Владимир Набоков. Нежнейший язык

Я ухитрялся губы обмануть:

без них и без усилий для гортани,

сказать «prash-chai» (или «гуд-бай» – не суть) –

молочным буквам, тающим в тумане,

 

домам, вагонной блёклости в окне,

главе романа, прерванной в тоннеле,

деревьям от мельканья в рябизне,

и кожуре банана на панели;

 

портье, под стать унылым номерам,

зажившему порезу на коленке,

и более лирическим вещам –

протянутой руке в тугой митенке.

 

Жизнь - горизонт, и сколько б ни жилось,

не дотянуться до земного края,

так, значит, так, бормочешь ты под нос,

рукой, платком и котелком махая.

 

Я слово роковое языка

произносил, играя, как по нотам,

и отзвуки его через века

ловил подобно древним стихоплётам.

 

Родной язык, с тобой я узы рву,

нежнейший, настоящий мой, мне снова

придётся продираться к мастерству

на ощупь и с орудием кремнёвым.

 

 

 

Vladimir Nabokov
Softest of tongues

To many things I've said the word that cheats
the lips and leaves them parted (thus: prash-chai
which means «good-bye») — to furnished flats, to streets,
to milk-white letters melting in the sky;

to drab designs that habit seldom sees,
to novels interrupted by the din
of tunnels, annotated by quick trees,
abandoned with a squashed banana skin;

to a dim waiter in a dimmer town,
to cuts that healed and to a thumbless glove;
also to things of lyrical renown
perhaps more universal, such as love.

Thus life has been an endless line of land
receding endlessly.... And so that's that,
you say under your breath, and wave your hand,
and then your handkerchief, and then your hat.

To all these things I've said the fatal word,
using a tongue I had so tuned and tamed
that — like some ancient sonneteer — I heard
its echoes by posterity acclaimed.

But now thou too must go; just here we part,
softest of tongues, my true one, all my own....
And I am left to grope for heart and art
and start anew with clumsy tools of stone.

21 октября 1941