Дар. Часть 3 Отредактированная

  Не будучи теоретиком, я пишу, не оглядываясь на правила  (хорошо, что я их не знаю, а то извела бы себя с моей неизменной самокритикой, которой во мне и так достаточно. Мне кажется, что если следовать правилам и держать их в голове, то не напишешь НИ-ЧЕ-ГО!  Нет! Напишешь, конечно, рифмованную строфу с идеальным ритмическим рисунком, но этого мало. Это – красивый фантик. А конфета внутри может оказаться конфетой для диабетиков: пресной и безвкусной.  Впрочем, пример не корректен. Конфеты для диабетиков бывают сейчас весьма приятны на вкус. Но не будем отклоняться.
 Неужели Белла Ахмадулина  думала про теорию стихосложения, когда писала свой  «Дачный роман»?! Читая его, я явственно слышу,  буквально сердцем слышу, как она говорит (выражение М.Цветаевой о стихах) своим чудным голосом, немного манерным, но тем и  неповторимым, голосом, говорит  мне и только мне! – свою историю.  Какие могут быть правила для вот этого:

  Хочу соврать и не совру,
  как ни мучительна мне правда.
  Боюсь, что он влюблен в сестру
  стихи слагающего брата.
  Я влюблена, она любима,
  вот вам сюжета грозный крен.
  Ах, я не зря ее ловила
  на робком сходстве с Анной Керн!

  И далее:

  Вот так, столетия подряд,
  все влюблены мы невпопад,
  и странствуют, не совпадая,
  два сердца, сирых две ладьи,
  ямб ненасытный услаждая
  великой горечью любви.

  Разве здесь дело в идеальной форме некоего сосуда? Тем более, что у Беллы довольно часто не точные рифмы. Но она не боится этой неточности, потому что для неё важно не расплескать само содержимое сосуда, сохранить привкус волшебного напитка под названием Поэзия.
  Я же никогда не довольна конечным результатом своих трудов, постоянно стремлюсь к идеальному совершенству и правлю опубликованное десятки  раз, сокрушаясь, что пару десятков человек уже прочли вот этот твой несовершенный, не доведенный до ума вариант. А правка формы способна повредить и сам сосуд, и содержимое прольётся уже мимо читателя.
  И так, я не думаю о том, нарушаю ли правила. Слава Богу: критиков у меня нет. В развлекательных конкурсах на поэтическом сайте я давно не участвую, а серьёзной читательской аудитории пока нет. Так что шишек я пока не набила и потому отчаянна до безрассудства: экспериментирую  и с формой, и с содержанием.
Беда моя в том, что я –– ужасная  торопыга! Терпения и выдержки во мне мало. От этого страдает качество моих работ: едва написала – скорее поделиться  со всем миром! А потом, после каждого нового читателя – моя перечитка и … начинается настоящая огранка.
  Пишу так, как подсказывают мне Свыше. Ни секунды не сомневаюсь, что каждый писатель и каждый поэт – проводник мыслей, слов, строк, рифм, которые поручает донести ему Вселенная.  Что-то происходит в моей голове, независимо от расписания, планов,  намерений и обещаний. И  тогда по боку не вымытая посуда (а ведь я – чистюля до педантизма, тру всё до блеска!), хорошая или плохая погода,  нехватка кислорода,  моциона. Раздражает и выводит из себя всё, что отвлекает, отрывает время. Мысли толпятся  и толкаются локтями,  требуя воплощения, и меня саму  толкают под руку – запиши, запиши нас скорее!  Помните, как в любимом моём «Осень» у любимого моего Александра Сергеевича:

  И мысли в голове волнуются в отваге,
  И рифмы лёгкие навстречу им бегут,
  И пальцы просятся к перу, перо к бумаге…

