Глава 13

— Ах, Майями, жемчужина у моря,
  Ах, Майями, ты знала много горя!

По дороге к офису, который удачно по ценам сняли на год, на второй день завезли мебель, Питер с Мэри сначала проезжали «Barneti Bank», не большой, но по-настоящему изящный способ грабить цивилизованно для итальянцев, Роберто был у них крышей. Петя понял, Роберто в Майями что-то решал, что-то нет, над его головой были и повыше, хотя, похоже, изгваздаться в крови мафиози не боялся.

— Деньги будем держать там, — сказал Петя, — тогда нас не кинут. — Авира закрыла себе рот ладошкой, кинуть контору киллеров! — Они промчались на кабриолете Авиры, старенький «Пежо» 80-х класса «люкс»,  сделанный для жарких тропиков, на ручной коробке, мимо известного бара-ресторана «Almecenes Gonsalez» (все урки обосцались), пацанам скидка, окна, как бойницы с тремя вертикальными деревянными ставенками серного цвета сверху вниз в стиле позднего Мадрида, владелец бывший тореадор, по воскресеньям танго, остановились у известной греческой кондитерской «King”s Cream Hellados»,  объявление гласило «best coconut ice cream in the world», лучшее в мире кокосовое мороженое, Петя пока не ел.

Светофоры углами и крюками иногда висели своими прямоугольниками вертикально вниз, иногда располагались параллельно, «Dinero Sobre Joyas», зазывало одно заведение голодных по-испански, ниже адрес Olga Guillot Way Calle Ocho SW 8 ST печатными без запятых, на автозаправке напротив банка был плакат «National tire» с рисунком автомобильной покрышки, «Национальные автошины», за ней горела красными буквами надпись «Navarro», фастфуд в Майами был такой, что Пётр сразу забыл одинокую стекляшку напротив памятника Пушкину, куда стояли, когда она открылась, огромные очереди, самый посещаемый «Мак Дональдс» из «Книги рекордов Гиннесса».

Выехав из центра, было много двухэтажных строений, белые стены, оранжевые верхушки, оранжевого вообще было много, встречались и панельные многоэтажки, как в Москве, одна была недалеко от их офиса, называлась «Bricked Square», Кирпичная площадь. Рекламы авиакомпаний «Iberia» и «Delta», о последней подробно рассказывала старушка, в молодости жила в Нью-Йорке и там работала, надёжные авиалинии с собственной, не подчиняющейся никому службой безопасности, ни одного угона за последние 30 лет, и джинсов «Levi’s», «Lacosta» и «Lee» были везде, ещё ювелирные, тоже очень много, чтобы открыли двери и впустили, надо было попросить в домофон, над которым висела камера, если звонящий своим обликом не внушал доверия, ему говорили по-испански одну фразу:

— Vayas con adios! — Переделанное на кубинский лад испанское «вая кон Диос», иди с Богом. Парень-то ты хороший, с одной стороны, да хер тебе в зад попутный! Торговлю драгметаллами держали кубинцы, ездили на краденых машинах, номера не ставили, пол-Америки без номеров! Если что, сразу стреляли, коммандос со шрамами. Почти на всех перекрёстках, главных и второстепенных, можно было заметить бросающийся в глаза транспарант «Bayside», красная и синяя полосы, или зелёная и светло-фиолетовая, первая слева, вторая справа, буквы сверху вниз, как в старорежимных шанхайских чайнатаунах, семь букв, большой торговый комплекс в самом сердце города, даунтаун.

Он был открыт в 1987-м году, Божье число, и с тех пор в среднем собирал в год около 15 000 посетителей, смешная цифра для какого-нибудь Токио, но для Флориды тогда нормальная, в этом торгово-развлекательном центре было всё, Петр никогда не видел столько продвинутой электроники, насколько лет Россия отстала от Америки, сэр, навсегда! Он выглядел большой крытой улицей, целиком и полностью отданной магазинам и ресторанам, побывать в этом сооружении стоило обязательно хотя бы ради того, чтобы его увидеть, бывший Вор обошёл достопримечательность до знакомства с Мэри, хотелось многое оттуда свистнуть, ей сказать стеснялся, честно говоря, платить на кассе в магазинах было для Воров моветон, либо тупо грабили, отнимали, либо украдкой выносили в любом случае.

