Марату Ахметшину. 24-му русскому, погибшему в Сири

                Бесстрашен не тот, кто ничего не боится,
                а тот, кто все понял и не отступил

Когда нашли его на выжженной земле,
Еще живым - он без чеки сжимал гранату.
Израненный, в чернеющей пыли
Он, истекая кровью, ждал расплаты.

За все. За скорбный  саван  матерей,
За города, средь гор сирийских смятых в степи.
Сын офицерских голубых кровей
Дорогу проложил себе к бессмертью.

…Июнь. Шестнадцатый. Пальмира. Зной. Зенит.
Дымятся камни. Плавятся утесы.
Война. Арабский мир и стонет, и скулит,
И просит тишины сквозь скорбь и слезы.

Ушел с позиций батальон  сирийских войск,
Замолкли пушки - Бог войны - артиллеристы
И лишь Марат остался проверять орудий строй,
И ждать подхода наших исламистов.

Вдруг все померкло. Горы двинулись стеной.
В лохмотьях туч стервятники застыли.
Сквозь каменные щели черной, вязкою волной 
Игиловцы на базу накатили.

Они ползли, паучью ставя сеть,
Со всех сторон. Текли болотной жижей.
Ахметшин понял: здесь он встретит смерть.
Ему не выжить. Нет. Ему не выжить.

- Что, воронье, почуяло азарт?
Марат рванулся к пушечным забралам.
- Я даже мертвый буду здесь стоять,
Как мне родная мать-Россия приказала.

Нет, черти. Обломайтесь об меня!
Живым не дамся. Богу вашу душу!
Я до последней капли, даже кровью исходя,
Мочить вас буду, потому что русский!

Кропила камни кровь. Один против двухсот(!)
Средь почерневших четырех стволов орудий
Метался он.
- Россия все поймет,
И никогда, я знаю, не забудет…

Горел Восток. Дымился и дрожал.
Кромсали пули нервным свистом воздух,
И будто целый хор чертей визжал,
Когда «Богам войны» молиться было поздно.

Снаряды кончились. Подмога подошла.
Он так и не разжал руки с гранатой.
И в пламени войны горел тогда,
Когда земля уже молила дать пощады.

…Его до госпиталя чуть не довезли
Он не дожил до знойного заката.
Герой посмертно. А как будто жив.
Стоит в глазах в мундире русского солдата.

                23 января, 2024