Смех под прицелом Пикуах Нефеш и спасение свободы

Смех под прицелом: Пикуах Нефеш и спасение свободы

Папа начал рассказывать мне свои истории только когда началась перестройка. До этого он молчал, словно придерживался древней мудрости: “Тишина мудреца лучше тысячи слов.” В Советском Союзе страх был неотъемлемой частью жизни, как воздух, который нельзя было не вдыхать. Папа всегда рассказывал о тех временах с легкой иронией, словно смеялся над тем, что пришлось пережить. Это было его оружие — «Секрет выживания — найти место для иронии даже там, где кажется, что её нет».

Когда умер Сталин, папе было всего пять лет. Он был в детском саду. Его отец, мой дед Моисей Израилевич, предупредил его:
— Если тебя вдруг попытаются рассмешить, ни в коем случае не смейся. Если засмеешься, могут прийти и арестовать родителей, а тебя отправят в детдом.

Папа до сих пор помнил тот день: траурные повязки на руках не только воспитателей, но и детей. Все носили траур — на повязках была чёрная лента, а по бокам две красные полоски. Воспитательница Полина Львовна весь день плакала, повторяя, что «вождь нас оставил». Люди были настолько напуганы, что искренне оплакивали того, кто держал их в страхе.

Талмуд учит: «Справедливость спасает, но страх ведёт к разрушению» (Tzedaka matzilah mi-mavet, aval yirah mevi'a le-he'areis). Наши предки пережили множество тиранов, но мудрость Торы всегда давала нам силу выжить.

Через полгода после смерти Сталина расстреляли Берию. Дед начал сжигать все книги с его именем в печке.
— Папа, зачем ты это делаешь? — спросил мой папа у своего отца.
— Берия был английским шпионом. Если найдут его книги у нас, могут подумать, что мы с ним связаны, — ответил дед, слегка усмехнувшись.

Как говорится в Талмуде: «Беги от опасности, но не впадай в панику» (Barach min hasakana, aval lo lipol be-panikah). Для моего деда это был простой здравый смысл, но с оттенком юмора, чтобы справиться с абсурдностью ситуации.

Отец вспоминал, что в советские времена каждое слово могло стоить жизни. Талмуд учит: «Жизнь и смерть во власти языка» (Mavet ve'chaim beyad halashon). В Советском Союзе это ощущалось особенно остро — каждое неправильное слово могло привести к лагерям или худшему исходу. Молчать было искусством, и в этом искусстве папа был мастером. «Мудрость — не в многословии, а в понимании времени для тишины.» — говорил он, как будто этим можно было защититься от зла.

Когда в стране один за другим уходили лидеры — Брежнев, Андропов, Черненко — менялась не только власть, но и весь мир. Но страх оставался. Я сидел с моими лучшими друзьями детства, Димой и Костей. Мы смеялись над тем, что по телевизору снова показывают «Лебединое озеро», когда уходил очередной лидер. И тут папа дал мне подзатыльник:
— Не смейся. За это могут быть неприятности.

Одесса всегда жила своей жизнью. В том, что она находилась далеко от Москвы, был большой плюс. Она оставалась городом со своим ритмом и атмосферой, отчасти защищённой от жёсткой реальности столицы. Хотя страхи большого государства проникали и туда, в Одессе всегда было больше воздуха, свободы и юмора. Как говорится: «Когда дух лёгок, даже в тяжёлые времена он найдёт путь к свету» (Ruach kalah motze derech be-darkei ha-or).

Как учит Талмуд: «Время меняется, но зло сохраняет своё лицо» (Hazmanim mishtanim, aval hara shoresh lo mishtaneh). Даже с перестройкой, изменением лидеров, страх не покидал людей. Но мудрость и стойкость помогали нашему народу выживать в условиях, где страх был повсеместен.