Встреча. новелла

               


      
                Встреча               


                (новелла)







               


                Сорок лет- старость юности,
               
                пятьдесят-юность старости.
               
                (В. Гюго).


                Пролог.

Подобно тому, как река, мерно несущая свои воды по долинам, в преддверии водопада обретает грозный ропот, перед тем как низвергнуться в бездну, человек, иногда, на излёте своих лет обретает новые силы, источником которых часто служат воспоминания о давно минувшей юности.               

                Глава первая.

В один из тёплых сентябрьских вечеров, немолодая, хорошо одетая женщина, стоя на перроне вокзала одного небольшого провинциального города, прощалась с пришедшей её провожать подругой, полной блондинкой лет сорока.
-Билет не потеряла,- спросила подруга.
-Ну что ты глупости говоришь, Катя,- ласково улыбнувшись сказала женщина, погладив подругу по плечу, - здесь он,- с этими словами она похлопала ладонью по висящей на плече модной дамской сумочке из лакированной красной кожи в которой кроме косметики, документов и денег, лежал билет до Москвы на имя Натальи Николаевны Кутлиной.
-Наташка,- как приедешь, сразу позвони. Не забудь. Договорились? – громко и сбивчиво говорила толстуха, обнимая подругу.
-Женщина, поторопитесь,- сказала равнодушным тоном, наблюдающая сцену прощания, высокая, красивая проводница, явно переусердствовавшая с косметикой.
   - Обязательно позвоню, не волнуйся Катя, - ответила с улыбкой Наталья Николаевна, поднявшись в вагон, и принимая из рук подруги большой, чёрный чемодан.
  -И как мы тут без тебя, - продолжала причитать толстуха, размазывая по покрасневшим, пухлым щекам растворённую в слезах тушь.
-Ничего, как-нибудь справитесь,- ответила Наталья Николаевна, посторонившись, чтобы пропустить в вагон сердито бубнящего, лысого старичка, в допотопном коричневом пиджаке и брюках, заправленных в яловые сапоги.
     Проследовав к своему месту, Наталья Николаевна попросила высокого, длинноволосого парня в спортивном костюме, с очень добрым покрытым веснушками лицом, помочь ей устроить чемодан на полке для багажа. Оторвавшись от толстого тома, парень без лишних слов, мгновенно выполнил её просьбу, после чего тут же вернулся к чтению.
   Сняв с плеча сумочку, она поставила её в изголовье и села рядом.
  Полка над ней оказалась свободной. Вторую верхнюю занял, сердитый старичок. Сняв свои сапоги старичок, с удивительным, для своего возраста проворством, взобрался на своё место. Там старик вынул из внутреннего кармана своего пиджака дорожные шахматы. Затем аккуратно расставив фигурки, он улёгся на живот, головой к окну и поставив перед собой доску, погрузился в размышления, положив голову на ладони.
Вагон был заполнен пассажирами лишь на треть. Кроме Натальи Николаевны и старика, в поезд  село не больше десяти человек.
    «Кажется с соседями на этот раз повезло», подумала Наталья Николаевна облегчённо. Она терпеть не могла пустых вагонных разговоров, часто навязываемых случайными людьми.  К тому же в этот раз ей было о чём поразмышлять наедине с собою.
 Она попыталась привести свои чувства и мысли в порядок, и когда ей это наконец удалось, толчок сообщивший о том, что поезд тронулся, вновь поднял улёгшееся было волнение в её душе. Вопросы наскакивали один на другой, не дожидаясь ответов и громоздились в огромную роящуюся кучу.
«Зачем на едет к нему? Зачем он позвал её? Стоит ли им начинать всё с начала спустя столько лет? Каким он человеком стал за эти годы? Насколько сильно изменился?»
 Сколько отговаривали её от этого шага подруги, друзья, коллеги. Нашёлся даже один доброхот, предложивший ей посетить какого-то, по его словам, необычайно эффективного психолога. И чем только её не пугали, но всё было напрасно. Словно зачарованная какой-то таинственной силой, она не слышала ничего, кроме нескольких слов, сказанных чуть надтреснутым тихим голосом. Его голосом, «Наташа, Наташенька, это я, Лёша. Приезжай ко мне милая. Мне так одиноко без тебя. Приезжай».  «Хорошо дорогой» - только и смогла она выговорить в тот миг, ибо остальные слова утонули в поднявшемся в её груди волнении.
 После он позвонил ей ещё несколько раз, во время одной из таких бесед он и предложил ей перебраться к нему насовсем. Последний раз они созванивались за день до того, как она села в поезд.
    Два месяца ей потребовалось на то, чтобы продать квартиру, машину, мебель, привести в порядок дела, попрощаться с теми, кто этого стоил. И вот она уже смотрит как последние строения её города проплывают за окном её вагона, проплывают дома её родного города.
   Затем мимо побежали густые, буреломы, изредка радуя глаз ярко зелёными проталинами просек, и искрящимися в свете осеннего солнца озёрцами, похожими на оброненными кем-то в траву зеркала. Она смотрела в окно, и ей казалось, что она неотъемлемая часть всего этого. Что без неё всё это уже не будет прежним.
  Объявили проверку билетов.
Последнее что она увидела, прежде чем, взять в руки свою сумочку, это проступившие на бледно голубом небе, очертания раннего месяца.

 -Женщина, ваш билетик пожалуйста, - услышала Наталья Николаевна нежный голос. Подняв глаза, она увидела перед собой создание небесной красоты, облачённое в тёмно-синюю форму.
 -Ваш билетик пожалуйста, - повторила девушка, не переставая при этом широко улыбаться.
Открыв сумочку и вынув из неё паспорт с вложенным в него билетом, Наталья Николаевна протянула его девушке.
Убедившись, что с билетом всё в порядке, проводница вложила билет в паспорт и вернула его, пожелав счастливого пути. Поблагодарив девушку, Наталья Николаевна убрала билет в сумочку и тут же снова отвернулась к окну, чтобы никто из окружающих не заметил собравшихся в её глазах слёз, ибо эта красивая, молодая девочка вмиг, сама, не желая того, одним своим видом, разрушила столь тщательно возводимую ею на протяжении дней, последовавших за его звонком, и трепетно оберегаемую иллюзию, что она ещё совсем не так стара, и может быть даже немного красива.
   В этот момент поезд проходил мимо довольно большого села, состоявшего, как могло показаться на первый взгляд сплошь из чёрных бревенчатых изб. Этот тёмный фон за окном, послужил своеобразной амальгамой, благодаря которой, на поверхности оконного стекла Наталья Николаевна увидела собственное отражение, которое окончательно расставило все точки над «i». Конечно, нужно быть смелой и смотреть правде в глаза. Никакой красавицы, некогда заставлявшей многие мужские сердца учащённо биться, давно уже нет. Со стеклянной поверхности на неё смотрела пожилая, уставшая, побитая жизнью, женщина.
   Неожиданно для себя она горько усмехнулась. Это вышло так громко, что сосед, оторвавшись от чтения, поднял на неё вопросительный взгляд. Взглянув на него, она виновато улыбнулась, словно извиняясь за неловкость. Когда сосед вновь углубился в чтение она повернулась к окну. Но тут из-за очередной горы, показался диск уже коснувшегося горизонта солнца и вагон мгновенно затопил ярко-жёлтый свет. Это было так неожиданно, что она невольно отпрянула от окна, на мгновение забыв обо всём.
 Село было уже далеко позади и теперь за окном вагона до самого горизонта простирались пожелтевшие поля.
 «Какая первая любовь? Думала она,- кого, в самом деле, они оба собрались обмануть? Жизнь? Время? Ведь Наташка, как, впрочем, и Лёша давно остались, там, в далёком прошлом. Так зачем они затеяли всё это? Зачем?» размышляла она, глядя в окно вагона, меж тем как поезд нёсся вперёд в синеватых сумерках остывающего дня.

               

                Глава вторая.
 
 Когда наступила ночь, и в вагоне выключили свет, она легла и попробовала заснуть, но как она не старалась сон не шёл, тогда она встала, накинула вязанную жилетку, подаренную ей на память подругой, взяла сумочку и стараясь издавать как можно меньше шума, направилась по проходу в сторону тамбура.
   Оказавшись в тамбуре, какое-то время она просто стояла и смотрела в окно. В тамбуре царила приятная прохлада не в последнюю очередь в силу того, что в противоположной двери тамбура было разбито. Волнение, не покидавшее её в течении всего дня, обрело в ней какую-то новую природу. И там, где раньше был только страх теперь появилась упрямая злость
Она будет счастлива, решила она, уткнув указательный палец в лоб своему отражению в стекле. Будет во что бы то ни стало. И этот клочок счастья будет заслуженной ей наградой, за всю её, исковерканную жизнь.  Неужели она прости многого? Затем, вынув из сумочки пачку «LM», она с минуту, пыталась извлечь сигарету. Когда ей это наконец удалось. Сунув пачку в сумочку, она   довольно долго искала на дне среди помад и заколок зажигалку. Найдя её и прикурив, она сделала глубокую затяжку и выпустила длинную, синеватую струю в сторону жёлтой луны, которая из-за далёких гор, неотступно следовала за поездом, попутно обливая раскинувшиеся до горизонта поля своим голубоватым светом. Первая же затяжка подействовала на неё магически. Взъерошенные мысли, пусть и нехотя, но всё же устремились к порядку.
За окном вагона шумел ветер и словно подмигивая ночи из мрака, то выныривали, то пропадали огни человеческого жилья.
Ну уж нет! Она будет счастливой, во что бы то ни стало будет счастливой, и полторы тысячи километров железной дороги, протянувшейся между её родным городом и городом в котором ждал её он, были свидетелями молчаливой клятвы, данной женщиной в тамбуре ночного поезда.

