Без дураков

Мир вокруг звенит, речист,
В поле не престол, но - в поле занят тракторист,
Звон арматуры кажется знакомым с детства,
Так нежно к каскам льнут куски бетона, что
Невольно заглядишься - современная фреска.

Вокруг ревнивые роятся звуки -
Не отвлекайся от своих переживаний,
Встать под душ холодный легче, чем под дождь,
И проще полотенце взять, и утопиться в ванне.

Я отвлекался звоном бронзы в тишине церквей.
Ну, как церквей - одной затёртой, старой церкви,
Где нищих не отыщешь, паперти как таковой там нет,
Торчит босой, забытый гвоздь без кепки.

Архитектура красоты мне навевает давний сон,
В котором всё внезапно стало ясно:
Открылось мне сто первое из ста святых имён,
Которое пропало, едва разлилась краска,
Как мальчик, в первый раз коснувшийся руки
Той девочки забавной.

Сквозь монумент ремёсел всех с отчаяньем лечу,
И мысль ласточкой за мной легко скользит,
Дыханием, испарением, видением коснуться
Всё головы моей усердно норовит,
И к жизни из своей я так боюсь проснуться.

Мне снится сон, в нём высится сквозь свет
Столп невысокий, но неимоверно крепкий,
С руками, разведёнными как крест, - весы,
В обеих чашах страх, один из них - взрослый, один - детский.

Не стану говорить о том, что в левой чаше тех весов,
Но в правой страх лежит, страх чётких объяснений,
Понять, как снег - белым-бело, без всякого вкрапления,
Что жизнь имеет бо;льший вес, чем всё, душе назло:

И к срочной жертве ждать не будут никогда,
Не благословит Эвтерпа своим плачем,
Расстройства заедят с утра - и до ночи - семья,
Друзья, знакомые, прохожие, задача
Проста и неподвольна им - границу означать,
Как тело означало речь, могилу – призрак каменный.
На холостом ходу пронизывает холод.
Прости, любимый город, что дал надежду пламени.

Я потушу огонь, я за ведром схожу,
И веер серых дней раскрасит серость часа,
Всё тем и хорошо, что существует на виду
Безопасного, как бритва, взгляда.