Энтузиасты на морозе

М. Бурас. Лингвисты, пришедшие с холода. М.: АСТ; Редакция Е. Шубиной, 2022. – 416 с.

Мир тяготеет к подчинению, а держится на энтузиастах. О них – новая книга Марии Бурас «Лингвисты, пришедшие с холода». Структурная лингвистика (наука о языковых закономерностях и способах их использования) выступает здесь как частный случай. Это книжка о любви и дружбе, талантах и прозрениях. О чуде возникновения чего-либо там, где ничего быть не может.

Так, в СССР просто не могло быть структурной лингвистики. И вдруг в условиях «оттепели» второй половины 1950-ых – первой половины 1960-ых годов она возникает. Страна вместе со всем миром решает общую задачу, а не просто объявляет ее вредным заблуждением (вроде генетики или кибернетики). А проблема обработки больших массивов информации после Второй мировой войны стала глобальной. Именно тогда придумывали то, что окружает нас сегодня – «информационные машины с большой долговременной памятью».

Забавно и многообещающе назывались прототипы. Лев Гутенмахер в середине 1950-ых изобрел ДЕЗУ – долговременное емкостное запоминающее устройство.

Примечательно, что на эти машины сразу возлагались самые «возвышенные» ожидания. От них требовалось не просто хранить и обрабатывать информацию, а делать умозаключения. То есть «определять неизвестное отношение между двумя понятиями на основании известного отношения их к третьему». Позже это назовут «искусственным интеллектом». Но людям нужно было сначала самим научиться выявлять ключевые закономерности любого интересующего их процесса (всего лишь), и только потом «обучать» им неорганических мыслителей. И, конечно, такие устройства должны были выполнять и функции куда более «простые», в том числе, переводить с одного языка на другой («машинный перевод»).

Задача была столь интересной, что, когда после смерти Сталина ученые в СССР сами себе разрешили (!) всем этим заниматься, сразу появилось необходимое количество энтузиастов всех видов.

Вдохновители. Такие, например, как Вячеслав Иванов, владеющий пятнадцатью языками антрополог, семиотик и пр. и пр. – «генератор» идей с его даром  «видеть общее в том, что на первый взгляд ничего общего не имеет». Примерно таким же образом, кстати, из соединения математики и языкознания возникла структурная лингвистика.

Представители этой группы, как правило, обладают еще и умением абстрагироваться в нужном направлении. Андрей Колмогоров (математик) свое превосходство объяснял так: «Вы получаете удовольствие от езды в международном вагоне. Я тоже получаю удовольствие от езды в международном вагоне. Но я могу получить удовольствие и от езды на третьей полке – а вы не можете!».

Второй основной тип – организаторы. Тот же, к примеру, Виктор Розенцвейг, окончивший Сорбонну и переехавший в 1937 году в СССР. А «в 1929-1937 годы: опер-уполномоченный НКВД во Франции» (у энтузиастов, как и у дураков, везде свои люди). Отсюда, вероятно, специфика и результативность его работы. Так, он придумал Объединение по проблемам машинного перевода – «мистическую организацию, не имеющую ни помещения, ни бюджета, ни членства, но тем не менее дававшую рекомендации для защиты диссертаций, проводившую конференции, организовавшую летние/зимние школы, семинары и коллоквиумы, оформлявшую командировки, издававшую знаменитый «Бюллетень по проблемам машинного перевода»».

Наконец, самая многочисленная группа – исполнители. Они конкретизировали общие идеи, писали статьи, искали, спорили, думали… Словом, во многом создавали ту самую завораживающую атмосферу, в которой «работать интереснее, чем отдыхать» (Стругацкие). Трудились везде, и непонятно где больше – в служебное время или в походах, гостях и т.д. Да и на службе главным была сама работа, а не то, что от нее отвлекало. На то, что мешало, реагировали соответственно. К примеру, когда в лаборатории машинного перевода при Институте иностранных языков пришла очередь Александра Жолковского (лингвист, литературовед, позже – профессор Университета Южной Калифорнии) составлять квартальный отчет, он написал его в виде акростиха: «начальные буквы предложений составляли стихотворную фразу: Плати за эту липу/ скорее и без скрипу. Но, по чистой совести, это была не липа. Мы делали эту работу с увлечением».

