Семейный обед

Моя любовь кипит бульоном –
Густым, прозрачным, золотым –
В душевном казане бездонном,
Дурманя запахом мясным!

Лавровый лист, чеснок и перец,
И соли – в самый, самый раз.
В любви готовке я – умелец!
Я мир сварил бы, ради нас!

Ах, как я голоден, родная!
Ах, как мне хочется любви!
Ну, всё, бульон свой выключаю.
Когда остынет – позови.

Я жду, я полон предвкушенья,
И в животе моём урчит.
Любить хочу до объеденья!
Убить хочу свой аппетит!

Так ждал, что лёг – и прикимарил.
Во сне наш стол сервировал.
Всё по местам своим расставил,
Бокалы под коньяк достал.

Сиял наш стол, закусок полон,
И приглашал нас на обед.
Мы шли по вымытому полу:
Ты – в платье, я в костюм одет.

На табуретки мы садились
С надменной грацией вельмож.
Слегка салфетками прикрылись,
Вот вилка – в левой, в правой – нож.

И музыка – живые скрипки,
А с ними – альт, виолончель,
И мы – две милые улыбки,
Голодные – пчела и шмель.

«Проснись уже, вставай, любимый, –
Вдруг слышу я сквозь сладкий сон, –
Я есть хочу невыносимо,
А ты разлёгся, как барон!

Я все носки перестирала,
И холодец перебрала,
Уже его поостужала,
И хрена баночку нашла.

Давай вставай, мой руки с мылом.
Жаль, хлеб немного зачерствел.
Вставай уже, работник тыла!
Или ты есть перехотел?»

Встаю, на кухню выдвигаюсь,
На стол наш резкость навожу.
Гляжу – и грустно улыбаюсь:
Лишь холодец и нахожу.

Две подмороженные миски
С живым пахучим холодцом,
Несвежий хлеб в коротком списке,
Да хрена баночка при том.

Моя любовь кипела славно,
А превратилась в холодец.
Но всё же я уверен в главном:
Моя родная – молодец.

Даю вам истинное слово,
Что не всю жизнь любви кипеть.
Любовь в душе тогда готова,
Когда не есть вкусней, а петь.

Пускай любовь твоя остынет
До состоянья холодца,
Пусть чёрствый хлеб твой зуб не примет,
Но не черствеют пусть сердца.

Пусть не любовь кипит, а дело
Горит огнём в твоих руках,
А хрен ешь ложками – и смело,
Ведь горя нет в его слезах!