Оберег Надежды

К 80-летию Великой Победы.
Посвящается моей маме и всем детям войны.


 "Ну что тебе сказать про Сахалин? На острове нормальная погода..." — из радиоточки под потолком комнаты учительского дома раздавался оптимистичный голос Эдуарда Хиля.
Ну да — буранная погода считалась нормой на острове и в городе Невельске, где Надежда с мужем и одиннадцатилетним сыном готовились к переезду.  Молодой женщине было не привыкать к перемещениям на дальние расстояния. За свою, ещё не такую длинную, но насыщенную событиями и испытаниями жизнь, судьба перебрасывала её с места на место уже несколько раз. И впереди снова была неблизкая дорога в одну из солнечных республик СССР — Молдавию, куда по распределению военной службы отправляли её мужа — служащего пограничных войск. Николай был старшим прапорщиком, уходил в казарму рано утром и возвращался за полночь, поэтому основные хозяйственные дела и сборы ложились на хрупкие Надеждины плечи. Надя валилась с ног от усталости и была на грани отчаянья от того, что многое не успевает.
 — Мам, я дома, пообедал в столовке и... можно теперь к Игорю? Я тебе говорил вчера.
 Надежда приобняла вошедшего в комнату разрумянившегося после мороза сына, ласково потрепав его светлые волосы.
 Сын — Костик — худощавый мальчуган с серьёзными выразительными карими глазами, как мог помогал матери, когда приходил после занятий, но сегодня Надежда отпустила сына на день рождения к школьному другу, понимая, что это, вероятнее всего, будет последним общим праздником для мальчишек перед отъездом, и кто знает, увидятся ли они ещё когда-нибудь?
Надя прибегала после проведённых уроков в школе, где преподавала русский язык, литературу и историю, и, наскоро перекусив хлебом с молоком, торопилась паковать вещи. Кое-что приходилось раздавать друзьям и соседям. В какой-то момент от усталости она плюхнулась на кровать, бережно держа в руках открытку, которую нашла, перебирая документы  и от взгляда на которую мгновенно нахлынули воспоминания. Эту открытку-карточку с изображением картины художника-живописца Афанасия Куликова "Степан Разин" ей прислал в сорок третьем на её шестой день рождения отец из блокадного Ленинграда, где  он проходил военную службу, принимая самое активное участие в строительстве ледовой трассы на Ладожском озере. Спасительный путь, который назовут Дорогой жизни. Это потом, уже спустя много десятков лет, в период развитых технологий, Надежда узнает из наградного листа, размещённого на сайте moigeroi, что её отец, Василий Астафьевич Астафьев, был доставлен в бессознательном, истощённом состоянии в госпиталь, где более месяца военные врачи боролись за его жизнь. Сам отец никогда об этом не упоминал и не рассказывал. Да и вообще ничего о войне не рассказывал. Только однажды проговорился, что в один из особо тяжёлых периодов, чтобы не умереть от голода, ему с его сослуживцами помогла старуха, варившая суп из дохлой конины, которую откопали где-то у перелеска.. Больше отец ничего не говорил, да и здесь, будто жалел, что сказал лишнее.
 ...Надя вглядывалась в короткий текст на карточке, написанный красивым каллиграфическим почерком. Открытка была изрядно потрёпана временем и переездами — кое-где были оторваны и потеряны кусочки. Послание — простым карандашом, поэтому некоторые слова и буквы были едва заметны, из-за чего их теперь с трудом можно было разобрать. Надежда знала содержание этой карточки наизусть, как молитву:

 Милая дочка Надюша, получил от тебя привет. Обнимаю тебя крепко и желаю весело погулять и не унывать. Будем надеяться, что скоро (если всё ладом будет) вернусь к вам. Будем жить по-старому. Папа.

 Сквозь невольно наворачивающиеся слёзы, губами проговаривая каждое слово, Надежда не заметила, как, прислонив голову на подушку, прикрыла глаза. В полудрёме мощными отдельными вспышками стремительно проносились картинки воспоминаний — подсознание, будто долго хранило их, чтобы в своё время вытащить наружу и что-то напомнить...

