Моя Марина Марафон М. Цветаевой
О, как же давно была первая встреча с Мариной Цветаевой. На заре туманной юности я прочитала « Я тоже была, прохожий, прохожий , остановись. Это были дореволюционные сборники из бабушкиного сундука, покрытые тайной. И что ни текст – тот мольба, крик, отчаяние. Сказать, что тот небольшой сборник произвел шок – ничего не сказать.
Хотелось отстраниться, почитать, что-то более гармоничное что ли.
И сборник вернулся на свое место. Я жила и дышала ранней Ахматовой, чеканные ее строки, мир Царского Села затмил Москву Марины, остался надолго царить в душе.
Но можно ли было к ней не возвращаться, если все мои подруги были ею пленены, зачарованы?
И когда на Московской кухне прозвучало под гитару стихотворение « Генералам 1812 года» Пришлось вернуться к ней снова, да и "Мой Пушкин" звучал и с вызовом и ярко, и неповторимо. Это уже на студенческой скамье.
Наверное, она была во многом похожа на меня ту, 20 летнюю, а мне хотелось гармонии, чеканности строк, страсти совсем иной. И как сказал один из знакомых : - Марина слишком цепляет.
Вот в этом «цепляет» и был некий страх перед поэтом такого уровня, такого накала страстей.
На лекциях я слышала не так много стихотворений, но зато охотно цитировались ее письма к Пастернаку и Рильке, ее эссе о Пушкине – полные таких противоречий, что становилось как-то и жутко и немного досадно – разве так можно писать?
Но есть ли какие-то запреты для Поэтов? Они стоят за гранью наших правил, тем и хороши, и интересны. И все- же понятнее и ближе она стала, когда прозвучал ее цикл стихотворений к А.Блоку. Тут Ахматовское « Я пришла к поэту в гости» немного побледнело и отступило на задний план.
Говорят, что сам Блок смутился и недоумевал, когда ему передали тексты поэтессы, которую он не видел, а если и видел, то точно не помнил. Он спрятал их подальше, так же, как я прятала в сундук книжку, и может быть перечитал потом.
Но самое печальное, что встречи так и не состоялось. Они даже не поговорили, а ведь ей так хотелось этого.
Вот в этом и была та главная особенность безответной любви к современникам- поэтам. Это многое объясняет, как и единственная встреча с Ахматовой, где они тоже так и не поговорили.
Одиночество среди людей, которые кажутся близкими, выплескаться в стихотворения и письма, а они не доходят до адресатов, или доходят слишком поздно.
Вот и я уже многое пройдя и пережив, снова возвращаюсь к Марине, теперь уже с высоты своих лет, и начинаю понимать , если не все, то многое из того, что она хотела нам сказать, как она страдала, как печалилась, как далека была от той реальности и которой жила, и жаждала быть понятой хотя бы через 100 лет.
Нам понять и принять ее , вероятно, легче, потому что мы не совпали во времени. И все же сколько надо невероятных усилий для того, чтобы понять и принять.
Третье мое пересечение с ней случилось недавно, когда писала книгу о белых генералах. У нее было самое смелое и самое страстное стихотворение
Белая гвардия, путь твой высок:
Чёрному дулу — грудь и висок.
Божье да белое твоё дело:
Белое тело твоё — в песок.
Не лебедей это в небе стая:
Белогвардейская рать святая
Белым видением тает, тает…
Старого мира — последний сон:
Молодость — Доблесть — Вандея — Дон.
Мне сегодня о них писать легко, ей было очень и очень трудно, опасно для жизни, но она не отступила и не сделалась тогда. И кажется, что это привет оттуда нам сегодняшним, за что лично я ей благодарна.
Не сомневаюсь, что есть много тем, пересечений, которые еще только предстоит открыть, восхититься и удивиться. Вот и наш марафон – это еще одного открытия, возвращение к Марине, и это прекрасно.
Свидетельство о публикации №124101702070