Глава 16

В тибетском буддизме, как говорят, те, кто получил посвящение в практику того или иного божества, иногда вместе с ним и комментарии, должны избить тех, кто нет за то, что не получили, если получили и не практикуют, тоже, смысл именно в этом, лама передал какое-то посвящение, надо его практиковать, визуализировать, начитывать определённое, хотя бы минимальное количество мантр в день, молиться, в так называемой Алмазной колеснице, Ваджраяне, тибетской форме индийского буддизма важнО количество. Если ученики не будут этого делать, и учителю, и им будет плохо, попадут в особый, самый страшный так называемый Ваджрный ад, алмазный и нерушимый, то же в Движении, пришёл в бригаду, прояви себя, иначе не будут ничего поручать, выгонят, может быть, посмертно.

На воровское обычно вешают ярлыки, вы бандиты, на самом деле последних ВорЫ не уважают, кровь не «воровское», насилие, главное голова, они и разбойники последние люди в воровском диалоге, но тут было другое дело! В исторически первой «Корпорации убийств» один еврей по имени Самуэль Левин, по кличке Рыжий, ашкенази, белая веснушчатая кожа, голубые глаза, волосы рыжего цвета, всех главных мафиози Америки не то, что знал, был в приятельских отношениях, начиная от Чиро Террановы, одного из старших первой самой могущественной семьи Нью-Йорка Морелло, позднее Дженовезе, до молодого Джона Готти, представлять излишне, Лючиано, Аль Капоне, Мейер Лански, все были его семейники. Бывший военнослужащий, дезертир, виновный в убийстве 10 боссов с лишним боссов, более 40-ка обычных, в тюрьме Рыжий так и не побывал, умер он в 1972-ом году в Нью-Йорке в возрасте 69-ти лет во сне, владея небольшим магазином, ушёл тихо, если бы он жил и работал в России, был бы настоящим ВорОм. Он не умел говорить по-русски, но был частым гостем на Брайтон Бич, неплохо пел, старика любил и Сергей Михайлов, и Шуфутинский, и Гулько, и Алла Пугачева.

Почему ВорОм? Сумел выжить! Вор в законе приспосабливается к обстоятельствам, чтобы управлять в тюрьме, в каждое дело вкладывая всю свою искренность, нелёгкий труд, каждому уделяет своё внимание. Например, солнечная весна взращивает все вещи, солнце плюс этот период года, пробуждение, возрождение, рождение к лету трав, цветов и насекомых, каждый маленький листочек наполняется энергией. Если
хоть где-то энергия весны не пройдёт, хоть чуть-чуть, то она не будет повсеместной, Вор всё делает для Людей, не употребит всю свою искренность, дело не будет повсеместным, мы сейчас о Ворах старой формации, идейных, не о новой волне, коммерческой, поэтому говорится:

— Приспосабливающийся повсеместен! — Настоящая братва приспособится к любым условиям. Если не будет, профессиональным преступникам, Людям начнут не верить. Если Людям не будут верить, то людское, арестантское, чёрный ход не будет расширен, то есть распространен, жизнь по проверенным временем «понятиям», законам сохранения массы данной субкультуры.

Сам Вор в течение своего нелёгкого жизненного пути постепенно отдаляется от материальных страстей, много ему не надо, главное общее, если мало, то обретаешь, откажись от чего-нибудь, оно к тебе вернётся, если ситуация в лагере не та, и его не слушают, законник или авторитет на этом не настаивает. «Настаивающий на своём» значит придерживающийся своих взглядов, как обязательных, тот, кто это делает, не является выдающимся, значит, тот, кто не настаивает на своём, выдающийся, выдающийся, значит, проявляющий вовне полную уверенность в своём пути не в обратную сторону, тот, кто служит воровскому закону, един с теми, кто ему следует или к этому стремится, радостно принимает, когда нет достаточной веры в себя, тебе не будут верить и другие! Настоящий Вор следует естественности, меняется вслед за эпохой и временем, «Битлз» форевер, обсуждать его поступки табу для арестантов, Воры сами решают свои проблемы, Рыжий же порешал? ВорЫ приходят исключительно за своим.