Увлечение принимало разные и никем не санкционированные формы. Для привлечения талантливой молодежи проводили олимпиады. Прием не новый, но надо было еще все организовать и придумать вопросы. Например, такие: на основе 15 слов, написанных в дореволюционной орфографии, требовалось найти закономерности употребления букв «ять» и «е». А затем, пользуясь выявленными правилами, перевести в «старую» орфографию другие 13 слов.

Поэтому, конечно, книга М. Бурас, посвященная развитию инициативы в неблагоприятной среде, могла быть о ком угодно. С другой стороны – в ней рассказывается о зарождении технологий, которые во многом определяют настоящее и будущее. И здесь тоже есть о чем подумать.

Ведь Человек (как таковой), созданный не человеком, всегда стремится видеть столь же волшебные, таинственные вещи вокруг себя. В этом смысле искусственный интеллект – подарок, который мы сами себе кладем под елку на Рождество. Созданный человеком для человека, он безнадежно вторичен.

И если когда-нибудь будет разработана «литературная машина», определяющим  качеством цифровых поэтов и писателей будет как раз количество – количество  неконтролируемых параметров. В худшем случае – для аудитории. В лучшем – для постановщиков задач. Тогда хотя бы ограничивается возможность сознательного манипулирования. Не говоря уже о том, что настоящая литература как раз и начинается там, где кончаются авторские намерения. Но, возможно, мы еще застанем время, когда в книжных магазинах появятся произведения «электронных сочинителей» в противовес  human made. Обрадует ли нас это – другой вопрос.

В любом случае «создание такого общества, в котором все решения принимают машины, и, следовательно, безопасность личности не будет под угрозой», вряд ли возможно пока ставить задачи машинам будут люди.

Вероятно, по этой же причине история структурной лингвистике в СССР была относительно недолгой.

Здесь приходится начать «от печки» – талантливые энтузиасты, создающие что-то принципиально новое, всегда нужны своей стране. Это ее безусловная ценность, независимо от того, что они думают о текущем политическом руководстве, и что оно думает о них. А вот отношение руководства к ним – один из индикаторов исторической перспективы главенствующей идеологии. Протяженность этой перспективы прямо пропорциональна уровню терпимости. В СССР 1950-1970-ых годов, несмотря на все «оттепели», терпимость была, мягко говоря, невысокой. (А историческая перспектива правящей идеологии, соответственно, – короткой).

После того, как многие из тех, кто занимался структурной лингвистикой, выступили против подавления «пражской весны», травли Бориса Пастернака, суда над Андреем Синявским и Юлием Даниэлем, спектр репрессий был весьма широк.

Вяч. Иванова, не подавшему руки приятелю своего отца критику К. Зелинскому за преследование Пастернака, уволили из МГУ…

Утром лингвист Лидия Иорданская единогласно прошла переаттестацию на соответствие занимаемой должности в Институте языкознания. А когда вечером тоже дня крикнула «Позор!» при оглашении результатов аттестации трех «подписантов» в Институте русского языка (они, конечно, аттестацию не прошли) и сразу перестала профессионально соответствовать…

Математика А. Есенина-Вольпина (сына С. Есенина), который на мирном митинге требовал открытого суда над Синявским и Даниэлем, арестовали, судили, принудительно поместили в психиатрическую лечебницу.
И т. д.

Все это слишком узнаваемо. Едва где-то начинают звучать формулировки вроде «неразоружившимся индоевропеистам в нашей среде есть о чем подумать», серьезные перемены в стране (необязательно позитивные) – вопрос времени.

Всякий инициатор, энтузиаст и здесь вынужден сопротивляться, он с холода и не приходил, всегда «на морозе».

(«Независимая газета», 13.04.2022 г., в сокращении)