Затем, она подошла к противоположной двери и проникающий сквозь разбитое, как и её сердце стекло, прохладный, ночной ветер, тут-же отёр слёзы с её лица, и ей показалось, что она услышала чей-то нежный шёпот, «Конечно ты будешь счастлива девочка моя. Ты это заслужила. Всё так и будет.» .

 «Как же давно всё это было» думала она, погружаясь в далёкое прошлое, вспоминая как произошло их первое знакомство.




    

 
                Глава третья.

    Это случилось в тот год, когда она закончила восьмой класс.
  Однажды в середине июля, когда она, лёжа на кушетке читала книгу, её позвали с улицы:
-Наташка!!!
Выглянув в окно, она увидела свою лучшую школьную подругу Вику.
-Наташа, хватит киснуть дома, пошли на пруд, купаться,- позвала её та.
-Сейчас, подожди, только купальник надену, - крикнула она, и бросилась переодеваться.
      Вскоре, они, весело судача о последних новостях, и кушая купленное по дорогое мороженное, уже бодро шагали по утопающей в сумасшедшем аромате акаций и сирени, центральной улице города, в направлении пруда.
   
  Среди множества молодых людей, заполнивших в тот день пляж, она сразу выделила его статную, худощавую фигуру, красивую голову, покрытую густой, ещё не высохшей после недавнего купания вихрастой шевелюрой. Он стоял немного поодаль от группы молодых людей, держа в руках ярко-жёлтый волейбольный мяч и беседовал о чём-то с невысоким, лысым парнем с красным, не то от солнечного ожога, не то от ещё какой-то напасти лицом, который, едва наступала его очередь говорить, начинал что-то быстро излагать, при этом яростно жестикулируя руками.
    Существуют люди, которые одним своим нахождением рядом с другими людьми, позволяют последним выигрывать, что называется «на контрасте». Именно так произошло и в тот день: рукоплещущий оратор (так про себя она окрестила краснолицего, из кожи вон лез, чтобы на его фоне ещё более отчётливо проявились и выдержку, с которыми держал себя высокий, красивый незнакомец. Лишь изредка его одухотворённое лицо озаряла широкая, открытая улыбка. Всё в нём понравилось ей с первого взгляда. Оглядывая его стройное упругое тело, она, мысленно взвешивая свои шансы, думала о том, что у такого красавца наверняка нет недостатка в поклонницах.

 Закуривая очередную сигарету, она отчётливо припомнила, что первым к ним подошёл он, но для того чтобы вспомнить с каким именно вопросом он обратился к ним, ей пришлось изрядно напрячь свою память. Кажется, он спросил у её подруги который час. Да-да, конечно. Он очень боялся куда-то опоздать и ему во что бы то ни стало нужно было узнать, который тогда был час, а у подруги не оказалось с собой часов, за то, (о ваше величество - случай!) часы оказались у неё, и она ответила ему.
 -Спасибо,- немного растерянно сказал он, при этом глядя ей прямо в глаза,-Алёша.
-Наташа,-ответила она, слегка пожав протянутую им широкую, тёплую ладонь, при этом умоляя, небо, что бы загар скрыл, как запылали в этот миг её щёки. Оказалось, что в его распоряжении было ещё час, и этот час он провёл в их компании.
 Её губы тронула лёгкая улыбка, когда она вспомнила как подсев к ним в тот день, он изо всех сил пытался шутить, какими неловкими были его шутки, и как она изо всех сил пыталась смеяться, стараясь чтобы её смех выходил как можно более естественным. Он изо всех сил пытался ей понравится, не ведая, что всё, что от него требуется, это постараться не разочаровать её.
О господи! Как он был красив в цвете своей юности.    
   Когда они познакомились поближе, и перешли, что называется на «ты» она спросила у него, кем он собирается стать, когда закончит школу. И снова он произвёл на неё прекрасное впечатление. Ей очень понравилось то, как серьёзно и обстоятельно он говорил, делясь с ней своими планами на будущее. Особенно её приятно впечатлило, что в этих планах очень много места им отводилось учёбе. И может быть именно поэтому она не слишком удивилась, когда узнала о тот, что он добился больших результатов по части карьеры.
Возможно дело было в том, что уже тогда, неосознанно, она, как и всякая умная женщина, выискивала в понравившемся ей молодом человеке, свойства, которые, в дальнейшем позволят ей создать основательный семейный очаг. В конце концов она принадлежала к тому поколению, представительницы которого в подавляющем большинстве подходили к такому судьбоносному шагу как создание собственной семьи очень ответственно, и молодому человеку, чтобы возыметь вес в глазах понравившейся ему девушки, нужно было обладать не только красивой внешностью, хотя и это безусловно со счетов никто не сбрасывал.



               
                Глава четвёртая.
Она понимала, что едет на встречу с обеспеченным, высокопоставленным человеком. Бывшим руководителем одного из крупнейших предприятий страны. 
Наверное, найдутся и те кто усмотрев в её выборе корыстную составляющую,  спросят: «А интересно, откликнулась бы наша героиня, окажись её возлюбленный не богатым и успешным человеком, руководителем одного из крупнейших предприятий страны, хотя и бывшим, а, скажем, простым слесарем, у которого за спиной не один развод. Кто знает, как оно могло бы быть. И избери судьбы моих героев, иные русла, это была бы уже совсем другая история. Она же, с самой той минуты, как услышала в телефонной трубке его голос с наивностью ребёнка, причём даже не самого умного ребёнка, воскрешала в своей памяти образ того, оставшегося в том далёком, знойном лете Алёшу, не позволяя времени даже прикоснуться к нему. Однако же насколько милостивой она была к нему, настолько же беспощадной она становилась, стоило ей обратить мысленный взор на себя. 
 «Что он найдёт в ней, теперешней? – спрашивала она себя. Достойна ли она его? Стоит ли она его любви? Это был очень хорошие вопросы, и ответы на них, по большому счёту, нужно было дать задолго до того, как она села в поезд, ведь как ни крути, а одно дело любить молодую, красивую, порхающую словно бабочка девушку, какой она была когда то, и совсем другое отягощённую прожитыми годами и опытом, больную женщину, какой она предстанет перед ним спустя несколько часов. Годы никого не красят, а женщину тем более. Ей вдруг вспомнилась пошлая острота, высказанная престарелым пижоном, когда речь зашла об одной их общей знакомой, которую тот добивался на протяжении длительного времени, но так и остался ни с чем. «Женщинам надо бы почаще вспоминать, что бабий век очень короток. Мне всего пятьдесят, а ей уже сорок пять». Тогда она едва удержалась от того, чтобы влепить тому пошляку пощёчину, но сейчас, стоя в этом тёмном тамбуре, и оглядывая себя мысленным взором, она готова была подписаться под каждой буквой этой сентенции, ведь если оставаться честной перед самой собой, бабий век и вправду очень короток.
       В попытке отвлечься, она закурила новую сигарету и переключила внимание на проплывающий за стеклом, залитый лунным светом пейзаж. Но он оказался бессилен перед  неутомимыми и неотступными словно маленькие злые магнитики, мыслями.
  Она снова и снова спрашивала себя о том, как пройдёт их встреча, и тогда химеры грядущего терзали её душу, но стоило ей только прикоснуться в воспоминаниях к прошлому и в душе поднималась волна спасительной нежности, и сердце начинало биться учащённо и радостно, словно силясь вырваться наружу и  чтобы расправив крылья, устремиться к растаявшему в тумане лет, далёкому берегу её юности.
     Сигарета тем временем дотлев до фильтра, обожгла ей пальцы. Она выбросила окурок и вынув из сумочки пачку, уже хотела было вытащить следующую, но внезапно подумала о том, а как он отнесётся к тому, что она курит? Вряд ли это добавит ей очков в его глазах, ведь в те годы, когда они были вместе, она ещё не курила и даже ни разу не пробовала спиртное.
«Нет, - решила она, - если решила менять жизнь, так начинать нужно с себя». Ей тут же захотелось избавиться от сигарет. Она подошла к разбитому окну и сквозь не без усилий смяв пачку до нужных размеров, вдавила её сквозь дырку в стекле в густой холодный мрак. Следом отправилась и зажигалка.
  Постояв с минуту, она вынула из сумочки маленькое, круглое зеркальце.  Подойдя к месту где было светлее, она поднесла зеркальце к лицу. На неё смотрели всё те же потухшие усталые глаза, в углах которых виднелись, едва заметные, паутинки морщин. Такие же морщинки покрывали кожу вокруг рта. «А чего ты ждала, дорогая?» спросила она себя мысленно. Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла какой-то неестественной. Она, грустно усмехнувшись, подмигнула себе и спрятала зеркальце в сумочку.
     По-видимому, все усилия, предпринятые ею для того, чтобы укрыть от него, а может быть и от себя самой, истинное положение дел, пропали впустую. А усилий и денег ею было потрачено совсем не мало: она сходила в парикмахерскую, сделала модный, дорогой маникюр, зашла даже в солярий и спортивный зал, впрочем, прекрасно отдавая себе отчёт, что те несколько часов, которые она провела на тренажёрах, были бессильны компенсировать многолетнее невнимание к собственному телу. Обойдя чуть ли не все магазины одежды, она оделась по последнему слову моды, удивляя молоденьких продавщиц. «Он наверняка оценит по достоинству», убеждала она себя, оплачивая очередную покупку или услугу, но какой-то внутренний и злой как совесть голос неустанно нашептывал ей, - «а выражение своих глаз ты, дорогая моя, куда спрячешь? Нет Наташенька, нет моя хорошая, время неумолимо».

