Эксперименты со временем

Все думали, что так себе идея.
Не верили.
Он — по ночам.
И всё вполне  серьёзно.
Научный, младший, без  регалий,
Тимофеев.
И тут машина времени,
и  Иоанн по кличке Грозный.
Кафтан расшит, и клином борода.
Кончался вторник, близилась среда,
с календаря оторваны странички.
А царь... Что царь?
Такой же, как всегда.
Замашки те же – старые привычки –
повелевать, что так некстати, подкопы рыть, брать штурмом города
и слать на рубежи полки и рати, не глядя на дожди и непогоду.
Какого всё же стоило труда привыкнуть без царей
жить сча'стливо народу.
Сумели же наладить как-то  быт,
посеять злаки, выпечь вкусно всходы.
Закралась мысль, что разум победит, и  государи выйдут все из моды,
и что ни день, то волшебство и праздник.
Стихи написаны, положены на ноты,
красавицы снимаются в кино.
А Тимофеев чёрных кошек дразнит.
А время вспять вертеть  запрещено среди иных других запретов разных.
Стоит «кирпич» – столь популярный знак и запятые у союза «но»,
и на воротах —  морды злых собак.
И против, в общем, был товарищ Шпак,
чтоб некто выпивал его коньяк
(в его дому украсть почти всё можно –
магнитофоны, портсигары и пиджак.
Лишь спрятаны бутылки в тайники,
и обнаружить их довольно сложно).
Тайник – не то, что в прошлое портал.
Если и в прошлое, то для души,
слегка –
«машина» помещается в бокал армянского родного коньяка.
Но так, чтоб, обесточив пол квартала,
повылетали чтоб в домах у граждан пробки,
явить царя?!
Явился. Горя мало –
как из бутылки джин, как чёртик из коробки.
Что делать с ним теперь в таком разрезе?
Он  – имя, мировой авторитет,
в политику немедленно полезет,
и натворит неактуальных бед,
припомнит позабытые указы, Малюту и границы воеводств.
Средневеково как-то мыслит разум
на фоне общепринятых юродств.
В его мозгу враги — он хлеб с опаской ест,
он любит власть так искренно и пошло,–
не утолит любовь гарем невест.
И пусть бы он и оставался
в прошлом.
Довольно в нынешнем и Папы в Ватикане.
Кому нужны хиджабы и мечети?
Последние пропали могикане
примерно так же, как исчезли йети.
Учёные, в пылу своих исканий,
не ограничиваясь бурею в стакане,
такого могут взять и намутить в двадцатом веке
или в двадцать первом,
что рвутся нити, не выносят нервы.
И где пейзаж нормальный за окном?
Всё шиворот-навыворот, вверх дном,
с ума как будто посходили феи,
подсчитывают флаги и трофеи,
и сумасшедший выпускной устроил  дом.
Верни на место время, Тимофеев!
«Вельми понеже»!
Счас, а не потом.
И посмотри в лицо реальным фактам —
не выдаётся время по контрактам, но забирает жизнь одним щелчком.