МП16. Киев. Святославская улица. Нищета и звёзды

*
Князь Святослав от Игоря рождённый,
Он ж Рюрика по крови прямой внук.
Вот именем его и был когда-то наречённый
Проезд во Киеве, что улицей теперь зовут.
Она носила после имя славного Чапая,
Затем ей имя дал Валерий Чкалов.
Сейчас «Липинского» табличка на её домах.
Теперь вернёмся лет за сто назад.
#
Застроена та улица скучнейшими доходными домами
Из киевского жёлтым цветом кирпича.
Такой ж имела с кирпича и тротуар.
В пустырь огромный улица та упиралась.
Оврагами изрезан тот пустырь.
«Ярами» те овраги называли мы.

*
Весь день ко яру вереница «каламашек»,
Тянулась. Землёй нагружены они.
Землёю той засыпка делалась оврагов,
Чтобы дома построить после вместо них.
Земля, конечно, с каламашек «вечно»
Ссыпалась. Грязь от этого на мостовой была извечно.
За это не любил я улицу, на коей жил.
А вот в овраги нас тянуло. Пацаны ж!
Туда не разрешалось нам ходить, но всё же...
Сначала мы с опаскою смотрели сверху вниз
В овраги те. Там битое стекло блестело, и тазы
Валялись ржавые. Собаки рылись в мусоре бездомны.
Они внимания не обращали никогда на нас.
Потом мы осмелели - спускаться стали в тот овраг.

*
Тянуло из оврага этого дымком дрянным и жёлтым.
Дымок тот шёл с землянок и лачуг.
Лачуги были сплетены, с чего попалось на помойке -
Фанеры ломанной листы; сидения от того, что называлось «венский стул»;
Жесть старая; матрасы из которых,
Пружины ржавые торчали. Нету окон,
Заместо же дверей висели грязные мешки .
Простоволосые в отрепьях женщины у них нас звали «барчуки»
Или просили денежку у нас на «монопольку».
Дымили с глины очаги подле лачуг.
Дым выходил из дрявых самоварных труб.
Однажды в гости был в такую приглашён я
«Повечерять». На ящике, что перевёрнут был
Хозяин ужин весьма скромный разложил:

*
Со помидорами печёными тарелка,
Был также чёрный хлеб кусочками на ней;
Бутылка со вишнёвою наливкой и грязные конфеты:
То толстые из сахара, как палочки, во бело-розовой снаружи полосе...
Но вскоре неожиданно всё население оврага
Полиция с мест согнала, куда не знамо...
Тогда сентябрь месяц на дворе стоял.
Час сумерек всё ближе. О те, кто в жизни не видал
Во Киеве поры осенней,
В жизни не понять,
Прелестной нежности, когда настал тот час.
Вот первая звезда зажглась во небе.
Осенние, пока что пышные сады, ждут молча ночь, как б точно зная, что
Те звёзды будут падать, и сады поймают звёзды эти, как в гамак, листвой и наземь их опустят осторожно, что в городе никто и не проснётся и не узнает ничего от том.

==

Поездки в Черкассы и Городище были в моём детстве праздниками, а будни начинались в Киеве, на Святославской улице, где в сумрачной и неуютной квартире проходили длинные зимы.
Святославская улица, застроенная скучными доходными домами из жёлтого киевского кирпича, с такими же кирпичными тротуарами, упиралась в огромный пустырь, изрезанный оврагами. Таких пустырей среди города было несколько. Назывались они «ярами».
Весь день мимо нашего дома тянулись к Святославскому яру обозы «каламашек» с глиной. Каламашками в Киеве назывались тележки для перевозки земли. Каламашники засыпали овраги в яру и ровняли его для постройки новых домов.
Земля высыпалась из каламашек, на мостовой всегда было грязно, и потому я не любил Святославскую улицу.
...
Сначала мы с опаской смотрели сверху в овраги. Там блестело битое стекло, валялись ржавые тазы и рылись в мусоре собаки. Они не обращали на нас внимания.
Потом мы настолько осмелели, что начали спускаться в овраги, откуда тянуло дрянным жёлтым дымком.
Дымок этот шёл от землянок и лачуг. Лачуги были слеплены из чего попало – ломаной фанеры, старой жести, разбитых ящиков, сидений от венских стульев, матрацев, из которых торчали пружины. Вместо дверей висели грязные мешки.
У очагов сидели простоволосые женщины в отрепьях. Они обзывали нас «барчуками» или просили «на монопольку».»
...
Около лачуг дымили глиняные очаги с дырявыми самоварными трубами.
...
Через несколько дней полиция неожиданно выселила из Святославского яра всех его обитателей.
...
Но до этого я успел ещё раз побывать в яру. Шарманщик пригласил меня к себе «повечерять».
На перевернутом ящике стояла тарелка с печёными помидорами и чёрным хлебом, бутылка вишневой наливки и лежали грязные конфеты – толстые, в розовую и белую полоску, сахарные палочки.
...
Был уже сентябрь. Приближались сумерки. Кто не видел киевской осени, тот никогда не поймет нежной прелести этих часов.
Первая звезда зажигается в вышине. Осенние пышные сады молча ждут ночи, зная, что звёзды обязательно будут падать на землю и сады поймают эти звёзды, как в гамак, в гущу своей листвы и опустят на землю так осторожно, что никто в городе даже не проснётся и не узнает об этом.

//

Отрывок из книги
Константин Георгиевич Паустовский
Повесть о жизни.
Книга первая «Далёкие годы»
Глава «Святославская улица»

№16