  Вот лучше не передашь этого лихорадочного состояния.  Руководствуются ли там, Наверху,  теориями, придуманными земными теоретиками – не знаю. Словом, у меня получается то, что получается.
Если это проза, то я сижу, словно добровольно заточённая, не пью-не ем. 
С поэзией случается по-разному.  Как ни странно, она замечательно идёт в мою голову, точнее из неё выходит, во время мигреней. Голова болит – стихи пишутся, не зависимо от того, левый или правый висок сверлит.
  Ночью стихи тоже пишутся за милу душу: лёг – прострел – зажёг свет – записал – выключил свет – лёг – прострел – включил свет – записал – лёг – прострел – и так далее… Я бы в описании этого процесса могла так исписать страницу до конца. Если кто-то так же не спит в эту ночь в доме напротив, очевидно думает, что я шлю сигналы инопланетянам: этот  бесконечный прерывистый свет в окне, по крайней мере, свидетельствует о странностях обитателя квартиры.  Словом,  вы и так поняли: если Оно накатило – бессонница обеспечена. Половина стихов из цикла «Письма в никуда» (сборник «Сентиментальные путешествия») вот этим именно  методом Ваньки-встаньки  были написаны за одну ночь.
 На улице стихи пишутся несколько иначе. Со стороны это выглядит примерно так: идёт себе дамочка (не важно, где:  центральный ли проспект, набережная ли вдоль городской речушки, парк ли), взгляд её где-то не здесь. Поминутно приостанавливаясь, она достаёт телефон из сумочки и что-то в нём строчит. Снова десяток шагов – вновь достаёт телефон – вновь строчит – вновь шагает… Тоже можно страницу этим циклическим приёмом исписать.
 – Переписывается с подружкой, с любовником? – Странное такое Морзе. Летом всё не столь плачевно. А вот зима-весна-осень – мучение! Перчатки себе, очки себе (то, что я вижу в них вдали, не значит, что вижу в экране телефона). А если ещё и зонт!
  Зато порой дома остаётся лишь отредактировать. А порой дома перечитываешь – бред! Неужели это чухня показалась мне шедевральной? Подозреваю, что тут мне не диктуют Свыше. Тут уж, наверное –  я сама. 
Иногда стихи настолько переплетаются с мимолётными впечатлениями, с привязанностями, предпочтениями и  любовями, что мне начинает казаться: я сама влияю на судьбу моих вдохновителей.
Например, история с «Тортилой»  –  милой кофейней в центре города. Точнее, это – целая сеть кофеен. Но я любила исключительно одну. Вначале я посещала её с приятельницей Н..   Когда наша дружба оборвалась, как обрывается многое: внезапно, необъяснимо и безвозвратно, я стала посещать кофейню одна.  Я любила эти маленькие столики, эту пастельно-кремовую штору, мягкими полукруглыми складками обрамлявшую окно, цветы на широком подоконнике, большую стеклянную  дверь, через которую приятно наблюдать в тепле или в прохладе (в зависимости от времени года) движение улицы и придумывать  очередной  сюжет (даже когда ещё не писала, я придумывала вечно что-то  беспокойной головой). 
Именно поэтому я люблю гулять исключительно  одна. На самом деле, я не одна. У меня часто есть мысленный собеседник, но именно такой, с которым хочется!!! гулять:  с которым у нас одни темы, одни восхищения, одни удивления. Случаются, конечно, и встречи-прогулки  с реальными людьми, но тогда я должна отключить своего внутреннего сотоварища.
  Иногда я жалею о том, что нет возможности  прогуляться с мамой, показать ей любимые уголки города.  Она живёт в другом городке, она – не молода, у неё болят ноги и длинные прогулки ей не под силу.  Но я часто подключаю её к моим прогулкам мысленно,  и мне бесконечно жаль, что мы уже никогда не посмотрим на некоторые вещи сообща, не прогуляемся у озерца с утками, не поднимемся вместе длинной каменной лестницей вдоль длинного каменного забора с таинственной деревянной дверцей, снабжённой массивным металлическим кольцом, которая этим летом совсем заплелась диким алым плющом – дверца в Страну Алисы. Не всё же Алисе в норы шастать.
  И так, приятно, потягивая небольшими глотками латте без сахара, с непременной пироженкой, я присматриваюсь  к посетителям. Они ведь  – разные, на любой вкус.
  Приятно перекинуться парой фраз с девочкой за стойкой. Кстати, рядом – торговый центр. Вернее, кстати, что кофеенка рядом: все свои важные покупки (платья, сумочки, платки, шляпки) я неизменно «замачиваю» чашкой любимого латте. Так что тайной нового приобретения с барменшей тоже можно поделиться.
И вдруг моя кофеенка закрылась!
Бедовала я не долго: обнаружилось, что она перебралась в другое помещение, в соседней улице, чуть меньшее по размеру, но со всем своим антуражем, интерьером, со шторой и цветами, только за стеклянной дверью стало не так оживлённо, а в кофейне – совсем пустынно.
То был период, когда я лихорадочно готовила к изданию свой сборник «Сентиментальные путешествия». Было много переписки с редакцией, читок, правок, дописок. В один из таких дней я заглянула в кофейню. А когда  вышла с приятным послевкусием и хорошим настроением, меня вдруг  осенило (благословили Свыше), и в голове стали рисоваться образы и складываться диалоги.
Вот отец семейства. Такие нередко заглядывают  за тортом.
 