Говорить ВорУ что-то надо только если имеет смысл, если его нет, он молчит, в криминальном мире плохая участь у многословия, немногословие естественно, естественности следует только тот, кто мало говорит, есть риск не поспеть за собственными словами, которые поступок. На зонах, особенно на Кавказе есть выражение по-грузински, буря и сильный ливень не могут длиться весь день, означающие, спорящий не может быть долговечным. Тот, кто любит спорить, охвачен негодованием, как буря в ливень, они быстрее и мощнее человека, но не могут длиться вечно. Раз воля земли и неба не может быть долгой, чего уж тут говорить о нас, не следует полагаться на ненужные споры! Поскольку спорящий не имеет достаточно веры в воровской закон, постольку он не может полностью ему служить, не обрёл с ним мистическое единство, это могут только посвящённые, есть они и приобщенные ВорЫ, это разное. Куда бы они не пошли, первыми арестантский люд всегда доволен, нет такого наказания, чтобы они не смогли принять, даже смерть.

Кстати говоря, настоящий Вор рад общению даже с обычными людьми, порядочными, не стремящимися или приобщенными к воровскому закону, ему вместе с ними весело, Воры открытые и жизнерадостные люди, это потому, что у них есть истинная вера в себя. Хотя он им ничего особо не говорит, люди все равно ему верят, а те, кто любит спорить, говорят много, навязывают своё мнение, наоборот, это из-за того, что у них недостаточно веры в себя. Вставший на цыпочки долго не простоит, кто широко шагает, споткнётся, не сможет долго двигаться по сложной преступной жизни, тот, кто смотрит за местами изоляции, скромен и честен, часто советуется с бродягами, тот, кто самоуверен, недолговечен.

Тот, кто встаёт на носки, хочет быть выше других на голову, но не знает, что долгое время не сможет, не простоит, его укоротят. Тот, кто идёт широким шагом, думает только, как бы опередить других, но он не сможет так долго двигаться, поскольку это не естественно, кто показывает себя, настаивает на своём, хвастается и самоуверен! Показывающий себя выпячивает свои воззрения, ничего общего с арестантским укладом не имеющие, настаивающий на своём привязывается к своей точке зрения. Такие люди не могут прозреть, и неизбежно будут пребывать в темноте. Хвастающиеся и самоуверенные обычно сильные люди, которые любят побеждать, они не только не имеют заслуг перед братвой, но и их теряют, иногда вместе с этим и жизнь, поэтому этот путь неправильный. Тех, кто пребывает в таком, называют «шерсть», кормят объедками, считают бородавками, Люди с большой буквы питают к ним отвращение. Поэтому мирный герой, Вор, имеющий путь, в нёмк как бы не пребывает, так себя ведёт себя, поскольку это соответствует естественности и мудрости.

Хвалящийся не имеет заслуг, поэтому не хвалящийся их  имеет, никаких «воровских» татуировок на самом деле нет, звёзды на коленях знак «отрицалы», того, кто не сотрудничает с администрацией, исповедуя жизнь по «понятиям», и только, были, и не мало, такие ВорЫ, у которых наколок не было вообще, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание. Только настоящий Вор имеет эти качества, не соперничество, если его спросят, что такое общак, ответит:

— Я не знаю! — Нет никакой мафии, выдумки журналистов. Искусные в закрывании не используют засовов, но закрытое ими не открыть, когда сходка закрывает какой-то вопрос, ставится крест, всё, больше никто никогда нигде ни при каких обстоятельствах не касается этой темы.

— Сдали ВорА? Поезжайте двое! — В Питер. — Арестантский уклад един! Поэтому и говорится, независимое с древности от Иванов, не помнящих родства, не исчерпывается. Движется циклически и не исчезает, то же самое Козаностра, настоящий крёстный отец, даже если у него есть роскошь, обладает богатствами двух океанов, Тихого и Атлантического, и средиземных морей, живет на покое скромен, предоставляя утопать в распутстве другим, поверхностный благородный дон теряет свой корень, когда забывают о вещах, люди не забывают о тебе.

Если в разговоре о великих государственных мужах используют противопоставление «великий», большой, имеется в виду не ничтожный, маленький, мелкий, имеют в виду абсолютную безграничность. Всемогущий дон может дотянуться туда, куда сицилийский Макар телят не гонял и решить все его вопросы, мафия государство, не знающее границ, где-то воинственное, где-то мирное, всегда сама себе голова и хорошо вооружена, наша самоприрода.

