Сашка. Часть четвёртая. 17-18

                17

           Годы за решёткой медленны. Но всё равно к Сашке  подбирался незаметно восемнадцатый год. Недолго и до взрослой зоны. А менять место жительства ему не хотелось, потому что жилось здесь терпимо: вместо работы – репетиции, концерты, еда вовремя. Татарчонок из оркестра, Вахрутдинов, обучил его мастерству сапожника, и Сашка преуспел в нём так, что к концу второго года отсидки начал получать заказы. Словом, завелись деньги, а это курево и дополнительная кормёжка из тюремного ларька. А ещё купил, послушав Вахрутдинова, у вольнонаёмного костюм и рубашку. Сам бы не додумался - тратить деньги на тряпьё, помня, что сидеть ещё долго. Но татарчонок сказал о скорой амнистии, мол, прибудет комиссия, которая  может досрочно освободить. Сашка, узнав об этом, не без основания поверил в благоприятный исход, потому что в зоне был на хорошем счету. Боясь что-то напортить, стал избегать привычной после концерта пьянки. Прекратил посещение библиотеки, помня, с кем  крутит Роза.
 Наконец прибыла комиссия. В списках претендентов на освобождение Сашка прочёл и свою  фамилию. Толпящиеся вблизи двери пацаны мелко дрожали: «О чём спросят? Как отвечать?» Вызвали  Сашку. Вошёл, не чувствуя ни ног, ни рук. На колени был готов свалиться, только бы выпустили из этой сытой жизни. Перед глазами вихрем пролетели бессонные ночи с мыслями о покатившейся в пропасть судьбе, о  том, что есть другая жизнь, где люди имеют семьи, работают, воспитывают детей, сочиняют и даже печатают стихи.
           - Ну, и что? - воззрился на Сашку толстый, с залысиной  мужчина. -  Когда  бросишь  людей резать и обчищать буфеты?
 У Сашки из памяти выбилось всё, что хотел сказать. Впрочем, его и не собирались слушать: лысый брезгливо поморщился и рукой махнул. Вызвали другого. Вышел за дверь Сашка, расстроенный, спустился с крыльца. Истукан истуканом…  И не  сразу  понял молодого лейтенанта, который откуда-то подошёл и руку пожал ему.

                18
 
 С такими, как и он, счастливчиками, Сашка собрался выйти на свободу. Нарядился он в новый костюм, не забыл гитару, ему подаренную руководством зоны. Колонна бывших подростковых заключённых  направила шаги к машине уже за территорией зоны. Туда же шли пятеро из взрослой зоны, что располагалась недалече. В их группе увидел Сашка знакомого, тёзку, с которым подружился на концертах. Ещё не до конца осознав, что он уже на свободе, почувствовал Сашка беспокойство, так как подросток, который шёл рядом с ним, рассказал ему о разговоре между двумя мальчишками. Смысл разговора  в том, что Сашка вышел на волю не без денег, и ещё костюмчик на нём  новый – не то, что их роба, поэтому надо бы ему сотворить «гоп - стоп». Начинать жизнь на свободе с таких неприятных проблем Сашке не хотелось. Поэтому, когда сели в машину, он не случайно оказался рядом с тёзкой. Тот ему обрадовался, по плечу похлопал, но, увидев тень заботы в глазах подростка, спросил:
 - Жаль зону? Чего такой?
 Наклонившись, Сашка прошептал ему о «гоп-стопе», глазами  показав на пацанов.
 - Вон те, что ль? – презрительно улыбнувшись, громко спросил друг, глянув в упор на подростков, которые под его взглядом съёжились. – Ты же в Омск едешь, - обнял он Сашку. – А я дальше, так что доставлю целым.
 Прибыли на вокзал. Заместитель начальника зоны вручил освобождённым купленные билеты,  поздравил с началом новой жизни, представил группу дежурному милиционеру и, попросив освобождённых вести себя тихо, укатил в машине. Разделившись на группы, подростки и взрослые разбрелись, кто куда. «Гоп – стопники» исчезли,  но Сашка старался не отходить от тёзки, думая о том, чтобы скорей бы доехать до Омска и начать там новую жизнь: работать, обзавестись семьёй, взять к себе старую Агафью. Тёзка  купил бутылку водки. Легко на свободе пилось даже и из горла! Присев на лавочку перрона, они запели песни под звуки Сашкиной гитары. Пассажиры от них шарахались, убегали в вокзал.
 - Прошвырнёмся? – предложил тёзка.
 Гитару и чемоданчики оставили под охрану мальчишки, который Сашке рассказал про «гоп-стопников». Зал ожидания забит был людьми. И у буфета их было много.
 - Не отставай, - приказал тёзка, вливаясь в массу, обступившую буфет.
 Сашка успел заметить, что на тёзку посмотрел милиционер. Подвыпивший мужчина, кряхтя, тянул к прилавку сотенную купюру. Тёзка тоже потянул продавщице деньги, но вторая рука его, Сашка это видел, вытащила из внутреннего кармана пьяного портмоне. «Исчезаем!»  - прохрипел тёзка Сашке, резко подавшись назад. Удаляясь за ним, Сашка покосился на милиционера. Нет, не заметил. Уже на  лавочке, тёзка открыл портмоне – денег куча! Сашка же дрожал, думая: «Только что могли и его отправить за решётку, как  сообщника. И оборвалась бы надежда на другую жизнь».
 Пили всю ночь. А утром ввалились в вагон и  вырубились на сутки, лёжа на полках под стук колёс. Когда проснулись, тёзка сходил в ресторан и принёс столько еды и бутылок, что всему места не хватило на столике. И весь путь столик не пустовал. Пили и пели; и проводникам с их стола перепало много, поэтому они  не обращали внимания на брюзжанье порядочных пассажиров. Особенно возмущалась одна старушка, грозила дойти до начальника поезда, но тёзка умудрился достаточно напоить и её. Когда подъехали  к Омску, тёзка открыл портмоне  и,  вынув  кучу купюр, отдал их Сашке:
 - Не забывай. Ты мальчишка хороший, но, боюсь, что встретимся. Выпьем же, друг, на прощанье за то, чтобы не встретиться больше никогда.