...Солнце ласкало искристым светом незамысловатую, но уютную атмосферу внутри дома, особенно, словно специально задерживаясь на рамках с семейными фотографиями, ровно развешенными по стенам. Маленькая Надя любила подолгу рассматривать фото своих родных, водя пальчиком по их лицам. Она мало что помнила из своего раннего детства, но эти воспоминания были яркими, как солнечные лучики, заполняющие её дом после ночи. Или вот ещё — зимой катание на санках с горочки за их домом со старшими сестрой и братом и другими детишками, живущими по соседству. И усатый добрый сосед со смешной фамилией Чебатушкин (казалось, имеющей что-то общее с частушкой), иногда качавший Надю на своей ноге, как на карусели, частенько в шутку дразнил, что отберёт её валенки за то, что не носит, хоть и ноябрь на дворе. Маленькая Надя принимала угрозу всерьёз и с перепугу, боясь того, что и впрямь отберёт, бежала их прятать.
 Одним из светлых воспоминаний был ключ под горочкой, куда все селяне ходили за водой. И, конечно,
качели на двух высоченных столбах рядом с просторным светлым домом, недавно отстроенным родителями после переселения из Вологодской области в Ленинградскую, где Надя и появилась на свет в селении Котлы.
 Надюша любила сидеть на придворовых качелях, и, задрав голову кверху, долго-долго смотреть в бесконечную синь неба. Из-за тяжёлой самодельной конструкции ей, маленькой и хрупкой, было тяжело раскачиваться самой, поэтому она терпеливо ждала кого-то из взрослых. Те, проходя мимо, не могли отказать девчушке в детской радости. И вот качели, стремительно набирая скорость, уносили счастливую девочку в небо и так же стремительно возвращали обратно. Но Надя в этот момент ничего, кроме неба и уходящих в бесконечность двух столбов, не видела. Она воображала себя маленькой птичкой или даже ангелом, парящим в небесном просторе, где два столба, исчезающие в небе, были двумя тропинками, каждая из которых вела в сказочную страну. И она,  маленькая фея, могла легко полететь в любую сказку. Маленькие белые пальчики крепко держались за поручни качелей. От набранной ими скорости ярко-рыжие волосики с завитушками развевались на ветру, курносый задорный носик смотрел вверх в небо, счастливый смех разносился звонким колокольчиком по всей округе, хотелось кричать "ураааа" от переполнявшего сердце простора, свободы и восторга! Вперёд и вверх! В счастливое будущее! Надя в этот миг и правда была похожа на ангелочка.
 — И в кого ты у нас такое солнышко? — спрашивали проходящие мимо селяне.
 — В дедушкину бороду — он на солнышке лежал, кверху бороду держал! — отвечала услышанной от мамы фразой Надя, смущаясь и краснея.
 А в это время из окон дома по всей округе уже разносился аромат маминого пирога с домашней сметаной. Самого вкусного и самого нежного пирога на всём белом свете, тающего во рту.
— Объеденье, — говорила Надюша, а мама, у которой на каждый случай были свои присказки и поговорки, продолжала: "Объеденье, у кого рот большой", — а потом, обведя всех взглядом, хитро подмигивая, добавляла: "ну, я смотрю — тут у всех рты не маленькие"
Надя всю жизнь потом будет вспоминать вкус этого чудо-пирога и жалеть, что не успела расспросить маму, как его готовить.

