Средь шумного бала 2... АКТ

[В молодые годы у неё был роман с князем Григорием Николаевичем Вяземским, вследствие которого она забеременела. Мать Бахметевой предъявила обвинения князю, суть которых заключалась в том, что князь затягивал время с женитьбой на её дочери. Князь был вызван на дуэль. В результате дуэли, состоявшейся в 1847 году в Петровском-Разумовском, погиб брат Софьи, Юрий. А 29 февраля 1848 года, вне брака, была рождена дочка, Софья Бахметева. Во избежание слухов ребёнка оформили как племянницу, дочь брата Петра.
После смерти брата Софья Андреевна Бахметева не смогла выносить косых взглядов и косвенных упрёков в его гибели. Она покинула родовое имение Смольково и скоропалительно вышла замуж за Льва Миллера – племянника Екатерины Львовны Толстой, которая была матерью Фёдора Ивановича Тютчева. Лев – блестящий офицер-кавалергард, однако это не принесло счастья Софье. Супруги подолгу жили раздельно и мало общались.]

Это – если по «Вике».
С. А. Лурье обыгрывает сей крендель чуть витиеватее.

[А Иван Сергеевич и Софья Андреевна увиделись потом еще раз – наедине. О «Записках охотника» и пьесе на Малом театре потолковали подробно. Иван Сергеевич разнежился, даже выдал (на несколько дней, с возвратом) только что переписанную копию «Месяца в деревне». После чего переключились на литературу вообще, и Тургеневым уже пущен был в дело томик Монтеня, всегда находившийся под рукой (для первого тет-а-тета некоторые страницы – самое то).
Но что-то не срасталось. Тургенев сетовал потом: «Из числа счастливых случаев, которые я десятками выпускал из своих рук, особенно мне памятен тот, который меня свел с вами и которым я так дурно воспользовался…»
Вероятнее всего, просто-напросто струсил. У него был приятель Григорович – автор «Антона-Горемыки», знаменитого гуманного романа, болтун и сплетник. И этот Григорович про эту m-me Миллер (в девичестве Бахметеву) знал, как выяснилось, буквально все. Соседкой по имению была в Пензенской, что ли, губернии:
«Отец умер. У Sophie трое братьев, сестра. Прожились. Мать старалась не только сбыть ее, но продать. Не выходило. Князь Вяземский – не тот, не тот! – сделал ей ребенка. Брат ее вызвал князя на дуэль, но брата этого сослали на Кавказ. Возвратившись оттуда, написал Вяземскому письмо: не приедете драться – публично оскорблю. Князь приехал и убил его на дуэли, за что сидел в крепости года два. Sophie тем временем вышла за некоего Миллера – ротмистра, конногвардейца. Тот был влюблен безумно, она же терпеть его не могла и скоро бросила. Как чепчик за мельницу, mon cher, как чепчик за мельницу!»
Моральный облик несколько зловещ вышел. С непредсказуемым ротмистром на заднем плане. Главное же – грубое какое-то лицо.
И Тургенев не поехал за рукописью. Другого же никакого ни предлога, ни случая не представилось более никогда.]

А это (на картинках) – Лев Фёдорович Миллер (1820-1888). Действительно – конногвардеец.
Сын Ф. И. Миллера (1792-?), действительного статского советника и Татьяны Львовны, урождённой Толстой (1788-?).
И приходился этот краткосрочный муж Сони Бахметевой (будущей Толстой) двоюродным братом Тютчеву (Фёдору Ивановичу), ну и, как-то – родственником мужу следующему (второму) – собственно Алексею Константиновичу.
А на картинках... Слева (кисти неизвестного) этот Миллер с сестрой Аглаидой Фёдоровной. Справа, в фуражке – карандаш, акварель Томаса Райта от 1843-го.

