, едет кто-то на автомобиле и песни казацкие поет. Подкрался к дороге, смотрит – атаман-Кисель с братьями-казаками. Бурый даже слезу пустил от радости. Дождался!
Стало вечереть. Подкрался медведь, сел за кустом и смотрит. Видно плохо, а подойти ближе боязно. Чего доброго, атаман-Кисель увидит, тогда беде не миновать. Сапожища у него огромные, папаха лохматая, а ручища такие, что дрова без топора колет. Трясется мишка от страха, а все же сидит, уж больно шурпы секретной хочется. Вот берет атаман-Кисель мешок с картошкой, да как сожмет в руке, из мешка картошка выпрыгивает сама, да уже без кожуры. Ага, запомнил медведь. Берет луковицу, и саблей её – вжух на мелкие кусочки. Ага, и это медведь запомнил. "Эх, - думает медведь, - тоже мне секретная шурпа, я и сам такое приготовлю". Еще и еще бросал в казан разную снедь атаман, как, наконец, закрыл крышкой. Варится шурпа, булькает в казане, а запаха пока нет. Прошло с полчаса, а может час. "Ну что ж, - говорит атаман-Кисель, - пора и барашка выбрать к шурпе". А я и говорю: "Пойдем, атаман, в кошару где овцы живут, там и выберешь барашка". Медведь услыхал и думает: "Эх, барашка, видать, не простого атаман-Кисель выберет, как бы прознать - какого?, а за одно и себе своровать одного" "А залезу-ка я в кошару», – думает медведь, - вперед них. В кошаре уже темно, затаюсь среди овец и подсмотрю, какого барашка выбирать нужно". Поспешил медведь овражком через кусты и прошмыгнул в кошару. Затесался среди овец, ходит на четвереньках, блеет с овцами. Тут дверь в кошару распахнулась. Видит медведь, атаман –Кисель входит. Да не просто, боком, плечи то у него широченные, глаза блестят. Стал атаман по кошаре ходить, барашка присматривать. Топ сапожищем, топ, а у медведя сердце в пятки ушло. Бегает медведь быстрее овец, вьется среди них, прыгает с места на место. Атаман приметил резвого барашка-медведя и давай ловить. И так, и сяк его ловит, а медведь жить хочет, прыти прибавил, метается. Взял тогда атаман в левую руку всех овец, а правой хвать медведя и поймал. Медведь со страху чувств и лишился, в обморок упал, как говорят. Несет атаман-Кисель медведя и расхваливает. Ай да барашек, как откормлен, знатная шурпа получится! Медведь в чувство пришел, а виду не подает – боится пошевелиться. Несут его, бедолагу, к костру, настал, знать, последний его медвежий день, ну или ночь. "Открывай казан, - кричит атаман казакам, - сейчас барашка варить будем". Медведь как услыхал, что его сейчас варить будут, как рванулся из последних сил и выскочил из рук атамана. Бежал медведь лесами и болотами всю ночь. Вспомнил и как картошку крал, и как дрова чужие брал. Не хотелось медведю уже ни шурпы, ни барашка. "Эх, - думает мишка, - красть вольно, да бьют больно! На шурпу соблазнился, да чуть сам не сварился!"
Прошла осень, настала зима. И вот, пошел я как-то в лес за берестой, а тут медведь. Да смотрит на меня виновато, нос опустил, глаза прячет. "Чего печалишься, бурый? "- спросил я. Вот он мне про ту ночь и про шурпу все рассказал. Рассказал, как крал у меня картошку, и как дрова крал, тоже рассказал. Рассказал с покаянием, как бы извиняясь. Простил я его, чего уж там, кто старое помянет, тому глаз вон. Соседи, все же. Так и живем, я на одном хуторе, а он на другом. Велика наша Вологодская тайга, всем места хватит. А атаман-Кисель вспоминал тот случай, говаривал: "Ух, хорош барашек был, только когти больно длинные у барашка!"

Иеромонах Михаил (Савин)