«Проклятое время,- думала она, чувствуя, как в глазах снова собираются слёзы, - ну чего ты от меня хочешь? Ну неужели я ещё недостаточно намучилась? Неужели я не заслужила за все эти годы право на маленький кусочек счастья в конце жизни?
Она вдруг вспомнила как за неделю до отъезда, несколько её старых подруг, пригласили её в одно городское кафе, где они прежде частенько собирались поболтать и попить кофе, и в очередной раз принялись её дружно отговаривать от поездки.
  «Ну что ты о нём знаешь, дорогая? - твердили они наперебой. - Вы с ним не виделись столько лет». Она слушала их и улыбалась, а в глубине их глаза читала совсем другое: «Наташенька, миленькая, ну посмотри на себя, девочка,- говорили их глаза. -  Ну сколько тебе лет? Ну какая Москва? Чего позорится. Зачем ты ему в конце концов? Зачем терзать себе душу? Вы же давно друг другу совершенно посторонние люди. Ну не хочешь смотреть на себя, посмотри на нас. Мы все, если говорить откровенно, всего на всего пожилые, некрасивые, провинциальные женщины, которым только и осталось, что смотреть, на то, как протекают на телевизионном экране чужие, судьбы и молча  завидовать. Ну какая может быть в нашем возрасте любовь? Посиделки на кухне и болтовня под чаёк с тортиком. Ну чем тебе не идеал счастья? Чего тебе ещё нужно дорогая? Опомнись пока не поздно». Они были очень убедительны, как могут быть убедительны только те, кто сам никогда не решится изменить свою судьбу. И, надо сказать, была минута, когда они почти добились своего, и она уже была готова поверить, что повернуть назад ещё не поздно, но стоило ей подумать о нём, как от её уверенности не осталось и следа:
«Нет. Поздно», - думала она и перед её мысленным взором пробегала вся её жизнь. Картины её прошлого приводили её в ужас.
«И это жизнь!? думала она, с ужасом, но в ещё больший ужас приводила её мысль, что не позови он её, она так и не заметила бы, что никакой жизни то по сути у неё и не было.  И по большому счёту ей и нечего было терять в этом городе.  И учёба, и работа, и семья (точнее те несколько лет мучений, в течении которых она усиленно создавала имидж замужней женщины), всё это вдруг увиделось ей настолько мелким и никчёмным, что она даже рассмеялась. Это и есть то, что она может потерять!? Да всё это не стоит и одной секунды того счастья, что наполняло её грудь, в первые минуты после его звонка. Она уже сделала тогда свой окончательный выбор, и если она сейчас повернёт назад, то второго такого шанса судьба ей больше не предоставит. И это ещё более укрепляло её в правильности сделанного ею шага.  Она, ни за что не повернёт назад, просто потому, что нет у неё никакого «назад». Есть он, она и маленький отрезок времени, который у них остался. И может быть никогда ещё за всю её жизнь, время не поступало в столь полной мере в её распоряжение.





               


                Глава пятая.

   Не помню где и у кого мне однажды довелось прочитать, о том, что у каждого мужчины в этой жизни есть своя женщина, у кого-то она живёт в соседней квартире, а у кого-то в соседней стране. Но так или иначе, у каждого она своя. Едва увидев её в тот день на пляже, он почувствовал, что она именно та, без которой его жизнь никогда не будет полной. И именно она должна остаться с ним до конца его дней. Конечно, слова, которыми пользуюсь я, описывая чувства, обуревавшие шестнадцати летнего подростка, могут показаться излишне пафосными, но как ещё я могу выразить то яростное томление, зарождающееся в душе обретающей свой идеал? Когда огромная жизненная сила, дарованная природой юности, сокрушая на своём пути все преграды, рвётся к сияющим вершинам счастья? Да-да читатель, ты прав, в тот далёкий жаркий июльский день, стоя на горячем песке пляжа шестнадцатилетний Алёша Никаноров, увидев пятнадцатилетнюю Наташу Кутлину безоглядно влюбился.   
   Конечно, найдутся те, кто, скривив губы, скажет, что с этим юношей тогда не случилось ровным счётом ничего особенного, и то, что довелось ему испытать, было ничем иным, как гормональным всплеском, во время которого, человека просто на просто использует в своих целях холодная природа, и, наверное, они будут по-своему правы, как бывают правы в своих расчётах бездушные машины, но чего бы стоила молодость, не имей она права на прекрасные заблуждения?
 Часто, оставшись наедине, он думал о том, а достоин ли он такой девушки как она? Ведь в сущности он ничем себя не проявил для того чтобы заполучить её внимание, а он был не из тех, кто привык получать что-либо даром. Конечно, он был с ней обходителен и заботлив, насколько позволяли его финансовые и другие возможности. Он никогда не врал ей, был предупредителен, уступчив, по-книжному старомодно галантен, пытался быть остроумным, именно пытался, поскольку от природы он не был наделён чувством юмора, и потому частенько попадал в неловкое положение. В конце концов они негласно сошлись на том, что будет вполне достаточно, если он не будет, по возможности банальным, и не станет ожидать от неё искусственных реакций. И всё-таки его никогда не покидало чувство, что он не делает и десятой доли для того, чтобы она продолжала находить его достойным её, ведь в конце концов всё чем он её привлек изначально, досталось ему некоторым образом в наследство.
  Он часто пытался, объективно посмотреть на себя со стороны. В такие мгновения ему хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Он видел, что рядом с ней он только и занят тем, что изо всех сил пытается доказать ей, что занимает более высокую ступень на иерархической лестнице жизни, нежили его товарищи. Впрочем, в его оправдание стоит заметить, что большая часть произнесённых им спичей, призванных возвысить его в её глазах, давалась ему неимоверными душевными усилиями, произнося их он, как это часто бывает с со слишком самокритичными людьми, не отдавая себе в том отчёта, проговаривал слова быстро словно пытаясь поскорее оставить позади.
     Уже тогда, он не единожды мысленно примерял на себя роль её мужа. И эта роль отнюдь не казалась ему слишком уж трудной. Ему верилось, что он вполне способен взять на себя ответственность за будущее не только своё, но и будущее своей избранницы. Он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что жизнь с такой девушкой как она наверняка потребует от него усилий и качеств куда более серьёзных нежели просто не испортить первое впечатление, которое было вызвано его красивым лицом или статной фигурой. Ему придётся трудится много и тяжело для того, чтобы достойно содержать свою семью, но на то он и мужчина, заключал он, чтобы, взвалив на себя свой крест, безропотно нести его по жизни.
   Забегая вперёд я замечу, что будущее показало, что удивления достойно, то насколько наш герой, будучи в столь юном возрасте на удивление трезво оценивал свои силы, но в то время он, что называется играл в тёмную.
     Что же в ней было особенного? Что выделяло её из остальных? А этих «остальных» в его жизни было не мало. Он никогда не знал недостатка в женском внимании, и до встречи с ней у него случались романы. Какие-то из них были настолько быстротечны, что в его памяти спустя какое-то время вместо живых людей оставались лишь блеклые силуэты. Другие же обещали закончится чем-то более серьёзным. Но рано или поздно и они сходили на «нет», и тогда с одними своими подругами он расставался мирно, с другими разрывы сопровождались громкими скандалами. 
     После каждого разрыва с очередной пассией следовал период, в течении которого, он наслаждался свободой, пока судьба не сводила его с очередной «единственной и неповторимой».
Так продолжалось вплоть до того дня, когда, он увидел на пляже её.