   – Свежий ли нынче  «Наполеон»?
   – Я бы сказала – свежайший!
   – Если хорош, как сказали Вы, он:
   Полностью, не нарезайте.
   Перевяжите коробку:
   К миру протаптывать тропку
   После семейных дебатов
   Должен помочь Император.
   – Лучше в кофейню придите с женой:
   Здесь политес обеспечен.
   Трюфельный торт подвезут в выходной
   Под романтический вечер.
   А под душистый лавацца
   Можно здесь и  целоваться!..
   – Вы, Виолетта, психолог:
   Тут не распустишь иголок.

Вот торопящийся на экзамен студент забежал взбодриться чашкой кофе после бессонной ночи:

   –Трубочек пару и американо:
   Перед зачётом заправиться.
   – С этой заправкою было бы странно
   Даже с доцентом не справиться!

Не торопящийся, приличного вида джентльмен присел, как и я,  за столик с большим стаканом облепихового чая, приправленного  ароматным мятным листом (я сама люблю согреваться таким после сырой, промозглой улицы).

   – Сбросьте пальто и присядьте за столик,
   Выпейте вспененный кофе.
   – Нет, Виолетта.  Сегодня не стоит.
   Дайте-ка парочку тоффи
   К чашечке чая. Да-да, облепиховый:
   Зябко – согреться мне хочется.
   День нынче просто тягучий неслыханно,
   Думаю: век не закончится.

Измождённая девица, типа Твигги,  пьёт только без сахара.
   
  – Дайте без сахара, чёрного!
   – Может, с эклерами лучше Вам?
   – Нет! Добиваюсь упорно я,
   Как долгожданного случая,
   Стрелки весов колебания:
   Граммов моих убывания,
   Где-то на триста, примерно.
   Стоп! Никакого эклера!
   Только наметились сдвиги
   В сторону Кэмпбелл и Твигги!
   – С Вашей фигурой? – Поверьте!
   Пыл свой немного умерьте:
   Будет неслыханный  ветер.
   – Ну их, синоптиков этих!

И так далее…
И, конечно же, сама Поэтесса:

   – Здравствуйте! Нет-нет, я лишь на мгновение.
   Да, мне с собой, как обычно.
   Кружится, кружится стихотворение:
   Сыплются рифмы… 
   – Отлично!
   Что же Вы, автор, спешите?
   Сядьте и здесь запишите.
   Вот и свободен Ваш столик.
   Скоро ль готов будет сборник?
   – Ах, Виолетта, может быть, к лету,
   Может, под рыжую Осень;
   Это такая поэтов примета:
   С Осени  сборник и спросим…

Словом, пока я добралась до дома, диалоги, с кучей орфографических ошибок и опечаток, словно записки сумасшедшего, теснились в моём телефоне, напирая друг на друга и требуя срочной редакции.   По сути – в телефоне у меня живут таким образом целые сборники. 
Итак, я набрала текст, отредактировала: получился драматический этюд. Не законченное произведение, а так, записки стороннего наблюдателя.
Для девушки за стойкой я сразу выбрала имя Виолетта. Остальные персонажи, в том числе и сама я – Поэтесса – безымянные.
Озаглавив свой этюд «Кофейня», я распечатала его и отнесла в дар Виолетте (на самом деле Наташе).
Через месяц примерно моя кофеенка, моя «Тортилка»… она закрылась!
Слгазила!? –   Нехорошее такое чувство вины возникло. А у меня –  словно любимую игрушку отобрали.
В память о незабвенном заведении я опубликовала «Кофейню» в сборнике «Моё закулисье».
И вот, прохожу  спустя много времени по скверику у кинотеатра, и вижу «Тортиллу».  Нет! Я знала, что она есть там с незапамятных времён. Просто туда меня не тянуло. На этот раз зашла,  а  за прилавком –  моя Виолетта - Наташа!
 – Вы к нам так давно не заглядывали! – говорит с милой своей улыбкой. Вижу, что она мне искренне рада.
Вышла я из этой маленькой кофейни без столиков, лишь со стойкой, с пироженкой в сумочке, и меня обступили мои  прежние герои – посетители прежней кофейни. И пока я добежала до дома, в телефоне уже красовалась Часть 2.
Я набирала её ледяными пальцами, поминутно снимая перчатки и доставая носовой платок.
 
Поэтесса:
   – Как Ваш студент?
 
Виолетта:
   – Забегает он часто
   Съесть заварное своё. И к тому же:
   Клюнуло, видно, на сладкое счастье –
   Скоро мы станем женою и мужем…

Поэтесса:
   –  О! Как я рада за Вас, Виолетта!
   Значит, не зря вы кормили  батоном
   Вместе чирков.