За торговым центром «Бэйсайд» высоко над головами маячил указатель «Miami Dade Community College», политехнический, пожалуйте учиться, конкурса не было, делать этого в самом ленивом штате США никто не хотел, зачем, надо делать деньги, по приезду Пётр, смеясь, разглядывал сами светофоры, прикольные! Если на экране к тебе обращена красная правая ладонь, стоп, пока не погаснет, и не загорится рядом с ней силуэт зеленого человека, идущего вправо, и человек, и ладонь одного размера, Петя удивился, американцы живут в руке Господа. Ещё с ними рядом часто был дорожный знак «желтый ромб», в нем чёрный человек, идущий влево, что это, не бросайтесь под колёса, наверное. За рынком он впервые в жизни лицом к лицу встретил свой первый американский небоскрёб, высоченный разрезанный конусный цилиндр, три звена телескопической дубинки, равные по длине, уменьшающиеся кверху, что за здание? Объяснили, офисы и квартиры каждая по 3 миллиона долларов.

— Майами один из наиболее коррумпированных городов моей страны! — гордо заявила потом на это Мэри. Увидел бы Бача, снова «за речку бы» захотел, Петр ходил по берегу океана и думал, думал… Почему первым к ним пришел с заказом Роберто? Не отмороженные кубинцы, испанцы или негры? Или украинцы? Наконец, белые? Замануха какая-то, не спроста, в дальнейшем возможны гораздо большие заморочки, тут, как говориться, новеньким «тт» не отделаться, он мысленно поиграл затворной рамой, сделает нам всем ещё жизнь большую колыбаху на всю макитру, сиречь, башку, разъёбанная к чертовой матери, как некстати, наша жизнь. На ускоренной перемотке возьмёт такой аккорд, все мозги вынесет, и маму вспоминать не придётся, такой блудняк заварит, и никто за нас, брателл, тут не впишется, Америка страна дьявола, он обманщик, кому хочешь, пробьёт не слабые макли, покажет свою огромную сизую залупу! Петр твёрдо верил и знал, самое худшее всегда впереди, сейчас только начало.

— Не учила меня мать ни ткать, ни прясть, а учила меня мать шемелой играть! — Встретив Авиру, Пётр решил отложить углубленное изучение американского, вспомнил слова Шаббатия, что молитвы тех, кто уходит приободрённым, уже отвечены, учите их, а не языки, новые вам ничего не дадут, скорее отнимут. Подсуропят так, что опарафинимся! В том числе и блатные языки субкультур, чай, «Библия» не по фене, Пётр вспомнил, как незадолго перед отъездом его пригласил к себе Студент.

Он долго смотрел в окно на колодец двора, образованного шестнадцатиэтажками недалеко от шоссе Энтузиастов, жилой комплекс строил какой-то пророк безумия и безличия, а не архитектор, загоны для скота, не квартиры. Двор был почти пустой, две или три машины, дети в песочнице, как и большая комната Студента, сторонника японского минимализма, стол, кровать, вторая поменьше напротив для гостей и пара стульев, на стене большое фото Шварценеггера, под ним несколько гирь. Студент ложился на пол, брал на вытянутую руку за ручку одну весом в 16 килограмм, сверху ставил 24 и так вставал, как-то умудрялся, видимо, кисть сильная, его, как всегда, мучил вопрос, смогут ли когда-то короновать, сделать к нему «подход», присвоить звание ВорА в законе, не смотря на то, что в армии служил, в конце концов Пётр сможет посодействовать.

— Зачем тебе это? — раз за разом терпеливо отговаривал его старший товарищ. — Мало моего примера? Весь этот геморрой? Молодой при деньгах и здоровье, живи и наслаждайся! Вы же нормально стоите на Арбате, романтики? Вас не трогают! Зачем тебе все эти тюрьмы, лагеря и пересылки? Не знаю, как с себя эти погоны снять, на Петровке здороваются в лицо, мечтаешь на себя примерить! Не можешь без сходняков
жить? Так стремишься? Даже среди авторитетов хорошие долго не задерживаются, вышел, и на кладбище! В землю захотелось, дерзкий, но светлый? Так, родной?