В Афганистане можно было с утра выпить полбутылки коньяка, после этого, правда, не хотелось выходить на зарядку, Бача уступил место на турнике Шаху, отличному
снайперу и каратисту, или отличному каратисты и снайперу, будучи мастером спорта по гимнастике и призером чемпионата СССР по юниорам, освоить эту странную японскую борьбу особой трудности для него не представляло, победить никто не мог, стрелял так же, до 1—0 промилле в крови, попадал везде, любимец начальника штаба подполковника Воеводина и капитана ВДВ Александра Сидоренко, командира взвода штурмовой бригады, он пользовался в части немалыми привилегиями, его самый лучший друг был Биря, тоже снайпер, морпех, которого сослали в Афганистан из морской пехоты за разное, всегда ходил в чёрном. Даже ремень с якорем не менял на сухопутный, молодых, только что приехавших к ним, пугал:

—  Будете три года! — Слабонервных уносили. В основном Биря с Шахом пропадали в командировках на полевых, мотаясь по горам в патрулях за басмачами, доходя от Кабула до Пакистана, куда заходили. Настоящие прирожденные убийцы-афганцы, вернувшись, оба пошли на Арбат в «афганское» ОПГ, дружественное с люберецкими, там к ним подключился профессиональный классический борец Синий, Сидоренко, уволившись из РУОПа в звании полковника, возглавлял это дело. Потом Шах, настоящая фамилия Шахиджанян, сел за неудачную серию убийств на семь лет, поехал по этапу на Дальний Восток, где находился среди близких самого Джема, освободившись, вернулся в Москву, остановившись в Чертаново у своего близкого товарища по оружию профессора Литинститута Сергея Арутюнова, заниматься криминалом он больше не хотел, раньше да, видите’ какие возникли препятствия, самого поразило, но жизнь внесла свои коррективы.

Транспортный вертолёт трясло, через открытый люк внизу был виден Кандагар, не сам город, а провинция. Зелёные долины, глинобитные постройки, арыки, в которых наливались саттическим светом абрикосы и виноград, страна, где воюют и едят. Из учебки снайпера ВДВ попадали в Эдем! Протяни руку, бери все дары природы, как в Майами. И мины, оазисы сразу взлетали на воздух. Сейчас на базу везли тех, кто их минировал.

Духи сидели с закованными наручниками сзади за спиной руками, все в тюрбанах, белуджи, а не пуштуны, в рубашках и жилетках напротив люка, пять человек от шестнадцати до шестидесяти, кроме самого молодого, остальные все были с бородами. Из двери в кабину пилотов вышел старший лейтенант Сидоренко. под шафе и слегка в комбезе, верх его был спущен. На волосатой груди десантника висел на шнурке православный крест с Христом. Пилот в шлеме показал из кабины большой палец. Он поставил руль вертушки на середину в нейтральное положение.

— Зависаем? - Сидор кивнул. Биря снял с предохранителя «Калашников».

—На первый, второй рассчитайсь! - засмеялся Сидоренко. Афганцы что-то пробормотали. - Что, не умеем? - Саша засмеялся. - Не знаем русский? Сейчас будем учиться готовиться к полётам! Не хочешь, научим, не можешь, заставим! Шах? — Младший сержант Шахиджанян стянул с правой ноги сапог. Из-за вышесказанной близости к начальству у него были не портянки, а самые что ни на есть буржуйские американские термоноски. Прохладные в жару, тёплые в холодную погоду. Ноги в них
почти не потеют! Он взял за стопу ногу двумя руками, подтянуло к груди, покачиваясь. Повращал стопу вправо, влево, потом колени, махнул стопой два раза ногой воздух. Басмачи переглянулись, собираются танцевать? Они же не чеченцы.

— Разогрелся? – голос у Сидоренко был весёлый.

— С детства начал, - сказал Шах. Говорить приходилось громко, двигатель. Первый удар, лоукик сверху вниз с проносом киллер врезал самому старшему минёру, тот сидел ближе всех к нему с правой стороны, сломал шею. Душман был мёртв ещё до того, как вывалился в люк. Сверху вниз как топором, набитый подъём ноги и об макивару и палками накатывал. Второй прыгнул сам:

— Аллахуакбар!