                Глава шестая.

     За несколько дней до того, как поднять трубку телефона и набрать её номер, он сидел поздним вечером в машине в районе одного из столичных парков и слушая шум дождя, вспоминал своё прошлое.
  Ему снова было шестнадцать лет, у него впереди снова была вся жизнь, и он снова бродил по тенистым аллеям того далёкого лета, держа за руку славную, красивую девочку. Тогда они в самом конце дня тоже попали под такой же сильный дождь, какой барабанил сейчас по крыше его автомобиля.
  Сначала, немного растерявшись, он хотел было снять с себя рубашку, чтобы укрыть её, но решив, что подобный жест вполне может быть ею истолкован как не слишком скромный, решил, что лучше будет попытаться найти убежище. Пока он метался в сомнениях, дождь усилился и теперь лил как из ведра.
 -Бежим!- крикнул он увлекая её за собой. В поисках укрытия, они успели промокнуть до нитки. Когда наконец они нашли запоздалый приют под старой, раскидистой липой, дождь ещё моросил, но на востоке завеса тёмных туч уже осветилась пробивающимися сквозь неё солнечными лучами.
Он не смог сдержать улыбку, вспомнив как она, сжавшись и дрожа всем телом словно испуганный воробушек, смотрела ему в глаза. Он очень отчётливо увидел её перед собой, со слипшимися волосами на лице, похожими на мазки чёрной краски. Вспомнил, как в тот момент глядя на неё, такую беззащитную, слабую, промокшую и дрожащую, он вдруг почувствовал, как огромная волна нежности поднялась в его груди, чтобы затопить собою и её и весь мир, в котором они встретили друг друга. Ему захотелось прижать её к себе и никуда больше не отпускать от себя. Не в силах противиться своему желанию, он взял её за плечи и привлёк к себе.  В тот момент как их тела коснулись друг друга, он почувствовал, как бьётся её сердце. Должно быть и она в тот миг слышала стук его сердца. Они вдыхал вместе с озоном запах тел друг друга, пока струи воды, падающие с неба, кромсали и секли листья и траву выбивая на поверхности луж тысячи и тысячи крохотных кратеров. И если то потрясающее чувство, которое испытывали друг к другу в тот далёкий дождливый вечер стоя под старой липой два промокших до нитки подростка не была сама любовь, то чёрт возьми, что же тогда такое вообще любовь, спрашиваю я?
        Вскоре он познал её как женщину. Это случилось спустя неделю после того вечера под старой липой.
  Отец Алексея уехал в гости к кому-то из своих знакомых. Алексей счёл, что это один из тех предоставляемых судьбой человеку шансов, упустив который обрекаешь себя на то, чтобы после, до конца своих дней возвращаясь в мыслях назад, сожалеть об этом.  Посадив отца в поезд, он прямо с вокзала позвонил ей и пригласил к себе, и она, как и много лет спустя, сразу откликнулась на его приглашение. Надо заметить, что в первую минуту, та готовность, с которой она откликнулась на его призыв его несколько обескуражила, но после, если бы ему предложили поменять всю его оставшуюся жизнь на возможность заново пережить какой-нибудь момент из прошлого он без сомнений отдал бы всё без остатка за ту ночь, проведённую с ней в его квартире.
После они довольно долгое время не виделись, и не звонили друг другу, а когда наконец встретились, то первое время стыдливо прятали друг от друга глаза, словно боясь увидеть на лицах друг друга укор. Когда же наконец их взгляды встретились то они неожиданно для самих себя громко рассмеялись. А потом долго стояли обнявшись. Он гладил её по волосам, а она улыбалась, закрыв глаза от наслаждения.
Потом они виделись каждый день, гуляли до самого вечера, а когда расставались, то сразу начинали думать о друг друге и тосковать, словно пытаясь накопить по больше в прок того яркого и горячего ощущения счастья, которое уже готовилось отнять у них надвигающееся будущее.


               
                Глава седьмая.

В семье Никаноровых к любому делу подходили основательно. Сказывалась крестьянская косточка. Дед Алексея, крестьянин-бедняк Кузьма Николаевич Никаноров, решив начать новую жизнь, бросил однажды всё своё нехитрое хозяйство, в одной из деревень где-то под Рязанью, и вместе с женой и маленьким сынишкой, перебрался в город.
    История деликатно умалчивает какие трудности довелось преодолеть пращурам Алексея, на непростых для нашего отечества дорогах двадцатого века, пока наконец семейство Никаноровых не очутилось в благословенной тишине собственной трёхкомнатной квартиры. Но отчего-то думается мне, что именно эти трудности и высекли однажды ту заветную искорку, в огне которой и закалился семейный характер бывших рязанских крестьян-бедняков Никаноровых. А этот характер помог в последующем им в обществе «равных» стать теми, кто «что-то из себя представляет».
      Сын Кузьмы Николаевича (отец Алексея), натурой пошёл в деда.   
  После смерти супруги (она умерла, когда их сыну не исполнилось ещё и года), Иван Кузьмич в одиночку взялся за воспитание сына.
 Надо бы в этом месте остановиться и сказать, что Иван Кузьмич Никаноров и впрямь был человеком достойным всяческого уважения.  Это был немногословный, очень серьёзный, и порою даже суровый, мужчина, всегда подтянутый, ухоженный, вежливый, трудолюбивый, который в силу выработанной веками тяжёлой крестьянской жизнью, и переданной ему с кровью предков, привычки, на всякий случай ко всему относиться серьёзно, предпочитал, что называется «держать руку на пульсе» всего, что входило в круг интересов его семьи. И в первую голову это касалось, конечно, воспитания сына.
   Алексей, будучи ребёнком ищущим, сомневался в жизни во многих вещах, но в том, что его отец настоящий мужчина, у него ни разу не возникло и толики сомнений.  И в этом убеждении не было, ну или почти не было, той обязательной доли преувеличения, с которой сыновья взирают на своих отцов
  Время меж тем текло вперёд. В воздухе запахло переменами. Алексей закончил с красным дипломом школу, и уехал в Москву, где поступил в один из самых престижных ВУЗов страны.

   В столице перемены чувствовались ещё острее, чем в провинции. Да что там чувствовались, они происходили.  Страна менялась прямо на глазах.  В моду входили новые музыкальные ритмы, фасоны одежды, слова, фильмы, песни, герои. На дорогах появились автомобили иностранных марок. Открылось масса новых увеселительных заведений.
   Встретившись с таким изобилием соблазнов, Алексей ни разу даже не допустил мысли, чтобы испросить у родителя хотя бы рубль. Однако организм молодого студента настойчиво требовал от жизни, причитающуюся ему по праву юности долю удовольствий, и подобно многим молодым студентам, Алексей вынужден был самостоятельно изыскивать дополнительные средства. Ночами разгружая вагоны, или проводя летние месяцы со строй отрядом в самых захолустных краях страны, вместе с заветным рублём, он обретал и бесценный опыт. Испытав на собственной шкуре, сколь тяжек хлеб, добытый физическим трудом, он, приступая к учёбе, с удвоенным рвением принимался грызть гранит науки.
 Говорят, что у расстояния плохая память. Что же, возможно в большинстве случаев так оно и есть, но не в случае нашего героя. Первые несколько месяцев живя в столице, когда мыслями и душой Алексей ещё находился дома, по ночам лёжа в постели и слушая храп соседа по комнате, он давал волю воображению, и оно услужливо вырисовывало для него в мельчайших деталях будущую встречу с любимой, и тогда его посещало то сладостное состояние, которое порою порождает даже в самых стойких душах, весьма дерзкие грёзы. Особенно ярко они рождались в лунном свете, когда ночной мрак не укрывал окружающую действительность от взора полностью, а лишь набрасывал на неё завесу таинственности.  Тогда, стоило Алексею чуть потревожить фантазию, и перед его мысленным взором развёртывался ослепительно яркий мир. И так легко было в такие мгновения представить себе её, облачённую в одеяния из лунного света, идущую к его постели. Каждую ночь, его разгорячённое воображение рисовало всё новые и новые картины их неистовых и опустошающих встреч, пока наконец сон не погружал его в свои безмятежные бездны, изъяв из какой-нибудь очередной сладострастной мистерии.