— Но Арбат закончится, понимаешь? — Студент походил по комнате в волнении, сжимая теннисный мячик, — Цыгана всё равно убьют или поздно, Тенгиз тоже так считает. Что — потом? Тут работать я не хочу, измайловские, с ними в школе учился.

— Тенгиз кто такой? Тенгиз спортсмен! — Вор жестом попросил у него мячик, получил, кинул жёлтого мерзавца об стену, поймал, стремительность внешнего движения подчеркивала медлительность внутреннего, умел держать паузу, у Усатого из Лианозово были свои корты, иногда туда ходили, ох, как любил вышеупомянутый морепродукты, нервно пожирал лобстеров. Потом как-то пошёл попариться и не вышел из той кровавой бани, хотя… Говорят, Булочник вообще там не был, никого не убивал, многое говорят, например, Алексей Шерстобитов был, есть и будет кадровым офицером ФСБ, в заключении он так, кто-то должен, план такой. 

— Работать иди, у тебя английский лучше, чем у меня, я на зоне учил, ты в Универе! Стюардом на заграничные авиалинии хочешь? Поговорю с Долгопрудным, с Илюшей Деревянко! Тоже, как я, прозаик, — Петя иногда писал, — еле выжил, бригадир ОПГ, а ты поэт, твоя стихия. После рейса неделю отдых, качайся, отсыпайся! — Вот как жили. — Пацан ты видный, води к себе стюардесс! И мне одну. А ты хочешь сухари сушить, жить тюрьмой! Наша жизнь тяжёлая, накидает такой репчик, Титомиру плохо покажется, а сколько похорон? С живыми рамсить сложно, куда мёртвые! — Пётр вдруг по-блатному закривлялся, и говоривший со Студентом нормальный, интеллигентный, даже вдумчивый человек исчез, остался мерзкий и противный, злой Промокашка.

— Это потому, что ты честный! Иногда по-дурацки, как и я! Мне всю жизнь прилетает за то, что я никогда не врал! Поэтому занимаешься каратэ, а не кунг-фу! Знаешь, почему в кунг-фу есть удар по яйцам в «тао», общих формах, а в каратэ в «ката» нет? Потому что в Японии воинские искусства действительно были военными, бить в пах на поле боя считалось не по понятиям, в Китае светскими, дал по бейцам пидору какому и бежать, ноги сделал, если их много, поэтому каратэ на самом деле учит убивать любой ценой, а кунг-фу, у шу гимнастика, Пекинская опера, шоу и постановка. Ненавижу!

— Ты ж сам меня к вам всё время звал одно время, будешь работать с нами? — В том году писать Петру было трудно, часто напивался, ночами звонил Студенту, будил, «я хочу, чтобы ты был с нами» полтора часа. Из врождённой душевной деликатности повесить трубку Студент не мог, судорожно вскакивающий в два, три часа с постели, с судорожно медленно закипающим в нем гневом шипел в трубку «алло» в первой фазе, во второй перед ним в звуковом пространстве появлялся Петя, и он слушал, друг говорил предложение за предложением заплетающимся языком, пока не останавливался, понимал, что уже наговорил «на статью». Если бы кто-то эти разговоры записывал, может быть, так оно бы и было, и он, и его визави поехали бы сначала в какой-нибудь московский изолятор временного содержания, далее в Коми АССР.

— «Не думай ни о чем, что может кончиться плохо»! Там все может!! Вором хорошо быть только в кино!!! — Нормальный Пётр быстр вернулся, настоящий авторитет, не карманный, мрачный русский Марлон Брандо с характером русского Сталлоне, помесь актёров Серебрякова, Льва Дурова из фильма «Не бойся, я с тобой» и Гафта или Абдулова. — Звал, конечно, но лучше — не надо. — Внезапно им овладела тоже русская тоска. — Хочу в Майями… «Флибустьеры и авантюристы по крови упругой и густой» … Если можно прикрутить одного человека, значит, и все народы, буду получать со всех американцев! — Петя изо всех сил пнул ногой стул так, что тот чуть не разлетелся, судорога души и судорога мускулов с места в карьер, хорошо, домашних животных у Студент не заводил.

