А как у вас с величием души?
Слуцкому удалось спрятать поэтическую речь под прямое высказывание. Которое у него таковым категорически не является, но и дальнейшему упрощению, кажется, не поддается. Само время помогало ему в этом.
Вокруг поэта было столько счастья и особенно – горя, надежд, разочарований, читателей, которые воспринимали всё это не менее чутко, чем он, что ему как будто достаточно было «всего лишь» называть, а не описывать. «Я умещаю в краткие строки –/ в двадцать плюс-минус десять строк –/ семнадцатилетние длинные сроки/ и даже смерти бессрочный срок».
Кроме того, фронтовик Слуцкий был не зрителем, пусть и заинтересованным, а прямым участником отечественной истории. Его простота выстраданная, поэтому неожиданная и точная. «Ковалева Мария Петровна, вдова,/ говорит мне у входа слова».
Так же внятно и кратко Слуцкий говорит о главном. «Если не любить друг друга,/ смысла жить на свете нет».
Он любил, и его стихи любят.
Любовь к стихам Слуцкого, как всякая любовь, иррациональна, непонятна. Сколько у него прекрасных стихотворений (песенное «Лошади в океане», «Дивизия лезла на гребень горы...», «Покуда над стихами плачут...», «Хозяин» и т.д.), а мое любимое – «Старухи без стариков». Почему – не знаю. Может быть потому, что его хорошо читать без интонации, бубнящей скороговоркой, и вот как раз в таком (даже в таком) исполнении оно хватает за сердце.
Сводя длительность к точке, Слуцкий поступил так же с самим собой. Убежденный коммунист, ветеран войны, общественный деятель, наставник молодых и пр. и пр., он знал, что суть его не в этом. Он был поэтом во-первых и в-последних. «Важнее дня –/ о нем одна строка». Когда он посвящает стихи погибшему поэту М.В. Кульчицкому, то говорит и о себе, и о своей задаче: «словами своего народа великое и новое назвать».
Мало кто со мной согласится, но я убежден – он был христианским поэтом. Перечитайте вышеприведённые цитаты. Они идут от «В начале было Слово». И то, что он называл себя «гореприёмником». И был «с теми, кто давал,/ а не брал». И незнаменитое «останусь со слабыми мира сего». Словом, весь его «прикладной гуманизм» – христианский. Я думаю, он это понимал. Знал, Кому обязан. Почему вдруг «Ветры, что всех персонажей смели,/ сдуть не решились пушинку мою».
В любом случае, поэт Слуцкий, с одной стороны, неотделим от своего времени. С другой же – вне времен и, тем более, идеологий.
Многие его стихи написаны человеком, который не умирал. Он здесь. Только что насмотрелся российского телевидения: «Какая ясность и простота:/ наша местность и та,/ другая ненаша местность./ У нас честность,/ у них бесчестность/. У нас хорошо. У них не/ хорошо. У них – плохо./ Вот и выражена вполне/ эта эпоха». Или начитался о пытках в тюрьмах и полицейских участках. «Сперва отбивают почки и легкие./ Потом отбивают страх и совесть./ Палач бьет куда попало./ Очень важно, куда попало –/ в страх или совесть. Очень важно». В этом небольшом стихотворении, написанном почти прозой, о пытках сказано всё.
Такой поэт нам особенно нужен ещё и потому, что неудобен.
Действительно – живёшь, всё у тебя, вроде, не хуже других. Но приходит неулыбчивый Слуцкий, спрашивает: «А как у вас с величием души?». Что отвечать?
(«Независимая газета», 26.05.2022 г.)
Свидетельство о публикации №124101405779