Софья Андреевна...
Обманута женихом.
Брат Юрий (а не Пётр ли!?), вернувшийся с Кавказа, вызывает виновника на дуэль, в которой и погибает.
Рождённую (вскорости) дочь записывают на другого (?) брата (Петра). Не забыв назвать (в памятку о настоящей матери) Софьей.
Сама С. А. тут же выходит замуж за подвернувшегося Льва Миллера, с коим фактически не живёт. Род самих Миллеров – так себе (как и Бахметевых), зато тесно связан с Тютчевыми и Толстыми.
Спустя три года после этого (1851) С. А. завлекает в амурные сети Алексея Константиновича Толстого. Брачные узы оформляются лишь через 12 лет...
Чем очаровала?! – Отнюдь не блещущая красотой...
Это Марина из Алого Рога, в романе Болеслава Маркевича – писаная красавица.

[В большой осьмиугольной зале, освещенной круглыми, en oeil de boeuf, только-то начисто вымытыми окнами, стояла, наклонясь над длинным дубовым столом, занимавшим всю средину покоя, красивая, статная девушка. Разбиваясь о широкие переплеты окон, багровые лучи заката играли причудливыми бликами в складках широких, узорно расшитых рукавов ея белой, украинской рубахи, скользили по ея смуглой, полной шее, и, словно нить расплавленнаго золота, вились по лоснящимся изгибам темной, небрежно свитой в переплет, с пунцовою лентой, длинной и тяжелой косы, которую девушка нетерпеливым движением руки только-что перекинула себе со спины на грудь.]

Этакая статная, смуглявая казачка-хохлушка. С полной шеей и длинной тяжёлой косой (в смысле – заплетёнными власами). Коса же была тёмной, небрежно переплетенной с лентой и лоснилась в изгибах.
Гммм... С красотой (означенной) такая опись не особенно и вяжется. Но – дело вкуса.
Я понимаю, что здесь – не сама Софья Андреевна, но лишь её художественный образ. Двойник, так сказать. Потому и чухонско-татарские черты Бахметевых явно не выступают. Но это, вероятно, лишь пока (на первых страницах).
Зато багровые лучи заката, играющие причудливыми бликами, скользили по всему ея одеянию, а уж по той косе вились нитями расплавленного золота.
Даже как-то зловеще! Особенно – с косой.
Багровое с золотым недурно легло бы к некоторым из осенних виршей, что приводились нами в АКТе «Всему настал покой...». Пусть в сентябрьском самого А. К. не было ни резких очертаний, ни роскоши ярких красок. А бледное золото рассеянного в дымке облаков света смешивалось с синей тенью.
Маркевича мы, конечно, дочитаем.
Но я хотел бы вернуться в уже далёкий (от предстоящей здесь встречи) 1841-й. К первой публикации А. К. (под псевдонимом Краснорогский). К готической повестушке «Упырь». Предваряющие её (1839) «Семью вурдалака» и «Встречу через триста лет» можно пока не трогать.
Но... Прежде об именах-прозвищах, избранных другом семьи Болеславом в награду прототипам своего детища.
Граф Владимир Алексеевич Завалевский... К Толстому.
«Завалевский» – как-то уж очень по-польски. По-шляхетски. В переклик уже самому Маркевичу.
Впрочем, в первую встречу с героиней граф является не один, а с (чуть припоздавшим) князем Пужбольским. От Тургенева в последнем, пожалуй, ничего и не сыщется. Скорее, уже – от Болеслава Михайловича, то бишь – от автора. Да и происходит (в романе Б. М.) встреча не на великосветском столичном балу, а в малоросском именьице, в осьмиугольной (чуть ли не масонской) зале, устроенной ещё дядюшкой графа.
В Завалевском (имя) мне чудится шляхтич Завальня. От нашего Яна Барщевского. З чарнакніжнікамі, цмокамі ды лесунамі.
Барщевский (1794-1851) писал свои фантазмы на польском. Как и стихи. А «Шляхтича З.» издал в 1844-1846 годах. В Санкт-Петербурге. С гравюрами Р. Жуковского.
Да мало ли чего мне чудится (а ещё и по-герменевтски)...

7-8.10.2024