 Начало перестройки застало Алексея на третьем курсе. Странное, надо сказать, это было время. И основная странность его заключалась в том, что внезапно очень многое из того, что считалось до этого незыблемым, оказалось никчёмным и даже вредным. К примеру высшее образование, бывшее совсем недавно залогом успешного будущего, вдруг стало синонимом зря потраченного времени, и многие однокашники Алексея, сменили скамьи в институтской аудитории на торговые прилавки и офисы. Он же продолжал с упорством, которое, как казалось многим его знакомым, было достойно лучшего применения, постигать науку. Его крепкий, крестьянский ум, настоянный на вековом опыте предков, подсказывал ему, что нет в этой жизни ничего основательней образования, и образованные люди будут нужны в любое время и любой власти, в то время как богатые могут лишиться всего в одночасье, как это бывало уже не раз, и нужно во что бы то ни стало перетерпеть лихолетье и получить заветный диплом, что верность избранному им пути будет рано или поздно достойно вознаграждена.
Когда Алексей учился на четвёртом курсе, из дома пришло известие, о том, что умер его отец.
 Приехав на похороны отца в город детства, Алексей увиделся с Наташей в последний раз перед тем как между ними пролегла огромная пропасть лет. Встреча была короткая, и скорее напоминала, протокольное нанесение визита, нежели чем свидание двух истосковавшихся друг по другу, любящих людей. И дело было не только в том, что он был занят организацией похорон, как единственный родственник покойного, просто в глубине души он по-прежнему считал, что не достоин такой девушки как она. Ведь ни смотря на то, что во внутреннем кармане его пиджака, лежал студенческий билет одного из самых престижных университетов страны, по большому счёту, он по-прежнему оставался бедным парнем, без гроша в кармане, использующим свой безупречно отглаженный строгий костюм, в качестве своеобразного камуфляжа, призванного скрыть от окружающих его, пока ещё, увы, ничтожность.
Похоронив отца, Алексей вернулся в университет.
               

                Глава восьмая.

     Вскоре учёба осталась позади, и Алексей, как один из немногих студентов, окончивших учёбу с красным дипломом, был тут же принят молодым специалистом на одно крупное, московское предприятие.
    Ему как раз исполнился двадцать один год. Он возмужал, обзавёлся в столице устойчивыми знакомствами. Из качеств, приобретённых им за время учёбы, за которые его, пожалуй, не похвалил бы отец, будь он жив, было разве что курение, к которому Алексей пристрастился во время летних каникул, когда работал в строй отряде на северном Урале. 
 Если выражение «ухватить удачу за хвост» что-то значит в этом мире, то оно значит именно то, что произошло с нашим героем дальше.
 Его карьера не просто пошла в гору, она, если разрешить себе выразиться языком громких метафор, взметнулась резвой ланью к сияющим вершинам успеха. Не прошло и двух лет, как он, к слову, ещё совсем молодой человек, занял довольно ответственный пост на своём предприятии. Для дальнейшей карьеры ему понадобилось членство в партии, не прошло и года после подачи им заявления о приёме, как у него в кармане уже лежал новенький партийный билет.    Затем, спустя непродолжительное время, он сел в кресло начальника одного из цехов. Вскоре ему было доверено возглавить выполнение очень ответственного правительственного заказа, с чем он блестяще справился.
  Время шло, он поднимался всё выше и выше, и вместе с его возвышением, дорожала ткань из которой были сшиты его костюмы, и улучалась выделка кожи из которой были изготовлены его туфли. 
  Тут надо бы остановиться и заметить, что к тому времени Алексей Иванович (именно так к нашему к нашему герою обращались теперь окружающие, так, впредь, с твоего, дорогой читатель позволения, буду именовать его и я), уже довольно неплохо разбирался в карьерных вопросах, чтобы всерьёз полагать, что его стремительное продвижение, является, ну скажем так: результатом только его личных стараний. На каждой ступеньке его карьеры, он, что называется, нутром ощущал рядом чьё-то незримое присутствие, а над своей умной, вихрастой головой невидимые, но заботливые и тёплые ладони.
   Однажды, на банкете, устроенном по случаю очередной годовщины основания его предприятия, Алексея представили очень красивой блондинке, которая тут же увлекла нового знакомого в вихрь вальса. После, от одного из гостей, Алексей Иванович узнал, что девушка с которой он вальсировал, является дочерью очень важного чиновника, союзного масштаба.  Сначала Алексей не придал этому факту большого значения, и вероятно вскоре вообще о нём забыл бы, но спустя полгода, в его кабинете неожиданно раздался телефонный звонок, и чей-то уверенный, чуть надтреснутый голос, сообщил ему, что его приглашает на свой юбилей в один подмосковный посёлок тот самый чиновник, с дочерью которого Алексей совсем недавно так самозабвенно кружился в вальсе. Поблагодарив за приглашение, и сославшись на занятость, он вежливо отклонил приглашение.  Однако, когда спустя две недели после того телефонного звонка, у него вдруг сорвалась поездка за рубеж, на которую он очень рассчитывал, и он обратился за объяснениями, ему недвусмысленно намекнули в чём заключается дело. А дело заключалось в том, что один из высших московских начальников, тот самый, приглашением которого Алексей Иванович, так неосмотрительно пренебрёг, в поисках мужа для своей дочери, давно уже присматривался к способному, молодому провинциалу. Имелись правда и объективные обстоятельства с которыми приходилось считаться: ещё не совсем миновали времена, когда начальник, такого высокого уровня, какой к тому времени занимал Алексей Иванович, чтобы иметь возможность выезжать за границу, мог себе позволить роскошь не иметь в паспорте штампа о браке. Так тогда был устроен окружающий мир.
Таким образом дальнейшая семейная жизнь Алексея Ивановича, была определена без него самого. Только очень внимательный зритель смог бы заметить, ту суровость во взгляде, с которой, надевая обручальное кольцо на палец супруге под торжественные звуки марша Мендельсона, новоявленный жених изредка поглядывал в сторону небольшой группы хорошо одетых людей, среди которых стоял, улыбаясь весьма довольный тесть.
      Конечно, мы с тобой читатель вправе вознегодовать от того, как обошлись с нашим героем, и были бы вероятно абсолютно правы, если бы речь шла о наивном, юном мальчике Алёше Никанорове, но справедливости ради надо признать, что к тому времени это был уже совсем другой человек. Он давно вращался в тех кругах, где, по меткому замечанию классика, «не говорят «нет», а говорят «я подумаю об этом»». Где чувства всегда уступают дорогу холодному расчёту, и где не женятся и не выходят замуж, а заключают союзы, и вводят в семьи достойных претендентов на роль продолжателей фамилий. Именно таким продолжателем знатной номенклатурной фамилии, предстояло по чьему-то разумению стать и нашему герою. Заветной искорке, освещавшей путь по судьбе на протяжении многих лет роду Никаноровых, увы, пришло время стать частью чужого костра.


                Глава девятая.

После женитьбы, блестящее продвижение по карьере нашего героя могла остановить только смерть. Однако, по иронии судьбы, именно смерть и помогла ему.
   На двенадцатый год его работы, Никаноров к тому времени уже пару лет занимал одну из высших должностей на своём предприятии, умер генеральный директор, и наверху, решили доверить бразды правления предприятием именно Алексею Ивановичу. Оставшиеся за его спиной коллеги, правда, шептались, что и тут не обошлось без участия влиятельного тестя, впрочем, стоило оказаться рядом самому молодому директору, как шёпоты тут же смолкали.
   От почившего директора Алексей Иванович унаследовал просторный кабинет, обшитый карельской берёзой, огромный финский холодильник, с намекающе - позвякивающим нутром, бронзовые настольные английские часы аж девятнадцатого века, огромный, дубовый стол, покрытый зелёным сукном, и молоденькую, красивую секретаршу, которая не только  довольно бесцеремонно разрешила ему обращаться к ней на «ты» но и спешила угадать и тут же воплотить в жизнь прихоти шефа от чашечки чая, а когда они познакомились по ближе и до….

  Из выше сказанного думаю понятно, что перед Алексеем Ивановичем Никаноровым открылся совершенно новый этап его жизни. Страна меж тем продолжала погружаться в безумный, временами безжалостный и страшный, водоворот перестройки, за нарочито-яркой повседневностью которой, уже просматривались яростные всполохи, освещающие небеса десятилетия, вписанного в историю России как «лихие» девяностые.
    Наш герой продолжал трудиться на своём предприятии. Его некогда влиятельный тесть, выйдя на пенсию превратился в брюзжащего, никому не нужного старика, который довольно скоро умер.  К тому времени, и без того не искрящиеся счастьем отношения с супругой, у Алексея Ивановича окончательно разладились.  Да и могло ли быть иначе? Ведь в сущности его жена была ни кем иным, как искалеченным ребёнком, с раннего детства заражённым снобизмом. Люди попадающие в поле её зрения, оставались в нём лишь до тех пор, пока своим видом они, если и не украшали, то уж точно не портили пейзаж искусственного мира, отражающегося на сетчатке её бездонных, голубых глаз. Стоит ли удивляться, что у такого капризного и непостоянного человека, каким была она, такой серьёзный и ответственный человек, каким был он, вскоре стал вызывать сначала раздражение, а потом и отвращение. Всё кончилось тем, что они, не объявляя друг другу открытой войны, превратились в, молча ненавидящих друг друга, соседей по квартире.
   Детьми они с женой так и не обзавелись. После многочисленных поездок по врачам и всевозможных анализов, выяснилось, что они оба бесплодны. От мысли взять ребёнка из роддома он, после серьёзных и длительных размышлений так же решил отказаться. В самом деле, если мужчина с женщиной живут вместе только в силу обстоятельств, то о каких детях может идти речь?