— Что ты там забыл, — он покачал головой, нагибаясь, собирая с пола стаканы, реализм их перекрёстных ночных реплик начинал переходить границу художественно разумного, — всю жизнь в шортах ходить, половина говорит по-испански, Америка большая, лучше в Бостон, город университетов, такое образование! На юге города жёсткая ирландская мафия «сАузи», познакомишься, вольёшься, занимаются боксом, старший Марк О’Щей, у них бар «Три О’», «о» через апостроф, по-ирландски значит «сын», ставится перед, О’Хара, О ‘Брайан, сын Хары и Брайана, только так! Первое правило ирландских пацанов никого не сдавать, не стучать на близких. Или вон в Ванкувер, один из десяти самых красивых городов света, правда, надо к дождю привыкнуть, там яхты. А потом, в Майями итальянцы! Итальянцы, — Студент поднял палец к потолку, — отличались в 30-е от ирландцев тем, что любили хорошо одеться и поесть, вечером собраться потолковать на углах улиц, уголовники, как русские, связано с историей, производили красивые одежды. Ирландцы всегда были пролетарии, рабочий класс, тоже, как мы, любили неброскую, дешевую и практичную одежду в сером, считали, итальянцы слишком выставлялись, соединить в себе ирландцев и итальянцев, получимся мы, следующий век век русской мафии! — Получилось, наши соотечественники за рубежом могли, конечно, сказать им «нет», когда их в неё приглашали, но, если продолжали после этого совершать преступления, приходилось тяжело, Европа не Россия, куда денутся, говорили по-другому. Одно дело, знаться с вами не хочу, лох-мужик, иное, нос воротишь, первые слова, себя посчитали выше нас, что ли?

— Шли бы работали на почту, посылали посылки, теперь будете посылать гробы! — Не известно, что лучше, в первом варианте было, от нас не уходят! Написанный кровью времён старый закон любого организованного сообщества, не только преступного. С философской и психологической точек зрения можно сказать, Студент, которого отец бросил в 10 лет, подсознательно искал вокруг себя сильную отцовскую фигуру, матери было мало, жил с ней, сестрой и бабушкой, стальную, которая могла бы заместить каждый день растущую в его душе пустоту, они менялись, одну из них он нашёл в Пете. Большой уголовный авторитет, если не сказать жестокий, то жёсткий, с влиянием и деньгами, любимец женщин, душа компании. С ним Студент чувствовал себя не уязвимым морально, что гораздо дороже, чем грубая физическая сила, она у него
была. Почему вообще Студент выбрал не спорт, он был в нем хорош, а криминал, так легче, в качалках всегда крутились мускулистые парни с бешеными по тому времени деньгами, 300 долларов в день, рекетиры, тоже так хотел, нормально рисовал, бросил, на уровень Ильи Глазунова, не сказать Сальвадора Дали, выбираются единицы, потом многое отняли два года срочной, все, кто занимались с ним борьбой, за это время ушли вперёд, отслужив, оказался никому не нужен! Бери пистолет, иди воруй… Или работай, только где? Дома начались постоянные конфликты.

— Знаешь, почему Китай не стал кузницей лучших научных кадров в мире, раз заговорили? — Петя отрицательно покачал головой, его обычный набор, костюм Вора был простым, чёрные брюки и белая рубашка, иностранки в ночных клубах спрашивали, почему у русских мужчин плохо с красками, куда ни придёшь, крутые ребята по-московски все в чёрном, желтые только цепи, кто сварен поменьше, носили зеленое, синее и малиновое. А вот в «Распутине», «Up&Down’е» и частично в «Метелице» вокруг обычных нормальных, честных давалок и изощрённых в любом доступном человеческим разуму и сознанию сексе диких жриц любви из-за бугра были шахматные клетки, чёрные и белые, пиджаки, рубашки и галстуки.

— Мафия бессмертна, — отвечали простые русские пацаны с булатным тоном мачизма, тем, кто пытался просить расшифровать. Автобусы ОМОНа, иногда ждавшие на выходе, не спрашивали ни у кого ничего, пол не интересовал, мордой в снег и на Шаболовку, там разденут! Иногда до ниточки, придётся продавать квартиру, лишь бы избежать долгого времяпрепровождения где-нибудь на усиленном режиме в лучше случае в Твери рядом с такими, которые отродясь не знали, что такое итальянская мужская мода.