— Салам, — сказал Биря ему вслед, он внимательно за всем следил, – алейкум! — Мальчишка стал то плакать, то смеяться, наверное, сбрендил. Все уже растворились в пустоте, а он ещё жив, орлёнок! Биря посмотрел на ротного.

— Давай! - Саша отошёл в сторону, армия РФ часто не соблюдала женевские договорённости, своих не жалели, что там. Морпех коротко долбанул из «калаша», пацан ровно качнулся. Шах провернулся на сто восемьдесят к раненому спиной, пнул его ногой. Тот ушёл назад, тоже лёг на спину и соскользнул в люк вертушки лягушкой, головой вниз, колени выше головы, прилетит кому-нибудь с неба бородатый сырой пельмешек. Пространство поглотило тело, Саша постучал в кабину кулаком, русский «аллигатор» стал вертикально набирать высоту, превратившись в выбитую мощной ладонью снизу стальную пробку из-под шампанского.

— Вернемся, уйдём работать с ВорАми, у них легко, — сказал Сидоренко, с тоской прислонившись к иллюминатору, единственному окну, которое имеется в летательных аппаратах. — Если вернёмся!

— Ордена отберут, — сказал Биря. Прилетит, почистит ствол.

— Не отберут, — сказал Шах, прицелившись глазами в будущее, — мы заработали.

Дон с Петей сидели в большом белом зале итальянского ресторана с розовыми занавесками на окнах и лампами с розовыми абажурами на столах, который был заполнен солидной публикой в белых рубашках, с золотыми браслетами на запястьях левых рук   очках с оправами, украшенными драгоценными камнями, модных фетровых шляпах на головах. Воздух был насыщен смесью различных запахов, в которой преобладал запах надушенных тел, весь день пытавшихся сразу заработать много денег, женщины были в основном в платьях. Петя читал в тюрьме про Джеймса Бонда, во всех книгах один и тот же сюжет, история, человек, висящий на мизинце, зацепившимся за водосточную трубу, стреляет в плохих парней, а потом, спрыгнув, говорит что-то хорошее красивым девушкам, место было похоже на это. Просто так
сюда не пускали, только по разрешению мафии, все свои. Дон приказал официанту поменять пиццу:

— Не тот цвет, которого мы ждали!

— Цвет? — удивился Петя.

— В нашей кухне идеальным должен быть не только вкус! Выверены все цвета.
 
— Ааааааа… — Петю надолго унесли мысли и эмоции. Именно так живут мистики, видят чудеса, силой ума изменяют окружение и наполняют смыслом все действия, даже действия ума свои и других. Петя рассказал дону, как он жил на кладбище, когда бежал из тюрьмы, все мертвые были его друзья, описал своё отношение к кладбищам, всегда их любил, даже когда проезжал мимо, сразу начинал чувствовать себя физически лучше. Сторожил на кладбище склеп из красного кирпича, высокий, как дом, вода, свет, спал на могильной плите, когда хотел.

— Почти вампир, — Роберто принялся за новую пиццу, которая его устроила, почти домашняя, тот, кто попробует настоящей домашней пиццы, ни в какой ресторан больше не пойдёт. Потом про то, как битых жизнью арестантов по освобождении не принимает общество, социальных программ нет, остаётся один путь — назад в банду.

— В американских тоже трюмиловка, — сказал дон, — не берут судимых на работу, взорвем Везувий, — итальянец передал Петру пяточку анаши, косяк, бомба. — Моя жена, — сказал он, — знаешь, ей все равно с кем спать, со мной или со свиньей, до замужества давала даже ирландцам.

— Расскажи о себе, — попросил Петя. — Что мы все о жёнах!

— Трудно рассказывать о себе, — ответил председатель местной мафии. Он достал кошелёк, из него фото, Роберто в кабинете в ресторане сидел за длинным столом с вкусным ужином или обедом в окружении представительных мужчин во главе с седовласым господином с волосами серебряного цвета в сногсшибательном костюме.

— Молодой, — улыбнулся Петя. — Моложе, чем сегодня!