Конечно, он давно бы мог хлопнуть дверью, уйти из дому, тем более, что в материальном плане такой шаг не внёс бы никакой суеты в его дни, ибо на его личном счёте в банке, давно лежала сумма, позволяющая ему купить жильё в любом районе столицы, и безбедно просуществовать до конца его дней. И всё-таки он не решался бросить жену, понимая, что таким шагом он обрекает её на одиночество. И в самом деле, кому нужна немолодая, капризная женщина, учитывая, что в тех кругах, которых они оба вращались, не принято было жертвовать собой внося в свои дни лишнюю суету, а сыграть на понижение, если ты читатель понимаешь о чём я, не согласится сама супруга.
Правда, несколько раз, после устроенного женой очередного скандала, он был близок к тому, чтобы, плюнув на всё, подать заявление о разводе. Но стоило ему представить её себе брошенной, одинокой, никому не нужной и совершенно не приспособленной к жизни, как волна поднявшейся в его душе жалости смывала всю злость. В глубине души он понимал, что его жена своего рода мутант, изуродованный обстоятельствами, окружающими её с самого детства. Но как известно и сочувствие к ближнему имеет свои пределы.

    Наверное, так и прошла бы его жизнь, если бы не вмешался его величество случай. Это случилось на третий год после его выхода на пенсию. Незадолго до новогодних праздников его жена, поехала с подругой в какой-то подмосковный санаторий.  Выйдя после сауны на мороз, она подхватила пневмонию, и спустя несколько дней умерла.
  После похорон жены, Никаноров вдруг снова почувствовал вкус к жизни: стал много гулять, пристрастился к чтению, пару раз даже посетил, ненавидимый им доселе театр.
     Годы шли. Он перешагнул шестой десяток. И хотя его лоб прорезали глубокие морщины,  в глазах появилась неизбывная тоска, а мешки под глазами, однажды, в очередной раз появившись после бессонной ночи, остались навсегда, он оставался ещё интересным мужчиной, и даже без учёта общественного статуса, в самом расцвете сил, как часто его называли знакомые женщины, при этом оценивающе скользя по его ладной фигуре, облачённой в неизменный, строгий костюм. Он-же, не будучи от природы падким на лесть, оставался равнодушным к подобного рода намёкам. Он понимал, что расцвет сил на то и расцвет, чтобы сменится закатом. И кроме того, ему совсем не хотелось снова погружаться в тот водоворот, из которого его вытащила смерть супруги.
   Часто гуляя по городу, и видя вокруг шумную жизнь, он понимал, что всё это его больше не касается. И тогда, окружавший его огромный город, который некогда казался ему неисчерпаемым источником впечатлений, представал перед ним, средоточием пустоты и одиночества, а шумящая вокруг, пёстрая, в своих проявлениях жизнь, никчёмной суетой.
   Когда-то, когда он был молод, он любил столицу. Он и сам не смог бы, наверное, толком объяснить, случись кому-нибудь справится у него, что его, провинциала, привлекает в этом гигантском муравейники собравшем в себе столько людских чаяний и судеб.  Говоря по совести, ему, провинциалу так и не удалось до конца встроится в безумный ритм этого огромного города. Но как говорил неведомый нашему герою монах Ши Тао горькая тыква «Кто воспринял гору в ущерб морю, и кто воспринял море в ущерб горе, тот во истину лишён восприятия».  Алексей Иванович не был лишён восприятия, он умел за всеми минусами, которые несёт в себе жизнь в огромном городе, видеть и хорошее. Он любил Москву за её тихие парки, за небеса, отражённые в зеркалах её прудов.  Когда на него находила хандра, он спешил на улицу, где огромная шумная толпа словно душа этого никогда не засыпающего древнего  животного, лежащего вот уже столько веков в междуречье Волги и Оки, на стыке Смоленско-Московской возвышенности, Москворецко - Окской равнины и Мещёрской низменности,  чудесным образом растворяла её, и согревала своим дыханием.  Да, он любил Москву, и когда ему приходилось на долго покидать её, спустя несколько дней он начинал тосковать по узким ущельям её старинных переулков, по говору её аборигенов, к которому он так и не привык за долгие годы. В конце концов,  именно в этом городе прошли его студенческие годы, именно этот город помог ему стать тем, кто он стал.  Лишь в последние годы его душа, стала находить отдохновение в одиночестве, и тогда улицы столицы стали казаться ему средоточием никчёмной суеты, сопровождаемой к тому же резким глушащим шумом. Он всё чаще и всё больше проводил времени на своей загородной даче.



                Глава десятая.

 В один из дней на работе ему стало плохо. Вызванная секретаршей «Скорая» отвезла его в больницу где ему был поставлен диагноз, который навсегда отрезал его от той части жизни, где правит бал молодость, «Инфаркт».
   Вернувшись из больницы домой, он долго стоял на пороге, не решаясь сделать шаг, словно ему предстояло преодолеть пределы неведомого и недоброго мира.
    Он посмотрел в висящее в прихожей зеркало и не узнал себя. На него смотрело лицо, покрытое густою сеткой морщин. Под усталыми глазами свисали дряблые мешки. Высокий, покатый лоб прорезали три глубокие борозды. И волосы. Волосы, которые когда-то так нравились женщинам, теперь были седыми как снег. Глядя на своё отражение, он вдруг отчётливо понял, что жизнь бесповоротно и окончательно прожита. Всё в прошлом.  Спустя два дня, он в последний раз пересёк проходную своего предприятия в качестве генерального директора, а покинул его пенсионером.
    Однажды, когда он по совету врача находился на даче и сидя в любимом старинном кресле-качалке, перед потрескивающим камином, предавался воспоминаниям, он внезапно вспомнил о ней. И как это часто бывает, то усилие, которое он приложил для того, чтобы извлечь из памяти побольше деталей, чтобы её образ стал более реальным, было щедро вознаграждено. Он вспомнил тот день на пляже, когда он случайно, отвлекшись от беседы с другом, увидел красивую, белокурую девушку, которая изредка бросала взгляды в его сторону. Он вспомнил как долго он придумывал повод чтобы подойти и заговорить с нею. Вспомнил и улыбнулся. Так, извлекая из памяти всё новые и новые картины прошлого, он просидел до глубокой ночи.
«А что с нею сейчас?» пронеслось у него в голове, когда настенные часы пробили полночь. И этот вопрос прозвучал отнюдь не риторически. Нет.  Он настойчиво требовал от него ответа.
   На следующее же утро он позвонил ей. Когда он набирал с трудом найденный в памяти номер, его руки дрожали так, что указательный палец с трудом попадал в отверстие номеронабирателя. 
   Наверное, ещё за день до этого бывший генеральный директор одного из крупнейших столичных предприятий Алексей Иванович Никаноров, рациональный и осторожный человек, ни за что не поверил бы, скажи ему кто, что спустя всего несколько часов, он собственной персоной, трясущимися от волнения пальцами станет набирать номер той, которую он любил в далёкой юности.  Но в том-то и дело, что не было больше в мире никакого генерального директора Алексея Ивановича Никанорова, на сцену жизни вновь вышел школьник Алёша. Вышел для того, чтобы дожить остаток своей жизни рядом с той, которую всегда любил. 
Она подняла трубку после первого же гудка, словно все эти годы она провела в ожидании его звонка.
-Наташа, Наташенька, - зашептал он, глотая слёзы, - это я Лёша. Приезжай ко мне, милая. Мне так одиноко без тебя. Приезжай. 
  В то утро они проговорили долго и…она согласилась приехать к нему.
     В течении нескольких дней, последовавших за тем разговором, он, вставая ни свет, ни заря принимался перед зеркалом декламировать, написанный с вечера очередной текст приветствия, заранее зная, что вечером, этот текст будет найден им неподходящим, и отправится в мусорное ведро к своим исписанным мелким, убористым почерком собратьям.
    Произнося все эти пышные обороты, он словно бы пробовал каждое слово на вкус. Какие-то из них вызывали у него улыбку, другие заставляли морщится, и тогда он безжалостно вычёркивал их. Весь этот словесный хлам сочился фальшью и лицемерием. А куда же девалось его умение произносить комплименты? Неужели он стар даже для этого?  Да нет же, он сейчас соберётся с мыслями и всё у него получится. Уж не настолько он и стар. Да и с памятью у него до сих пор всё было в полном порядке.