— Нет, — сказал Петр. — Ирландцы коксом торгуют, привозят из Флориды, Флорида-мама. — Студент знал, каким безжалостным мог быть Петя, никогда не задавал ему «этих» вопросов, иначе сам когда-нибудь закончил трупом вдоль московской кольцевой автодороги или Щелковского шоссе, к 1989-му — или 1992-му?.. — году торговые точки от Владимира до Ярославского вокзала были защищены «двигающимися, работающими от Петра».

— Когда в 60х делегация из Америки приехала в Пекин, они отметили, что днём на улицах города необычно тихо, не видно ни одного ребёнка, все в школе, где они часами сидели по стойке смирно перед учителями длинными рядами, аккуратно положив руки на парту, прилежно осваивая и свою китайскую грамоту, и все остальные, европейские науки, получали сверхобразование, знают и наших Чехова, и Толстого, мы с тобой читали «Троецарствие»? «Речные заводи?? «Путешествие на Запад»??? Хотя бы в переводе, если да, что оттуда вынесли! Вернувшись к себе в продвинутый Массачусетс, предрекли, через 20 лет Китай захватит мир потому, что будет невероятно образованным, никто ничего с ним поделать не сможет, не справится, президент сильно испугался, так присел на измену, изменил кое-что в своём. Однако этого не произошло ни через 20 лет, ни сейчас, Китай не смог догнать Америку! Сами ученые-исследователи, янки ломали голову, почему? Видели своими глазами, в прогнозах все было чётко.

Потому, что переняли по время дружбы с нами систему обучения средней школы «большого брата», Сульеня дагэ, так они называли Советский Союз, вместе с ней наш феодализм, похуизм, схоластику и долбёжку, всем одно и то же, зубри таблицу Менделеева, потом на лыжный пробег, а не то, попугать у нас в системе образования умели! У нас вообще могут попугать. А задача начального и среднего образования, в общем, и высшего научить человека думать! Что сейчас ни китайцы, ни русские не умеют. Наверное, и раньше так было.  — Сам Студент закончил среднюю школу на улице Саянская под N-ом 905, ни хорошая, ни плохая, средняя. Иногда, правда, редко звал друзей из Чертаново на подмогу проучить тех, с кем сам не справлялся, например, старшеклассников, в седьмом классе познакомился в санатории для детей с физическими отклонениями в Подмосковье с легендарным Кириллом «Чертановским» Мартыновым, которого знала вся Москва, в 14-15 лет он, будучи ростом под два метра, выходил один на один с двумя взрослыми парнями, отслужившими армию, часто побеждал.

Пользуясь связями своего отца, который был начальником серьёзной конторы под названием «Союзаттракцион», Кирилл тоже всерьёз занимался у сенсея Дмитрия Котвицкого в Олимпийской деревне каратэ школы «киокушинкай», лидером которой был сам Танюшкин, заместителем Фомин, спортсмены-центровые контролировали улицу Герцена, Толстого, Патриаршие, часть проспекта Маркса и Тверской, на Кузнецкий и Арбат их не пускали. Кумиром Кирилла, конечно, был Масутатсу Ояма, кореец по национальности, основатель школы, патриарх, в чём-то садист, изнурял на тренировках своих  учеников почти до смерти, убивал животных, прямой удар этой школы «дзуки» или «тски» вперёд от груди, а не от пояса Кирилл старался бить 1000 раз в день, минимум 100, не пропускал, он любил, когда Студент садился на шпагат с гирями на плечах, отрицательная растяжка.

Через него Студент через год, когда ему стукнуло 15, познакомился с серьезными сидевшими «старшими» Севастопольского проспекта, с Людьми, а когда демобилизовался, Кирилл, который вернулся на год раньше, служил в морской пехоте в соседней части с Сашей Солдатом, Александром Пустоваловым, потом одинцовский киллер, с Петром, в то время Вор в полный рост, и общался только с ними, Ворами в законе. Им в то время пёрло, Барон, Вальтер, Кукла, Имена были на слуху, Петр водил Студента по дорогим ресторанам, тратил на себя и других много, сорил зеленью, больше проигрывал, приобретение и потерю законник должен рассматривать одинаково, как хвалу и хулу. Скажут про Вора, он хороший, улыбнётся, плохой, не перестанет, ни хуже, ни лучше от этого не станет, Вор всегда Вор, если у него есть звание, хотя Имя навечно не даётся, но и просто так и не отбирается. Сам Студент нормальной службы не видел, она была сухой бассейн, вместо воды в который накидали зеленые маскировочные сети, топографические войска, Московский военный округ, часть блатная в центре города во дворе медицинского института, офицеров больше, чем солдат. Теодолиты, полевые экспедиции и изготовление макетов, два года в пенопластовом аду, хотел поступать в Высшую школу КГБ, зарубили, отец за рубежом в командировке.

