Свиридов - Рубцов

Над страницами книги "Музыка как судьба"

 Высокая оценка Георгием Свиридовым поэзии Николая Рубцова была известна мне давно. Как и то, что им мыслился будущий цикл (хоровой и симфонический) на стихи поэта. Всё это не давало покоя, волновало, рождало вопросы. Когда я получил в руки книгу дневников Г. Свиридова «Музыка как судьба», у меня появилось горячее желание изучить её и понять.
  Что рождало интерес великого композитора к поэту? Как соотносится лирика Рубцова с музыкой Свиридова? Как другие поэтические пристрастия Свиридова оттеняют и дополняют глубочайший интерес его к поэзии современника? Как мировоззренчески («жгуче и смертно») повязаны композитор и поэт? Наконец, что в поэзии Николая Рубцова отмечал и выделял Свиридов? Вот вопросы, на которые хотелось найти ответ самому. В книгах других авторов – исследователях творчества Рубцова, книгах воспоминаний я находил упоминания, констатацию факта сближения их (пусть и после смерти поэта), но не находил ответа причины такого тяготения Свиридова к лирике Рубцова.
  Эта статья – попытка нащупать место поэзии Николая Рубцова в концепции дневников композитора с 1963 по 1994 годы.

  Первая запись о Рубцове относится к дневниковой записи 1976 года, и цитата органично завершает размышления Свиридова о цикле Мусоргского «Пляски жизни и смерти». Друзья Мусоргского и критик Стасов настойчиво предлагали композитору продолжить гениальный цикл, но он наотрез отказался. Свиридов совершенно понимает его «отказ»: «Но продолжать эту серию было невозможно, такое искусство нельзя создать намеренно. Умозрительно, даже будучи одолеваем самыми лучшими мыслями, намеренно, заранее задуманно, даже в самой малой степени. Никакими музыкальными способностями, никакой техникой тут не поможешь. Их – мало!
Она создаётся путём озарения, откровения, в редкие минуты, которые посещают великие души.
  Такое сочинение нельзя дополнить. Нельзя дописать, даже одной песни нельзя дописать! До этого уровня художник сам, своей силой возвыситься не в состоянии. Он не может вызвать сознательно восторг души, в котором создаётся подобное искусство.
  Точно так же подражать этому нельзя. Из этого ничего не получится. В заключение – гениальная строка из поэзии Николая Рубцова: «О чём писать? На то не наша воля!»
  Итак, цитата из Рубцова крепит имя великого Мусоргского. Скажем с полной уверенностью: – любимейшего композитора Георгия Свиридова. Размышлениями о духе его творчества, о его глубоко национальном характере, о его гениальных «озарениях, откровениях» книга «Музыка как судьба» исключительно насыщена: нет в ней такого второго имени!
  «Мусоргский – величайший гений. От него, как и от Пушкина, берут все. Мусоргскому дано было прочувствовать и выразить главное: дух (душу) народа…».
  «Явление мировой, а точнее сказать, христианской культуры Нового времени».
  «Мусоргский и другие наши композиторы-классики оставили в наследство нам не только свои бессмертные творения. Они оставили потомкам прекрасный, выразительнейший русский музыкальный язык – неоценимое богатство».
  И всё в таком роде о Мусоргском…
  Давайте перечитаем стихотворение, цитируемое Свиридовым.

О чём писать?
На то не наша воля!
Тобой одним не будет мир воспет!
Ты тему моря взял
И тему поля,
А тему гор другой возьмёт поэт!
Но если нет
Ни радости, ни горя,
Тогда не мни,
Что звонко запоёшь,
Любая тема –
Поля или моря,
И тема гор –
Всё это будет ложь!

  Раз строчка из Рубцова служит опорой Свиридову, то мы смело можем перенести оценочные слова в записи и к поэту Николаю Рубцову, тем более, что «гениальная» относится непосредственно к его поэзии. Слова эти: «озарение», «откровение», отсутствие техники, умозрительности, заданности. И всё это свойства «великих» душ. Конечно, нужно ещё сказать и о «редких мгновениях», в которые рождаются шедевры. Великую музыку, поэзию нельзя поставить на поток. Мусоргский остро чувствовал невозможность войти в одну и ту же реку, всей душой понимал, что отсутствие «радости» и «горя» отвергает возможность продолжения цикла.
  Рубцовское «На то не наша воля» прежде всего, связывается с «откровением» в записках композитора: изъявлением божественной воли, новым знанием, неведомым…
(продолжение следует)