 Он снова ощутил, как краска стыда заливает его лицо, когда стоя перед зеркалом, держа перед собой на вытянутой руке, лист с текстом, декламировал, на распев чудовищно витиеватые, а местами и наивные фразы. Несмотря на образование и социальное положение несокрушимая сила крови так и осталась в нём не сломленной. В душе он так и остался плоть от плоти своих предков - крестьян одной из рязанских деревень.
    Порою, ему, так и не привыкшему за прошедшие годы к лицемерию, делалось невообразимо противно. В такие минуты он казался самому себе беспомощным старикашкой, способным разве, что на коробку конфет и букет цветов. Тогда он накидывал пальто, брал зонт и отправлялся бродить по городу. Случалось, эти прогулки затягивались на целый день, но рядом с ним не было никого, кому пришло бы в голову бить по этому поводу тревогу.
   Больше всего он любил гулять в парках столицы. Медленно шагая по напоенным свежестью, тихим аллеям, мимо обветшалых ротонд, и заснувших фонтанов, он забывал обо всём, и тогда ему казалось, что время замедлив свой бег, готово предоставить ему ещё один шанс.  Тогда он садился на одну из скамеек и вслушивался в шум ветра в ветвях. Он мог просидеть так и час и два, пока урчание в желудке не напоминало ему, что пора возвращаться домой.
 Эти прогулки действовали на него столь магически, что когда вернувшись домой, и покончив с трапезой, он вновь приступал к репетициям перед зеркалом,  слова произносились им, столь же легко, как и в далёкой юности. Когда он обращал их к понравившемся ему девушкам. Однако на следующий день всё повторялось вновь. Слова, которые накануне казались прекрасно подобранными и уместными становились излишне вычурными и наивными.
 Он снова и снова с упорством сумасшедшего принимался за дело. Ему отчаянно хотелось предстать перед ней, пусть даже на излёте своих лет, не никчёмным стариком, а галантным кавалером.
    Он не сомневался в том, что он достаточно заплатил за своё право на счастье, пусть даже это счастье и достанется ему тогда, когда неумолимое время уже, увы, отказало ему во большинстве удовольствий, сопутствующих любви. 
    Это случилось в самой середине дня, когда он измученный очередной репетицией, хотел отправиться на променад.
   Выключив в гостиной свет, он вышел в прихожую, однако дверь в гостиную закрывать не стал, и в тот момент, когда он надевал туфли, его периферическое зрение, что-то привлекло. Подняв взгляд, он увидел, что по стене гостиной прыгает солнечный зайчик. Этот случайный блик, рождённый, вероятно, лобовым стеклом или зеркалом проезжающей мимо дома машины, заставил его улыбнуться. И когда он, распрямившись, вновь обернулся к зеркалу он изумился тому как улыбка преобразила его лицо. Господи, как давно он вот так искренне не улыбался.





                Глава одиннадцатая.


В конце концов ей всё же удалось заснуть. Однако проспала она не долго. Проснувшись за два часа до рассвета, лёжа на спине и устремив взгляд в окно, она снова думала о прошлом. Ей вспомнились годы, проведённые в замужестве.
В то время как Алексей делал в столице головокружительную карьеру, Наталья Николаевна пыталась обрести семейное счастье.  Конечно, как и всякой нормальной женщине ей всегда хотелось иметь свою семью, и именно в семье видела она основной смысл своей жизни. В конце концов она родилась и выросла в стране, где во главу угла была поставлена именно семья, как ячейка общества. Однако, подходящего спутника в этом самом обществе ей всё никак не удавалось встретить. В конце концов, словно сжалившись над ней, судьба предоставила и ей возможность почувствовать себя замужней женщиной. 
      Со своим будущим супругом Наталья Николаевна встретилась, как это ни покажется странным, у себя на кухне. Однажды вернувшись с работы домой, она услышала на кухне какие-то странные звуки
-Электрик, - объяснила мать. - У нас Наташенька плита искрит. Надо бы починить, а то так не долго и пожар устроить. Наталья Николаевна в ответ лишь пожала плечами, дескать, ну надо починить, так пусть починит.
  Когда она взялась за дверную ручку своей комнаты, из кухни послышался бодрый баритон
 -Хозяйка, а лейкопластырь в вашем доме водится?
Вскоре вышел и сам обладатель голоса.
Им оказался высокий, улыбчивый брюнет лет тридцати, хорошо сложенный с довольно приятным, хотя и несколько помятым лицом, одетый в синюю клетчатую рубаху с закатанными до локтей рукавами и старые протёртые как-то уж очень художественно, джинсы.
-Саша,- представился гость, протянув ей огромную ладонь.
Потом они вместе пили чай на кухне. Саша как оказалось работал электромонтёром на одном из местных комбинатов, но ввиду того, что на его предприятии уже несколько месяцев не выплачивали зарплату, он подвизался после работы халтурить по квартирам.
  Саша оказался неиссякаемым кладезем различных анекдотов, и смешных историй, по его словам, имевшим место в его жизни. Правда несколько рассказанных им историй уж очень напоминали Наталье Николаевне сюжеты модных в то время фильмов, но она деликатно решила не придавать этому пикантному обстоятельству значения. Как ни странно, но в тот вечер сидя за столом, и слушая его трёп (лучше называть вещи своими именами), она не поняла, что таким образом он прокладывает тропинку к её сердцу. По всей видимости дело было в том, что в её мире существовал точный алгоритм как надлежит мужчине ухаживать за понравившейся ему женщиной. И глупые россказни, и пошловатые анекдоты в этот алгоритм никак не входили.
  В тот день Саша благородно отказался от денег, протянутых ему её матерью. Отказываясь, он ненадолго задержал на Наталье Николаевне внимательный взгляд, которая тоже вышла проводить гостя в прихожую. Вместо этого он, поцеловав обеим женщинам руки, (как и любой плохо воспитанный человек, гость изо всех сил пытался выглядеть изящно воспитанным), попросил у матери разрешения навестить их ещё раз, мотивируя это тем, что уж очень ему понравился чай, которым его угощали.
  Трудно сказать, что сработало в тот момент: его ли довольно примитивный трюк с чаем, или благородный отказ от платы за проделанную работу, но после того как за ним закрылась дверь, Наталья Николаевна, впервые, за долгие годы очень отчётливо поняла, что в их доме отчаянно не хватает мужчины. 
Он пришёл в гости через неделю, потом пришёл снова, и снова.

      Вскоре они поженились. Спустя месяц после свадьбы умерла её мама, и все хлопоты по дому целиком и полностью легли на её плечи.
    Те несколько лет, что она прожила с мужем под одной крышей, были одним сплошным мучением. Муж, как оказалось не пил только когда подворачивалась какая-нибудь работёнка. Кстати, всё, что ему удавалось заработать за воротами комбината, он считал исключительно его личными средствами, она же могла рассчитывать только на то, что он заработал на комбинате, который,  меж тем, всё больше приходил в упадок. Задержки по заработной плате на нём исчислялись теперь уже годами. К вечному безденежью и упрёкам перманентно пьяного мужа по поводу отсутствия детей, со временем прибавились довольно частые побои. И потому, когда однажды, под рождество, муж умер, захлебнувшись рвотными массами, она не испытала ничего, кроме облегчения.
После похорон мужа её жизнь вернулась в прежнее русло. Словно никогда и не было всех лет замужества, которые без преувеличения можно было бы назвать потерянными.
 

                Глава двенадцатая.


Когда за окном совсем рассвело, она встала убрала постель, попросила у проходившей мимо проводницы принести ей стакан чая и пошла умываться.
   Идя по вагону, она внезапно ощутила на своём лице нежное, похожее на лёгкий поцелуй, касание ветерка, кто-то из пассажиров забыл закрыть с вечера окно. Это нежное прикосновение, неожиданно для неё самой подняло ей настроение.
Вернувшись на своё место. она в ожидании чая села к окну. За окном проплывал унылый пейзаж. Внезапно её внимание привлёк какой-то шум. Повернувшись, она увидела, что её сосед, тот самый, что помог ей накануне устроить чемодан, проснулся и подняв голову водит взглядом из стороны в сторону, словно пытаясь убедится в том, что он проснулся именно там, где заснул накануне. Затем он посмотрел на неё долгим взглядом. Она поняла, что он просит несколько минут чтобы одеться.  Поднявшись, и перекинув через плечо ремешок сумочки, она направилась в тамбур.
   Стоя в тамбуре, она, глядя на проплывающие за окном, подёрнутые утренним туманом, бескрайние поля, внутренне боролась с сильным желанием закурить, и даже уже сунула было руку в сумочку, но тут же вспомнила, что накануне избавилась от сигарет и зажигалки.   
Одевшийся и сосед, как ни в чём ни бывало, вновь сидел погрузившись в чтение своей книги, которая в то время пока он спал, лежала у него под подушкой. Его сосредоточенный вид заставил Наталью Николаевну улыбнуться.
 Старик на верхней полке ещё не проснулся.
  Подошла проводница с подносом в руках, на котором, стоял в мельхиоровом подстаканнике, гранёный стакан, исходивший душистым паром. 
Поставив стакан перед ней на столик, проводница молча удалилась.
  В ожидании пока чай немного остынет, Наталья Николаевна устремила взгляд в окно, за которым проносились древни и небольшие посёлки подмосковья.
    Вскоре миновав жилые массивы, поезд снова выехал на простор. Неожиданно, дорога сделала поворот и взору Натальи Николаевны открылась дивная картина: поднимающееся над просыпающейся землёй солнце, заливало алым пламенем восхода далёкие похожие на столбики, сложенные кем-то из гигантских кубиков рафинада белоснежные высотки столицы, воздух которой уже ощущался в вагоне.