— Я все ещё молодой, — улыбнулся дон, блеснул ремень наплечной кобуры, он спрятал кошелёк, поправил тугой узел фиолетового галстука, заколотого золотой булавкой. Черная рубашка в тонкую белую полоску с белым воротником, на левом безымянном пальце печатка, рубин с золотом. Виски, которое они пили, в лучах заходящего солнца казалось ярко-оранжевым. — Особо хвалиться нечем! Взорвал как-то тепловую электростанцию в Форте Лодердейл, Мэри, наверное, рассказывала, недалеко от Майями, ту самую, четырехтрубную, предупреждение мэру города, преступников так и не нашли, остальное по мелочи, тут наехать, там этого пришить, завалили народу больше, чем жал у иглобрюха, иногда если ты не убьешь кого-то, когда схватил, все вокруг подумают, что ты дурак! Я вообще приехал из Нью-Йорка, какая разница, где лежать, в болотах Западной Вирджинии или тут, родился в Нью-Джерси, мы никогда не покидали Италии в нашем сердце, я католик. Пламенный поклонник, так сказать, Ватикана. Вырос в мафии, хотя настоящей мафии тут нет, только Пять семей, Козаностра, переводится «наше дело». Сейчас в неё принимают всех, книги открыты, хочешь, и тебя примем!

— Так вроде возраст, — сказал Петя. — Кому я нужен? Не смогу физически пройти с начала всю дорогу, потом, кем, рядовым? И ещё, у нас, видишь тут, наше дело, Авира и Мэри ждут от меня многого и ещё большего. — Он загадочно улыбнулся, пока низовые звенья в лагерях вырезали себе коленные чашечки заточкой и выкидывали их в «решку», в окно камеры, чтобы не выходить на прогулку, верхние заключали соглашения с правительством и властями, как Пудель и Дед Хасан, средние эшелоны давали всем просраться, лев уже прыгнул. На Арбате в Москве не было ни одного подъезда, ни одного дома, где бы не жили по их закону. И тут будем!

— Советником по России, — сказал Роберто, — советы. Ты не итальянец, все равно не сможешь стать посвящённым. Capiche? — Понимаешь?

— Я уже был, — улыбнулся Петя, — советником, таким нормальным, еле ушёл, используя силу моего разума.

— Мне рассказывали, — в ответ улыбнулся Роберто, — Вор в законе, негры, по-нашему «капо». На второй день стучать на тебя приехали и за пистолетом, говорили, как прошло, сказал им, не я вас посылал, что мне все это слушать. Почему, если не секрет? По болезни?

— Вроде, — честно сказал Петр, — душевной, слишком я прямой. Врать надоело!

— Понимаю, — итальянец опустил взгляд, словно ища на полу что-то, что он потерял давным-давно. Те, кто его знали, поняли, момент «икс», тому решению, которое он сейчас примет, будет следовать вечно. — А кто из нас нормальный? — Он поднял на Петра пронзительные серые глаза. — У коллег не было претензий? У других донов? За деньги, за отношения?

— Претензий — нет, — сказал Петя, он помнил все, — бесконечное количество вопросов, что будешь делать. — За всю историю мафии в Америке был всего один человек, который из неё ушёл, отпустили, Джозеф ле ФортЕ по прозвищу Кот, владелец того самого дома N247 в Маленькой Италии на Малберри-стрит рядом с Сохо в нижнем Манхэттене на границе с Бронксом, раньше в этом сердце известного босяцкого квартала Пять точек росло много тутовых деревьев, отсюда имя. Выше мекка писателей Гринич Вилледж, где дневал и ночевал Трумен Капоте, один из самых великих умов прошлого столетия, постоянно в небольших кафе этого района ел суфле, пил кофе, ниже бандитов Ист Сайд, ели лобстеров, спускались, поднимались, обменивались опытом и впечатлениями, кто не любит читать.

В доме с конца 20х годов находилось знаменитое гнездо мафии ночной клуб «Раввинайт», американский «Арлекино», хозяин тоже Форте, рейванем пару вечеров, что ты скажешь на это, дорогая, страшный Анджело дела Кроче, погоняло «Отец О’Нил»,  друг Френка Синатры, мстительный рекетир и гангстер ростом чуть за полтора метра, часто там бывал, жил буквально через дорогу, оставляя после себя долго стоящий в залах запах внезапной смерти. В квартире над танцполом любил закусить, выпить и поговорить со своими о делах насущных ученик и преемник Анджело обаятельный и зловещий Джон Готти, волосы подернуты серебром, по его личной просьбе комиссия вошла в положение просителя и пошла на встречу.

