Тридцать

Вот они, посмотри, тридцать ли? Тридцать три?
Я сбился со счёта, а значит, пересчитают меня.
"Здравствуйте, первый в списке, кажется, вам пора".

Я оглянулся мельком, милая белошвейка уже паутину сплела.
Даже не попрощаться! Домик галлюцинаций, я ухожу со двора.

Не было Сивки-бурки, мышки-норушки, лягушки-квакушки.
Только волк-зубами-щёлк на трещине горизонта,
Волк, пожирающий солнце, а с ним — и мои веснушки.
Контур его челюстей — моя линия фронта
(Скорее, линия бегства). Высморкнусь, вспомню детство,
Тридцать мгновений! Меньше? Полно, дамы, кокетства!
Мы не всегда жили влюбе, но, в общем-то, как умели:
Безыголица, треск, простуда, позапрошлые на постели.

А теперь на весь мир — горячка, бедлам уходящего лета.
Юрьев день у меня, распродажа, забирайте за полмонеты.

Выменять хоть секунду у беспредельной лавины,
Но ангелы огневые, словно кариатиды
Немы,
и секунда им — жалкий дар,
Может хоть ты услышишь, муза, страна-пожар?

Родимая, как давно
мы с тобою не виделись!
Родимая, почему
за жизнь так и не встретились!

Дай обниму напоследок! Держи
букет цветов чеснока,
Я дарил его всем своим женщинам
и
горького лепестка,

Хватало, чтобы понять — пропасть
со всех четырёх сторон.
Любое слово — обман, голос —
только бессвязный звон.

Я не стал батареей Тушина на пути всеобщей войны,
Я струсил и плюнул в кружево беспорядка и задармы.

Я слышу — идут тридцать,
Вот без восьми, без семи,
В памяти стираются лица,
Вот без шести, без пяти,
Без четырёх — пляска,
Паяц без поводыря.
Без трёх — серая каска
Ставит на мушку меня.
Без двух — пустоцвет вижу,
Как же я раньше его —
Без одного — не заметил…