 ...Вспышка... Счастье внезапно закончилось в один из похожих друг на друга тёплых летних дней сорок первого. От авианалётов и бомбёжки прятались всей семьёй под горочкой, в наскоро вырытых окопах.
...А совсем рядом манила к себе спелая красная ягода. Начинался сезон красной смородины.
 ...Нужно было срочно уезжать в эвакуацию. Семья Астафьевых смогла выехать только третьим эшелоном. Это потом уже они узнают, что первые два эшелона немцы разбомбили.  А пока глава семьи (уже призванный на фронт) на вокзале провожал беременную жену Лиду с тремя детьми: четырнадцатилетним Авениром, восьмилетней Ниной и Надей, которой в августе должно было исполниться четыре.
Из пожитков наскоро побросали в сделанный отцом деревянный амбарный сундук кое-какие вещи и запасы еды на первое время: одежду, утварь, крупу, что-то ещё... Впопыхах попрощались. Василий обещал жене с детьми скоро увидеться. Он просто не мог этого не обещать.
Эшелон тронулся, оставляя за собой память прожитого, светлого, незабываемого времени, в недавно отстроенном доме с амбаром, всем хозяйством с подсобными помещениями, банькой... И фотографиями в рамках — навсегда оставшимися там, в их счастливой довоенной жизни.
 До Ярославской области был нелёгкий путь — эшелон могли неоднократно разбомбить, как два предыдущих...
 Но... состав оставался целым и невредимым до самого  конечного пункта. Может быть, благодаря опытному машинисту, который, завидя чёрные точки приближающихся вражеских самолётов, резко тормозил поезд, отчего все находящиеся внутри люди валились с самодельных сидений. А может, благодаря тому, что состав был умело замаскирован ветвями деревьев. А может, всем находящимся внутри счастливчикам просто суждено было выжить хотя бы в этом эшелоне?..
 Вероятно, все вместе взятые причины и следствия мистическим образом действовали на пассажиров внутри, и потому — при завывающих звуках немецких самолётов и шумно падающих из них бомб — внутри вагонов замирали все, даже, казалось бы, ничего не понимающие грудные младенцы?.. Наде потом всю жизнь будут сниться эти самолёты с отделяющимися свистящими бомбами. И будучи маленькой, она ещё долго будет кричать во сне завывающим, недетским от ужаса, голосом: "Самолёёёоооты", — пугая своим криком родных...
...А пока... каким-то непостижимым образом эшелон прибыл в конечный пункт назначения, где каждого уже ждала своя неминуемая судьба и испытания военного времени.
 Тяжёлая, голодная жизнь в эвакуации не раз могла отнять жизни у Нади и её родных. И как они все чуть не умерли от голода, когда воровитый завхоз школы Вася-Дёма — так почему-то все его звали, украл из их подсобки каравай хлеба, полученный мамой по карточке на всю семью на неделю, прихватив с хлебом и поллитровую баночку сметаны, которую матери дали за несколько дней тяжёлой работы... Ей приходилось таскать на себе неподъёмные вязанки дров из лесу — заготовки на зиму.
 И как от безысходности все плакали, а мама, сделав лепёшки из горчицы, наелась ими сама и накормила старших детей, чтобы хоть как-то забить чувство постоянного голода. И как после все отравились этими лепёшками. А Надя тогда их есть не стала... просто не смогла — уж слишком  горькими они были.
 ...А когда Надя заболела коклюшем, кашляя кровью... Мама раздобыла в местной церкви кагор и где-то чудом — сахар, и пережигая его с церковным вином, отпаивала больную дочку. И Надя выжила вопреки всем прогнозам и пошла на поправку. Потом, позже, была цинга, и у Надюши от авитаминоза все дёсны были покрыты страшной коркой, от чего все молочные зубы выпали, а коренные долго не росли, и мама пичкала её японским луком... А скрытая форма туберкулёза, с которой организм каким-то невероятным образом сам справился, и об этом Надежде скажут уже взрослой  после одного из медицинских обследований и добавят:"Да Вы не переживайте, у Вас всё хорошо закальцинировалось." Сестра Нина расскажет потом Наде, как много лет назад с ними жила Галина — младшая сестра отца — и уже понимая, что умирает от чахотки, пока никто не видел, укрывалась под одеялом вместе с маленькой Надей и долго-долго на неё дышала...
Что же помогло Наде выжить, несмотря ни на что, в таких условиях?
Сильный иммунитет, судьба или Кто-то Свыше? Возможно, всё вместе.
 ...А вот её младшей сестрёнке Вере не повезло — не повезло родиться в первый год войны и остаться навсегда слабой и болезненной от недоедания. Умрёт она в январе сорок пятого. Казалось, что вместе с трёхлетней малышкой Верой тогда будто умерла и вера в победу... такие вот греховные мысли приходили в минуты отчаянья... но... Надежда продолжала жить и выжила несмотря ни на что, придавая силы надеяться и ждать.  Как же тогда  радовались всей страной долгожданной Победе!
 ...И отец вернулся живой из блокадного Ленинграда. Впереди ждала новая счастливая жизнь на Сахалине, куда родители решили всей семьёй уехать по программе переселения после окончания войны. И новый счастливый эшелон на Владивосток, и долгая дорога поездом была настоящим приключением. ...Жаль только... родители недолго смогли пожить в мирное время. Обоих подкосила война, и безжалостная коварная болезнь забрала сначала  отца, а спустя два года его Лиду. На смертном одре, понимая, что скоро уйдёт, измученный, исхудалый от болезни, отец возьмёт своими тонкими руками за руки обеих дочерей — Надю и Нину и тихо, но твёрдо скажет: "Девчонки, живите долго и счастливо, растите детей, внуков и правнуков и пусть у всех будет счастливая мирная жизнь " ...