— Что мы, — фашисты? Святая Мадонна, пусть уходит! — Джозеф был простым солдатом, прозвище получил за цепкость, с которой в юности уходил по крышам от полиции, сидел мало, два коротких срока, действительно большое состояние сделал на недвижимости, скупая за бесценок небоскребы и торговые центры на заре эры массовой застройки Нью-Йорка, как отец Трампа, внешне легальный бизнесмен, которого полицейские ненавидели за то, что никак не могли к нему подобраться.

Пришло время отходить от серьёзных дел, выходить на пенсию… Кот постоянно, своевременно и крупно грел братву, зарабатывая, а не просирая свои и их деньги, подогнал бригаде Джона квартиру, через кухню вниз по лестнице вход в клуб. Богач постоянно жаловался на головные боли и плохое здоровье, которое подорвал на почве земельных спекуляций, договорились, правильный пацан и видный домовладелец долго целовал за это Готти старшему руку при всех, стоя на одном колене, и был за это вознаграждён, умер свободным своей смертью в почете в окружении своих любимых чад и домочадцев. Одного, но прецедент — был, вроде как одинокая женщина может быть любовницей женатого мужчины, но он должен давать ей очень много денег, постоянно вкладывать, черная рука семьи Гамбино на один раз стала белой, пожалуй, и единственный. Роберто понял, так и в России, значит, тот, кто перед ним, фигура определённо штучная, разрешили сюда приехать, такими не бросаются.

— Добро пожаловать, синьор советник, книги открыты, впишем! Это не сложно! Завтра всем объявим, надеюсь, ты не против? — Роберто сразу подобрел, советы он любил, ум хорошо, а два лучше. Бродяга тот, который в грязных калошах по ковру, но, если вышел на зоне из ШИЗО и в тапочках по ковровому покрытию в масштабе своего отряда, сзади громким голосом орет дневальный, ты ему, овца, рот закрой, ты тоже бродяга. Этот из последних, оценил дон.

— Принято, — сказал Петя. — Чем могу помочь? — Одного пса как-то спас на сходке, сказал, не знает законов, объясните, потом судите, вы что, любите насилие, хотите под шумок расслабиться, задуть на халяву ещё одну спичку? Парня оправдали, дали по рогам, немного поломали хребет, но оставили жить, побитая собака становится послушной, больше так не делай, заодно напихали по балде и его близкому, хороший охотник ходит на охотку с двумя борзыми, бывший ренегат стал Ворам обязан и вечно благодарен, вместе с другом на отлично выполнял самые мерзкие поручения.

— Постоять рядом, — ответил Роберто, — хочу отомстить одной суке, бывшей жене друга, тоже итальянца, с него ссосала все, раздела до ниточки, уничтожила по суду, поедем, сожжём ей дом! Развод не подарок, за него надо платить, бросим наши кости? Вверх черепами, вниз пиками?

— С дитями? — спросил Петя.

— Что? — не понял Роберто. — Бросим? Сожжём? Пустой, на кой ляд они нужны! Причиним невозместимый ущерб, детей к другу отправим, пусть живет на улице. — Внезапно его взгляд стал пустым, Петр понял, было, как у многих, в прошлом у Роберто стечение сложных обстоятельств. — Пусть в другой город уезжает. «В местах, где проходит армия, появляется терновник». — Знал бы он Петин секрет. — Денег не возьмём, мы не рекетиры, самые большие рекетиры — это банки и страховые компании, мы к ним сбоку припёка, один процент годового дохода американской сталелитейной промышленности, нам хватает! — Петя в задумчивости почесал лоб, неслабый доход, выходит, тут у металлургов, на зоне заставляли стукачей прыгать через тот красный ручеёк в плавильном цеху, почти ни у кого не получалось, ни робы, ни костей, ИТК N7 Магнитогорска.