— Он мне не отец! — Студент бросал об асфальтовый плац парадную фуражку.

— Понимаю, — успокаивал особист, — понимаю. — С деревьев по углам улицы с той стороны забора во двор к солдатам медленно падал тополиный пух.

— Это твоя родовая квартира? — спросил Петя. — Отсюда ездил на факультет?? Учиться??? — Одному коммерсанту сказал:

— Хочешь, сейчас из той двери выйдет Лёша Солдат? — Пауза прозвучала истинно по-моэмовски.

— Не хочу! — Барыга обосрался. Тогда говорили, убийства побочный продукт в сфере вымогательства и рэкета, сегодня выражение осуждают, более тесно связаны, в чём-то они правы! Настоящим бизнесом в Москве убийства не были, творили, чтобы ими поддержать рэкет.

— Да, — ответил Студент, несколько смущаясь. В том мире, где он жил сейчас, не очень ценилось ходить на лекции и коллоквиумы, раскачай на горячую бицепс до 45-ти? Люберецкие бродяги, впрочем, относились к этому спокойно, Ленин тоже учился, Ильича они уважали, 250 кг на раз жал Архип, сам почти столько весил.

— А теперь вспомни цитату из «Капитала», — шутил страхующий Заяц.

— Ты ведь и в армии служил? Потом к нам пошел, несмотря на присягу.

— Было! Только к вам я пошёл в 1983м, — хронологию своих собственных основных значимых жизненных событий Студент помнил, — на общенациональной основе в больнице-санатории имени Шумской, Кирилл Чертановский. И им дал присягу, а не в зад. — Теперь той страны не было.

— Сюда приезжала Таня? — Легендарную инспектора курса, жену грузинского авторитета Петя знал только заочно, понаслышке по рассказам других ВорОв из бандитского ресторана «Южный» на Юго-Западной, где Вячеслав Иваньков вместе со Славой Сливой иногда стреляли турков, или самого Студента. Вся в бриллиантах и слезах, пальцы в кольцах, туфли на высоких каблуках-шпильках и шуба, вернее, шубы, норка, чернобурка, лисичка, все звери в гости к нам, звери приходили.

Благоверный то в Тбилиси, то в Париже, то в Варшаве, многочисленные друзья мужа сопровождали Таню, которая жила в Царском селе в Черёмушках на одноименный рынок, где загружали, иногда бесплатно, в её белую «восьмерку», знаковый по 1991му году «кар», короткокрылое счастье, парную свинину, домашний сыр, сметану, зелень, лаваши и другие колониальные продукты, по дороге назад  шампанское, дома отмечали. Квартира Тани для некоторых известных персонажей того времени была Большим Каретным, убежищем для них и несчастных студентов, у которых из рук вон шли дела, и уже конец, каждый с ней знакомый мог приехать туда за помощью и советом, всем помогала с абсолютным альтруизмом, широта души у неё  была кавказская, дача тоже не пустовала, там проводились суперсейшены для антуража с голыми мужчинами.

— За миллион долларов, — так же смущённо улыбнулся Студент, — или так! — Подруге говорила, думаю о нем в ванной.