 — Мама, мамочка! — Надежда услышала встревоженный голос Костика, открыла глаза и увидела испуганное лицо сына. Мамочка — повторил Костик — ты плачешь, почему? А что это у тебя в руках? Тебе плохо? Мам, чем тебе помочь? Я сейчас принесу тебе воды. Мальчишка метнулся на кухню, дрожащими руками налил из чайника на плите в стакан воду и, забежав обратно в комнату, протянул его маме.
 — Не волнуйся, Костенька, всё хорошо. Я просто очень устала и уснула. Приснилось что-то.
 — Мам — правда всё хорошо? — Костя ещё раз уточнил, заглядывая в глаза матери. 
 — Да правда, правда, всё хорошо.
 — А что это у тебя в руке? Дедушкина открытка?
Надежда молча кивнула.
 —Мам... — сказал уже успокоившийся мальчик. — Мама. Мне с тобой нужно серьёзно поговорить. Помнишь, мы ходили фотографироваться в ателье? Все фотографировались со своими сестричками или братиками, а я — один... Мне очень... Очень нужен братик или... сестричка.
Надежда удивлённо рассмеялась, обняла сына, после чего подмигнув, спросила:
 — Зачем же тебе братик или сестричка, только чтобы было с кем фотографироваться?
 — Да нет же.. То есть и это тоже. Но ведь когда семья большая — веселее...
Надежда взглянула на отцовскую открытку и, посерьёзнев, сказала:
 — Будет у тебя сестричка, сынок. Не знаю, когда, но обязательно будет.
 — Обещаешь, мам? — Костя серьёзно посмотрел на мать.
 — Разве я тебя когда-то обманывала? Только и ты уж обещай быть ей защитником и помощником.
 — Я... Я буду, мам, обязательно буду.
 — Ну, вот и хорошо. А пока бегом мыть руки, будем ужинать. 
Надежда погладила пальцами изрядно потёртую, но такую дорогую ей открытку и бережно положила в стопку со всеми важными семейными документами.
 Из радиоточки звучала музыка по заявкам радиослушателей.
 — Мам, там твоя песня, это о тебе — Костик потянулся, встав на табуретку, сделать погромче. Из маленькой коробочки доносились слова и музыка новой полюбившейся песни, заполнившей светлым завораживающим звучанием волшебного голоса Анны Герман — всё пространство их маленькой квартирки:

"Надежда, мой компас земной,
А удача — награда за смелость.
А песни довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось..."

 Надежда с сыном слушали песню. Глаза у обоих блестели от счастья. На душе было радостно и спокойно. Впереди их уже ждал новый дом и обязательно светлая жизнь в большой дружной семье с младшей сестрёнкой. А потом они оба — и Костик, и сестричка вырастут и у них тоже будут дети и внуки. А у тех — свои. И так из поколения в поколение. А иначе и быть не может.  Главное — сберечь этот хрупкий мир нашей планеты, за который наши великие предки заплатили такую высокую цену, чтобы мы жили долго-долго и обязательно счастливо...

 Незримым оберегом Надежды в её эшелоне жизни стало благословение отца, которое она свято хранит вот уже на протяжении шести с половиной десятков лет для своих детей — сына и дочери, внуков, правнуков и всех будущих поколений...
 А Надежда, как известно — "наш компас земной"...