Виолетта:
                –  Их кормили багетом,
   После восьми, на пруду  полусонном.
               (после паузы)
   Но и для Вас есть отличная  новость –
   К Вам я имею одно порученье.
   Нет, то не новая форма печенья!
   Это – сюрприз! – Проявите готовность.
   Помните гостя за столиком третьим?
   Спрашивал Вас он недавно так мило.
   Был огорчён, что опять Вас не встретил –
   Я чуть пирожное не уронила!
   Вам телефон он на всякий оставил.
   Вот! – Получите!  Смущаться не стоит.
 
Поэтесса:  (взволнованно)
   – Первой звонить?  В нарушение правил?

Виолетта:  (весело)
   – Их нарушение – дело простое!
   Тут политес, уж поверьте: не нужен!
   Чудится мне, что уже недалече –
   Важная встреча! Да! Важная встреча!
   Пару пирожных купите на ужин!

Вот так не дают мне покоя мои герои.  Они требуют продолжения. Они просят упорядочить их судьбы. И теперь у меня в планах: Часть 3. Надо же довести до ума всех  посетителей моей головы: окончательно устроить их личную жизнь…
Дар – это когда в обычном, повседневном видишь необычное. Много ли тех, кто, ежедневно посещая кафе, нашёл свою половину? Много ли тех, кто просто словом перебросился с соседом по столику? А у меня всякое случается. Вот как с Ларой в повести «Магия Прованса», в которой героиня встречает в кафе того, с кем не решилась познакомиться много лет назад.
 – Скажи,  ты на самом деле меня не помнишь? – (спрашивает героиню тот, кого она упустила много лет назад) 
 – Я на самом деле тебя помню. –  Только не сразу это поняла.
Странная их встреча и странное знакомство по новой. Он уронил кусочек торта на джинсы. Она предложила ему влажную салфетку. Вот этот момент, завязка:
– Арсений, – представился мужчина. И что-то смутно шевельнулось в её памяти от этого имени и от звучания негромкого приятного баритона с едва уловимой сипотцой.
       – Клара, – назвала она своё имя, подумав: «Сейчас начнётся». Странно, но шутки про Карла и кораллы не последовало.
       – Но можно просто Лара.
       Ещё раз отметив про себя, что кораллы остались за скобками, решительно пошла в атаку сама:
       – По правде, всё обстоит ещё печальнее. Моё полное имя Кларисса.
       Похоже, он едва не поперхнулся даже без участия десерта. Во взгляде возник ещё больший интерес, и... не запрыгал ли там шаловливый чёртик?  Хотя… Впечатления пустышки, вроде,  не производит.
      – Подозреваю, что моя мать немного перечитала в юности Ричардсона,– иронично заметила Лара.
       – Простите!? – впервые в его взгляде мелькнула растерянность.
       – Ну, помните, в Евгении Онегине, о матери Татьяны:

         Она любила Ричардсона
         Не потому, чтобы прочла,
         Не потому, что Грандинсона
         Она Ловласу предпочла…

– процитировала Лара пушкинский текст. – Сэмюэл Ричардсон, автор «Клариссы Гарлоу».
          Арсений смотрел на Лару, словно на инопланетянку...

И даже при таких инопланетных контактах, как оказывается, никогда не поздно исправить упущенное. Вообще, я желаю осчастливить всех своих героинь и по возможности, делаю это.
Лирические героини моей прозы составляют уже целую галерею. Не только в буквальном смысле, как в повести «Средневековый портрет с лютней».  По сути, все они – один большой, собирательный  портрет меня, автора.  Или  портреты тех, кого я бы хотела видеть рядом с собой, или тех, кто есть у меня.
Как, например,  героиня шуточного стихотворного цикла «Моя подруга Оля», благодаря которой мои истории – не всегда грустны, но и довольно забавны порой. Благодаря Оле они  вызывают улыбку читателя.
Герои – они вокруг нас. Это – целый наш мир. Нужно только полюбить их (смешную Лёлю, нерешительную Женю, бесшабашную, немного без царя в голове, но добрую Таньку), и тогда авторское перо вдохновенно  выпестует, выпишет, создаст удивительные образы: смешные, трогательные, трагические и лирические.  Всё – как в жизни…
Дар – это умение видеть. И способность постоянно жить напряжённой внутренней жизнью, отказываясь от многого того, что  кажется невероятно значимым и важным для других. Дар – это счастье находить необычное в обычных вещах.

14.10.2024