Таланту Л. Толстого. Жизнь народов и человечества

  Предмет истории есть жизнь народов и человечества.
Непосредственно уловить и обнять словом — описать жизнь не только человечества,
но одного народа, —
 представляется невозможным для описаний такого рода.
Все древние историки употребляли один и тот же приём для того,
чтобы описать и уловить кажущуюся неуловимой — жизнь народа.
    Они описывали деятельность единичных людей, правящих народом;
и эта деятельность выражала для них деятельность всего народа, словно это один их дом.
   На вопросы о том, каким образом единичные люди
заставляли действовать народы по своей воле и чем управлялась сама воля этих людей,
древние отвечали  на первый вопрос кагортой своей всей —
признанием воли божества, подчинявшей народы воле одного избранного человека;
и на второй вопрос —  признанием того же божества,
направлявшего эту волю избранного к предназначенной цели – на века.
Для древних вопросы эти для человека и человечества
разрешались верою в непосредственное участие божества в делах человечества.
   Новая история в теории своей отвергла оба эти положения.
Казалось бы, что, отвергнув верования древних о подчинении людей божеству без сомнения
и об определенной цели, к которой ведутся народы,
новая история должна бы была изучать не проявления власти,
а причины, образующие её и увлекающие в делах человечества народы.
    Но новая история не сделала этого.
     Отвергнув в теории воззрения древних, она следует им на практике.
   Вместо людей, одаренных божественной властью
и непосредственно руководимых волею божества,
новая история поставила
или героев, одарённых необыкновенными, нечеловеческими способностями существа,
или просто людей самых разнообразных свойств, с какими они были сами -
от монархов до журналистов, руководящих массами.
    Вместо прежних, угодных божеству, целей народов: иудейского, греческого, римского,
которые древним представлялись целями движения человечества,
новая история поставила свои цели — блага французского, германского, английского
и, в самом своем высшем отвлечении, цели блага цивилизации всего человечества, -
человечества, под которым разумеются обыкновенно народы,
занимающие маленький северо-западный уголок большого материка, но далеко не все его народы.
    Новая история отвергла верования древних, не поставив на место их нового воззрения,
и логика положения
заставила историков, мнимо отвергших божественную власть царей и фатум (судьбу) древних,
прийти другим путём к тому же самому, что и древних -
к признанию того, что:
1) народы руководятся единичными людьми и
2) что существует известная цель, к которой движутся народы и человечество, созданное людьми.
    Во всех сочинениях новейших историков от Гибона до Бокля,
несмотря на их кажущееся разногласие и на кажущуюся новизну их воззрений,
лежат в основе эти два старые неизбежные  положения былых воззрений.
     Во-первых, историк описывает деятельность отдельных лиц,
по его мнению, руководивших человечеством при этом
(один считает таковыми одних монархов, полководцев, министров,
другой — кроме монархов и ораторов — ученых, реформаторов, философов и поэтов).
    Во-вторых, цель, к которой ведётся человечество, - известна историку
(для одного цель эта есть величие римского, испанского, французского государства;
для другого — это свобода, равенство, известного рода цивилизация маленького уголка мира,
называемого Европою, но не единого всемирного государства).
++===
Л. Н. Толстой. Война и мир. Эпилог. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. 
I
  Предмет истории есть жизнь народов и человечества. Непосредственно уловить и обнять словом — описать жизнь не только человечества, но одного народа, — представляется невозможным.Все древние историки употребляли один и тот же прием для того, чтобы описать и уловить кажущуюся неуловимой — жизнь народа. Они описывали деятельность единичных людей, правящих народом; и эта деятельность выражала для них деятельность всего народа.На вопросы о том, каким образом единичные люди заставляли действовать народы по своей воле и чем управлялась сама воля этих людей, древние отвечали: на первый вопрос — признанием воли божества, подчинявшей народы воле одного избранного человека; и на второй вопрос — признанием того же божества, направлявшего эту волю избранного к предназначенной цели.Для древних вопросы эти разрешались верою в непосредственное участие божества в делах человечества.Новая история в теории своей отвергла оба эти положения.Казалось бы, что, отвергнув верования древних о подчинении людей божеству и об определенной цели, к которой ведутся народы, новая история должна бы была изучать не проявления власти, а причины, образующие ее. Но новая история не сделала этого. Отвергнув в теории воззрения древних, она следует им на практике.Вместо людей, одаренных божественной властью и непосредственно руководимых волею божества, новая история поставила или героев, одаренных необыкновенными, нечеловеческими способностями, или просто людей самых разнообразных свойств, от монархов до журналистов, руководящих массами. Вместо прежних, угодных божеству, целей народов: иудейского, греческого, римского, которые древним представлялись целями движения человечества, новая история поставила свои цели — блага французского, германского, английского и, в самом своем высшем отвлечении, цели блага цивилизации всего человечества, под которым разумеются обыкновенно народы, занимающие маленький северо-западный уголок большого материка.Новая история отвергла верования древних, не поставив на место их нового воззрения, и логика положения заставила историков, мнимо отвергших божественную власть царей и фатум древних, прийти другим путем к тому же самому: к признанию того, что: 1) народы руководятся единичными людьми и 2) что существует известная цель, к которой движутся народы и человечество.Во всех сочинениях новейших историков от Гибона до Бокля, несмотря на их кажущееся разногласие и на кажущуюся новизну их воззрений, лежат в основе эти два старые неизбежные положения.Во-первых, историк описывает деятельность отдельных лиц, по его мнению, руководивших человечеством (один считает таковыми одних монархов, полководцев, министров, другой — кроме монархов и ораторов — ученых, реформаторов, философов и поэтов). Во-вторых, цель, к которой ведется человечество, известна историку (для одного цель эта есть величие римского, испанского, французского государства; для другого — это свобода, равенство, известного рода цивилизация маленького уголка мира, называемого Европою).