— Понятно, — сказал Петя. — Я сегодня не очень храпел? — Ночевали у Студента. Вчера ездил с ним в Монино разбираться за карточный долг, нагрузили должников на полтинник, 50 000 американских, сейчас отдадите 25 000, спишем, принесли в газете, вернулись, сообщили тем, кто их попросил, увы, у них ничего, вы же не взяли с них расписки, не играйте больше с ними, крыша там такая, или играйте так, чтобы повезло, выигрывайте! Развели, 5000$ Пётр забрал от имени их двоих на общее, скоро завезёт, остальное по 10 000$ на брата, нормально, Пётр всегда был честный, за что судьба постоянно била. Он не огорчался, в каждом из нас два ангела, чёрный и белый, делаешь добро, делай до конца, а потом забудь, к самому подход делали Юра Мексиканец и Рихард Гитлер, коронацию проводил Брат, кочевой Вор, нельзя имя, отслеживали в гостиницах, в которых жил без прописки, там же и собрались в печально известном уличном кафе у гостиницы «Интурист», в момент разобрав все пластиковые стулья, чокались пластиковыми же стаканчиками, мимо в направлении к проспекту Маркса нескончаемым потоком шли машины, вилась бензиновая лента-река. Фраерам было невдомек, что происходит справа от них по курсу, и не нужно, кого надо, пригласили, после, спустившись к воде на набережную, виновник торжества жарил шашлыки, немногочисленные прохожие шарахались от дыма, ничего, молчаливо говорили им кремлевские стены, не то видели, Тартария.

Сам Гитлер иногда убивал киллеров, была у него такая тема, попавших по воле Бога и небес под его опеку за то, что ему не нравилась манера или способ исполнения его поручений. Если вдруг понимали, его огорчили, и им на пятки скоро станет наступать смерть, пускались в бега, даже уезжали в другие страны за границу, дело заканчивалось тем, что их обнаруживали, и для их уничтожения прибывала команда новых палачей. Никогда и никому ещё не удавалось избежать кары наказания.

— Сделайте из него ваника! — Имелось в виду замуровать живым в стену, так на даче в подмосковном Тучково погиб армянский бандит Ваник (Иван) Каракозян, прилетевшей в Москву из Пятигорска на авторитетные переговоры. Несколько человек в милицейской форме по указанию давнего врага Деда Рудика Бакинского подошли к нему на улице в милицейской форме, ваниковских, так называлась ОПГ, вскоре не стало, ни единого раза он не испытал он какого-либо раскаяния за содеянное.

— Любая из этих крыс поступила бы со мной точно так же! Я говорил не трогать семью. — Тоже нравилось не всем, когда он так делал, человеческая жизнь и судьба дешевы во всех преступных сообществах, а вот экономика страдала.

— Прекрати! —  не выдержав, разворчался как-то Брат Гитлеру. У Брата были связи с семьёй Бонанно из Нью-Йорка, Энтони Русо, помог офису «Чейз Манхеттен Банк» получить под офис помещение на Тверской напротив «Палас Отеля». — Надо указать, что так делать некрасиво, не профессионально, чтобы он ходил и грузился! Раскидался кадрами…

— Храпел, — ответил Студент. Больше не сказал ничего, Пётр оценит. Он тоже хотел в страну организованного беззакония, кто нет? Только на восточный берег, никак не на западный, где дорогу давали даже таким придуркам, как Багси Сигел, двух слов связать не мог. Накормили свинцовыми пирожными, когда за чашкой кофе читал газету у себя в поместье на берегу Тихого океана. Пётр доверял Студенту, как самому себе, организованную преступность можно надломить только изнутри, не состоявшийся востоковед был не из таких, канарейки поют, но не летают, быть сброшенным с крыши главного здания Московского университета на Ленинских горах после тренировки кикбоксингом внизу в подвале, где бассейн, он не хотел.

Схема-то жива, думал Пётр, слушая тихое, размеренное дыхание Мэри, потерявшую до утра свою сознательную часть, когда женщины любят своих мужчин, спят спокойно. Вспомнил, как они один раз ехали со Студентом, спросил, может, пойдём в мафию, Петр ответил, вроде возраст? Кто нас туда примет, кому нужны? Вот как оказалось, пересекся с ними раньше Студента, бывает! Америка выстрел из дробовика на одинокой улице, яма для негашеной извести всех народов, тебя тут никто не знает, дома сложней. Пётр мог связать паразитирующего на всей остальной планете пирата из Америки так, что он бы сам задохнулся в попытках освободиться, за себя был спокоен. Ободрённый этой мыслью, быстро заснул, успев перед тем, как упал чёрный занавес сна, перевернуться со спины на правый бок, сердце отдыхает от постоянной работы по прокачке крови, уставшая, породистая лошадь, к печени, наполовину убитой алкоголем, наоборот, идёт тёплая волна, Будда умер на правом боку. Не забыть спросить у Мэри, что такое «суд кенгуру», вчера говорили, словосочетание понял, что означает, нет, какая-то амальгама, при чем тут кенгуру? Они вообще в Австралии, Изя рассказывал там лучше, чем в Америке, обучение и страховка, может. Больно далеко от всего остального мира, край земли, из Америки всегда можно обратно прилететь, из Австралии только в море, конец света. Хотя пацанов там много, народ дикий, обожрутся спиртного, что-то нагоняют себе и из пальца высосут конфликт с аборигенами. Мэри интересная, что-то замечает… Поехали со старушкой в супермаркет, выбрала себе горшок цветов, вернулись, попросила, дорогая, поставь его на веранде рядом с остальными, пошла и остановилась. Услышала голос где-то снаружи вне её ума, на самом деле та его часть, которую мы не слышим, цветы начали говорить ей:

— Мы его рядом с собой не хотим! — Горшок. Отнесла обратно, Пётр спросил:

— Ты чего? — Он ничего не услышал, выход на другой уровень, надо от всего отключиться, оставшись на единые с самим собой, а у него столько в голове! Совершенно непробиваемый для любого астрала из-за фиксации на дуальном мире, взяли немного не те патроны, надо идти обратно возвращать, Мэри посмотрела на него:

— Они злые! — Цветы. Любые истории нашей жизни мы драматизируем, подсознательно искажаем реальные события, ногда его смешила:

— Знаешь, что сказал Кевин Костнер, увидев индейцев? Это что, индейцы?! — Пётр тоже любил кино, самую лучшую шутку сохрани для финала второго акта.

Пошла и убрала с веранды все, поставила на газон. А на полированные перила шириной с руку взрослого человека, водрузила самый новый, погладила. Экстрасенс, проявлена тайная механика! Точно такой же была и Стения, знала, победит сегодня в бою или нет. Поскольку эзотерику невозможно постигнуть, ее крайне трудно описать, находившееся в смятении сознание постепенно пришло к незамутненному покою, незадолго до рассвета Петр понял, если человек может пребывать в скромности, сможет существовать вечно! Он тотчас потерял сознание и вскоре очнулся во сне, обнаружил, в той части жизни, которую он в нём проводит, стала развиваться некая непрерывность, ценное подспорье на его духовном пути,  сновидение стало частью особого процесса, который соединял его с глубинным «я», ведя духовное развитие к зрелости, ему опять снилась воровская сходка, во всей её полноте, самый лучший арбитраж для того мира.

В воровской жизни существование чёткой дихотомии и полюсов имеет смысл, есть верное и неверное, лучшие и худшие способы действовать и думать, основанные на ценностях чёрной, воровской религии, духовной школе со своими святыми и особой линией преемственности, сложной философской системы науки и культуры. Уважайте обстоятельства, которые вас окружают, уважаемые урки и господа, главный закон один, Воры используют то, что полезно в той ситуации, в которой они оказываются, им не страшно, потому что потому что нет необходимости менять ориентиры, у элиты преступного мира нет такого, что нужно было бы изменить. Масть не власть, завтра не переменится, выбор давно сделан, ни страха, ни надежды, просто Воры. Когда братва сказала известному питерскому журналисту Евгению Вышенкову, мастеру спорта, бывшему оперуполномоченному, а потом — наоборот, такие особо ценятся, чисто дерзкие, вы же написали «Бандитский Петербург» с ваших? Андрей Константинов не двигался, ни одной чалки не прошёл, не мог знать всё это, вы просто скромный, не стали ставить свою фамилию из-за общего проекта, ответил:

— Главное не результат, а процесс! И вам душевно за участие, вместе делали! — Не восстановился он после возвращения из мест, не столь отдалённых по одной причине, а где же приключения? Гаваньские, так себя поставил. Наши мысли, как гости, которые уходят и приходят в отличие от постоянно пребывающего хозяина, подлинной души, они, как пыль, которая освещается благодаря свету солнца истины. Пыль двигается в отличие от нашей природы, и её движение не может повлиять на ее покой, обычно мы не можем мгновенно усмирить мысли, поэтому, делать это надо постепенно.

— Встаю… Потихонечку пишу, пишу… Мой ангел все равно повоюет…

Конец тринадцатой главы