Ему

Забронировал вечер - так будет дешевле с утра.
Небо слито свинцом, хотя раньше старался мелок.
Где-то там, за окном, где спокойнее жить топорам,
Замело то ли снегом, а то ли опять в некролог.

На бумаге замажет собой пробегающий свет,
Ведь враждебны слова, даже если забрал их с собой.
Посмотрю в монитор, и, как сплюнув, промолвлю: "поэт!.."
И закрою стихи, запрещённые нашей страной.

На забвения поприще вряд ли удастся залезть:
Чтобы нас позабыли должны же запомнить сперва.
Пусть останется в памяти пятнами липкая смесь,
Что я искренне сцедил и бережно лично отдам.

Нас смешили идеи РОА или Клуб 27,
Но пугали лишь мысли о том, что разбудит война.
Успокоившись будто, что мы все давно не у дел,
Как “Народная воля” в печати пойдём по рукам.

Если вкусно поесть, то не хочется грустно писать,
Соль земли выдавая за то, что отпало в пути.

Недобитые улицы тянут на них поблевать,
Выпуская наружу все то, что так долго копил.
Недопитые улицы, чтобы я в них не тонул,
Как с последними силами мне открывали портал.
И на входе в него не попросят билет, потому
Что в нём будет написано то, что я здесь лимита.

И так вышло теперь, что все двери открыты ключом,
Но так сильно похоже на то, что открыты с ноги.
Я, конечно, отвечу, что всё это было не в счёт,
Прикрывая собой то, что нас занесёт в дураки.

А в последнюю осень, которая вроде была,
Постучимся домой, чтобы вновь заценить тишину.

И до слёз умиляться, когда в ней увидишь врага,
И срываясь кричать, когда вновь поклонишься ему.