— Никогда не страховал свою жизнь, — сказал он, — и медицинской страховки! Кто страхует свою жизнь, быстро умирает. Хотелось бы пожить! — Убийцы долго живут, если их не убивают. Дон не знал про Петю, на протяжении долгих лет в области оставались нераскрытыми несколько десятков эпизодов, многие из которых имели одинаковый почерк, кто не хотел платить, платили ещё больше, ещё и ещё. В качестве орудий для экзекуций использовались автоматы, пистолеты, ножи, кастеты, металлические кочерги, ломы и даже электродрель, спустя десять лет на стенах комнат в офисе Бачи сохранялись следы крови, милиции говорили:

— Эти трое, — называлось число, — вышли от нас, сели в машину и уехали! — Узбек любил поговорить, не выполнял своих обещаний и тут же давал ещё. — Объявятся, сообщим первыми! — Уазик медленно отправлялся восвояси, став богаче на пару тысяч долларов. О банде в Серпухове знало все население, но молчало, боялись, привлекут, исторический свидетель это одно, в суде совсем другое, многие погибли в молодом возрасте от своей силы, чем лучше армия, тем серьёзнее ее грехи, знающий Людей мудр.

— Смотрел в другую сторону, — уверял коварного и неправедного судью, выносящего негуманные приговоры, честный советский постовой, в день он имел обычно рублей 200-300, два месячных оклада инженера-лаборанта, стоял возле местного овощного рынка и никогда не видел никакого рэкета. Впервые слышал это слово.

Надо сказать, Роберто был полностью спокоен, настоящий мафиози не действует чересчур, не имея другого выхода, достигает результата и останавливается, довольствуется этим, решив дело, отдыхает, счастливые дела относятся к левой стороне тела, несчастливые к правой. Боевые отряды итальянцев хоть и маленькие,
никто в Америке не осмеливался их подчинить, о них до поры до времени и не знали, простота не имеет имени.

— Ты шустрый, русский, и привык бить первым. Я тоже шустрый, вендетта! Ва бене. — Не сговариваясь, они встали из-за стола, пошли к выходу, официант побежал за ними с угодливым шёпотом, как же заплатить, Роберто показал ему сделанную из пальцев правой руки дулю, накося-выкуси, Петя засмеялся, пока ехали в машине, как мог, пытался пересказать ему мультфильм «Приключения капитана Врунгеля», в душе не переставая восхищаться Майами, Вор попал сюда, терзаясь неизвестностью, его встречи со всеми была сама судьба.

Проехав до Вашингтон-авеню, друзья попали в пробку, стали двигаться со скоростью пять, шесть километров в час, и так пару часов, Петр в очередной раз заметил из окна много тату-салонов, спорттоваров, ночных клубов и магазинов, где торговали всяким пляжным товаром, торговавших под итальянскими бригадами, дон показывал и рассказывал, какой под какой. Даже в такое позднее время около них все равно ошивалось несколько компаний крепких мужчин, старательно делавших вид, что исследуют витрины, ночные сторожа. Встретят запоздалого грабителя, и ему ножом!

В Майами можно было найти заведения для всех рас и социальных слоев от шикарных коктейль-баров франчайзинга «Пинк Сет» до дешевых спортбаров типа бара «Спорт» на Калининском в Москве и стремных наркоманских пивных там же, объединяло их одно, все были одинаково под мафией, Вор прямо влюбился в эту организацию, а какие возможности! Вставай на абонемент к какой-то семье, дадут дорогу, столько доходов прямо сейчас, как не интересно?! Мимо проплывали кабриолеты с надрывающимися аудиосистемами фирмы «Сони», иногда такими же дорогими, как и сами машины, в них сидели итальянцы.

— Приехали! — Место было попроще, чем то, в котором жили Аврора или Мэри,  район, по-американски «боро», Коллинз, все уже спали, на них никто и не посмотрел, тамошним нарциссам рабочего класса  и без того хватало своих проблем. В дверном проеме нужного им дома дон заметил кучку трясущихся наркоманов, курили одну сигарету на троих, дальше двое неопределенного пола бомжей спали под кучей не стиранных тряпок.

— Гет аут!!! — На выход, страшным голосом проорал дон, разлили внутри две канистры, Петя бросил зажигалку, последнее, что он видел, садясь в «роллс ройс» Роберто, была охваченная пламенем вывеска «Продаётся».

— Возмещать ей никто ничего не будет, — довольным голосом сказал дон, — несчастный случай! Поставила на торги без агента. Завтра украдём из школы детей. — Вечером перед сном Петр с Мэри смотрели на видео «Синий бархат» Дэвида Линча, ушли в искусство! Живопись музыка и прочее, иллюзорный день, в сущности, сон, забылся.

Конец шестнадцатой главы