                Глава тринадцатая.

Вскоре поезд прибыл на Ярославский вокзал.
     Выйдя из вагона, она поставила чемодан на асфальт. После замешательства, которое охватило её, когда объявили о том, что поезд прибывает на вокзал, настала очередь сокрушительного изумления.  Словно только теперь она поняла, что она в столице, и за спиной, осталась вся её прежняя жизнью. Она, так долго мечтавшая об этом, столько раз подробно переживавшая в мыслях этот миг, теперь стояла на перроне, не зная, что ей делать дальше. Казалось сам воздух вокруг был наэлектризован и заряжен беспокойством, и это беспокойство постепенно передаваясь ей, наполняло её душу смятением.




-Здравствуй Наташа,- послышался за её спиной спокойный, чуть надтреснутый голос.    
Она обернулась. Перед ней стоял улыбаясь, высокий, красивый мужчина, одетый в строгий серый костюм. В руках мужчина сжимал букет алых роз. Она смотрела на стоявшего перед ней человека пытаясь найти в его чертах, хоть что-нибудь оставшееся от того Алёши Никанорова, с которым она рассталась так много лет назад, но увы и к нему время оказалось безжалостным.  И тем не менее это был он. Всё в его облике ей снова понравилось с первого взгляда, как и много лет назад. Даже его седина, и та была ему к лицу.
 

Как он ни готовился мысленно к этому моменту, но, когда он произносил её имя, его голос предательски дрогнул. Он замолчал, и какое-то время стоял молча, глядя ей в глаза.
  Слова, которые он так долго и тщательно подбирал и складывал в предложения, испуганной стаей метались в его сознании, не желая подчиняться его воле.
-Здравствуй Наташа,-повторил он. Он стоял и смотрел в её лицо, силясь отыскать в её чертах хоть что-то общее с той оставшейся в далёком знойном лете девчонкой, царившей безраздельно в его сердце, и не мог. Время, беспощадное время стёрло всё. Перед ним стояла пожилая, седая женщина, в усталых, выцветших глазах которой читался испуг.
 Ему было невообразимо стыдно в эту минуту за себя, и вместе с тем он чувствовал, как что-то огромное и тёплое поднимаясь в груди начинает медленно заполнять целиком его существо.
     -Здравствуй Наташка,- вновь произнёс он медленно, словно пробуя на вкус давно забытое звучание уменьшительно-ласкательного варианта её имени. При этом зачем-то взмахнув свободной рукой, словно взмахом руки заменяя недостающее слова.  Спустя мгновение он, словно опомнившись, сунул руку в карман словно в ней он сжимал что-то, что нарушало торжественность момента.
  -Здравствуй Алёша,- сказала она тихим голосом.
- Ты позвал, я и приехала.
Он смотрел на неё и понимал, что прежний мир потерян для него навсегда.
  - Это тебе, - сказал он, протянув ей букет.
-Спасибо- ответила она, принимая из его рук цветы, и отвела в сторону глаза.
 Вокруг шумел тысячами оттенков звука огромный город, которому в скором времени предстояло стать её городом, а напротив стоял пожилой, высокий мужчина, которому предстояло, взяв её за руку ввести в этот город. Теперь это была реальность, а не призраки, создаваемые её фантазией на протяжении всех последних дней. Это была реальность, пугающая и вместе с тем манящая,


 
Они стояли и смотрели друг другу в глаза. Два убелённых сединой человека, встретившихся для того чтобы вместе отправиться по жизни дальше.  И никому, из снующих вокруг людей было невдомёк, что именно здесь, на их глазах, на перроне одного из московских вокзалов, этим прохладным сентябрьским утром, умирало одиночество.

 



-Дорогая, у тебя с собой много вещей, - тихо, словно боясь спугнуть, нечто невидимое, спросил он, при этом осторожно улыбнувшись.
-Вот,- ответила она и присев, положила ладонь на чемодан.
-Это всё?
-Да, ответила она, и тут же добавила, -  а остальное Алёшенька я продала, по очень хорошим ценам. Так что у меня с собой много денег. Мысленно понимая, что она говорит что-то совсем не подобающее моменту, она не могла себя остановить. Любая неловкость. Пусть. Лишь бы не молчание. Вот его то она точно не выдержит.
   Он снова улыбнулся, но на этот раз улыбка была ободряющая. Он словно бы говорил ей: «Ну ты нашла о чём говорить, после стольких лет разлуки». Она улыбнулась в ответ, и почувствовала, как холодный, цепкий страх, ещё мгновение назад, безраздельно властвовавший в её душе, начал постепенно скукоживаться, уступая место чему-то тёплому и доброму.
«Господи милосердный!» едва не вырвалось из её груди. Ей вдруг отчаянно захотелось вернуться на много лет назад и вновь стать той беззащитной девчонкой в промокшем платье, которая стоя под старой липой, прижималась к его сильному телу. Она готова была стоять, прижавшись к нему до скончания своих дней, до скончания всех времён, ощущая тепло его тела, слушая стук его сердца, и ничегошеньки не боятся потому, что рядом стоит он. Сильный и надёжный как скала.
-Пойдём,-сказал он, подхватывая с земли её чемодан. - Ты, наверное, устала. Тебе нужно отдохнуть с дороги и перекусить, а наговорится мы ещё успеем. У нас с тобой впереди ещё много времени.  Его голос, такой спокойный и уверенный окончательно вернул её душе покой. Слава богу, над голосом время оказалось не властно.
Он хотел было добавить ещё к сказанному, но передумал.  Он взял свободной рукой её под руку, и они вместе направились в сторону автомобильной стоянки.
Вскоре большой чёрный автомобиль уже уносил их по залитым полуденным, осенним солнцем московским улицам, и огромный город, что шумел вокруг, уже не пугал её, поскольку рядом был он, а ему не казался средоточием суеты и шума, ибо рядом была она.  Теперь он простирался перед ними как таинственный, и манящий лабиринт, каждый изгиб которого, сулил новые, яркие переживания. И жизнь, вновь заигравшая, казалось навсегда померкшими было красками, распростёрлась перед ними словно лоно нового, дивного мира встречающего, измученных дорогой, путников зеленью лугов и золотом пляжей, прохладной тенью лесов и таинственной, манящей далью. Далью, которую я, на правах автора, с твоего дорогой читатель позволения, возьму на себя смелость назвать старостью.
  Наверное, было бы наивным полагать, что впереди этих двоих ждёт только безоблачное счастье. Нет конечно.  Жизнь не станет и для них ни на йоту проще от того, что они спустя столько лет наконец обрели друг друга, и вероятно, впереди и их ожидают минуты, в которых и он, и она не будут в глазах друг друга воплощать в себе те образы, которые они сотворили в мечтах, но я искренне верю, что эти трудные минуты, без которых не обходится ни одна жизнь, сторицей окупятся той радостью, которую приносит с собою душевная близость.
Не беда, что времени у них осталось не много. Я искренне уверен, в том, что они обязательно учтут и это. В любом случае, я от всей души желаю им, вступающим в прохладные и спокойные долины заключительной части жизни, счастливого пути, и очень надеюсь дорогой читатель, что к моим пожеланиям присоединишься и ты.

 Эпилог.

Временами, когда моя память, по одной ей ведомой прихоти, напоминает мне эту историю, я, доходя до того места, когда большой чёрный автомобиль, прошелестев по асфальту растворился среди московских улиц, даю волю своей фантазии и тогда перед моим мысленным взором возникает пейзаж: старый осенний парк, по одной из аллей которого, не спеша идут два пожилых человека. Он и она. Затем, они опускаются на одну из скамеек, и тихо беседуют о чём-то ведомом им одним. После, он, поднявшись со скамьи, деликатно помогает встать своей спутнице, и они продолжают свой путь. Я гляжу им в след, пока их силуэты не растворяются в лёгкой осенней дымке, а после возвращаюсь в окружающую меня действительность.

                КОНЕЦ.
                05.06. 2024г.
               
                Ломиной Елене Андреевне
                Посвящается.