Средь шумного бала... АКТ

А в «Хозяйке Горы» – не по слаганию, а уже под конец своих прогулок с АКТ – мне отозвалась Софья Андреевна. Бахметева (1827-1895). Она же – Миллер. Она же – Толстая.
Когда слагал, о ней никак не думал. Да и уже после случившегося «отзыва» – вовсе не отождествляю (эти образы). Но – отозвалась.
В тайну-колдовство.

Средь шумного бала, случайно,
В тревоге мирской суеты
Тебя я увидел, но тайна
Твои покрывала черты.

Лишь очи печально глядели,
А голос так дивно звучал,
Как звон отдалённой свирели,
Как моря играющий вал.

Мне стан твой понравился тонкий
И весь твой задумчивый вид,
А смех твой, и грустный и звонкий,
С тех пор в моём сердце звучит.

В часы одинокие ночи
Люблю я, усталый, прилечь –
Я вижу печальные очи,
Я слышу весёлую речь.

И грустно я так засыпаю,
И в грёзах неведомых сплю…
Люблю ли тебя – я не знаю,
Но кажется мне, что люблю!
(1851)

Пётр Ильич (уже – никак не Модест). Ну, это – если в музыку. В романс.

[Мадонна. Качели. Ревность
Софья Андреевна Миллер
Средь шумного бала, на маскараде в Большом театре совершенно случайно граф Алексей Константинович Толстой попался на крючок, закинутый другому.
Дело было в Петербурге в январе 1851 года.
Толстой – по долгу придворной службы; – сопровождал государя-наследника, как бы инкогнито замешавшегося в толпу. Но приотстал, будучи окликнут одним знакомым. Фамилия знакомого была Тургенев. Человек, в общем-то, чужой, но не виделись давно, встрече обрадовались, остановились у колонны поболтать.
К ним подошла молодая дама в домино и под черной маской. Стройная, голос красивый, грудной. Принялась Тургенева, как это называлось, интриговать. Игра такая типа: маска, я тебя знаю! Всякий фамильярный французский вздор.
Стало интересно – шутя условились увидеться еще раз, в другом месте, – и через день увиделись.
Тургенев, как бы невзначай обронивший, в какой гостинице стоит, получил по городской почте записку: дескать, если, m-r Тургенев, вам угодно продолжить знакомство, то адрес такой-то, спросить Софью Андреевну Миллер, пью чай в пятом часу; если хотите, возьмите с собой вашего молчаливого приятеля. Он сел на извозчика, поехал к Толстому, застал его дома – и они отправились. Поднялись по лестнице, позвонили в дверь квартиры, отдали прислуге шубы, вошли в гостиную. Давешняя незнакомка встала им навстречу – теперь без маски.
– Что же я тогда увидел? – горестно вопросил Тургенев, рассказывая эту историю через много лет в гостях у другого Толстого (Л. Н.). Выдержав комическую паузу, сам и ответил с комической же грустью: – Лицо чухонского солдата в юбке!
И другие современники упоминают, что Софья Андреевна была собой нехороша. Но тут же прибавляют: зато стальной ум, непогрешимый литературный вкус плюс четырнадцать иностранных языков (не знаю, кто считал).
Так что, хотя разговор за чаем оказался приятным удивительно, Иван Сергеевич не влюбился. Влюбился Алексей Константинович. И чуть ли не той же ночью, усталый, не прилег, как обычно, а сочинил стихи для пения по радио:
Мне стан твой понравился тонкий
И весь твой задумчивый вид…]

Так (о той встрече и зачине) – у Самуила Ароновича Лурье (1942-2015).
В «Вике» об этом эпизоде излагают несколько иначе, хотя – в ту же суть.
Про «радио» Лурье оговорился, полагаю, в герменевтском духе. С одной стороны, в популярность именно романса. А с другой... Мабыть, и в облучение, коему тогда (а, возможно, и раньше) подвергся Алексей Константинович.

Радио (лат. radiare, radio – испускать, облучать, излучать во все стороны; radius – луч)

В повествовании от Лурье есть ещё несколько интересных мест, но, если и вернёмся к ним, то под особую заточку. В любом случае, о тайне Софьи Андреевны объявить придётся.
Ну, а уже здесь – о своей блажи.
О том, что и самого А. К. «тайны» не обходили. Уже – с рождения.
С исхода-бегства маман (Анны Алексеевны Перовской-Толстой) от мужа, с полуторамесячным сыном на руках. Из Санкт-Петербурга – в Черниговскую губернию. Сначала – в наследственное имение БлистовА. А затем, с переселением – в «разумовско-перовские» Почёп, Погорельцы и Красный Рог.
К любимому и радушному брату Алексею – писателю Антонию Погорельскому. Такому же внебрачному Перовскому-Разумовскому, как и сама. Внебрачному, но не обиженному. Пусть и не графством (отбитым уже младшим братьям – Льву, Василию и Борису), но – добрым (весьма!) наследством.
Только ли – брату... Только ли – дяде и воспитателю уже Алёши!? Сие – Тайна!
Как и причина собственно побега.
Подливать к той (не угасшей и доселе) молве не будем (да и неоткуда), но засечка... Засечка остаётся.
Да и увлечение дяди немецким романтизмом (Гофманом и готикой) на воспитаннике сказалось.
 «Двойника» (новеллы) и «Монастырку» я пока не читал. Хотя первое – и тянет, и обещаю. А Алёшину сказку про «курочку не-Рябу» («Чёрная курица, или Подземные жители») мы помним ещё со школы.
Зато перечитал «Упыря» – самого АКТ. Прикину и «Семью вурдалака» (скорее всего – в первом переводе (с французского оригинала) Болеслава Маркевича (1884)).
Почему (тянет, в перевод) – именно Маркевича?!
Хотя бы потому, что ещё раньше (в 1873-м) Болеслав Михайлович (1822-1884) – личность также незаурядная – написал роман «Марина из Алого Рога».
Отличался и от А. К., и от И. С. Тургенева ядрёным консерватизмом и антизападничеством, но в судьбу-биографию нашего АКТ запал. Тот Маркевич.
Хотя... На счёт этой «ядрёности» не мешало бы и проверить. Ибо А. К. и Б. М. были хорошими друзьями, оставив нам свою переписку (по крайней мере, кое-что из неё).
Так что – не в одном «запал» (Маркевич на Толстого) дело.
Отсюда – и перевод тех «Вурдалаков» (в последний год своего жития), и этот роман, изданный за год до кончины уже Толстого. «Марина из Алого Рога» – это Софья Андреевна (Б-М-Т), в Красном Роге с Алексеем Константиновичем обретавшаяся, умершая в Лиссабоне, но, по завещанию, перезахороненная рядом с А. К. В Красном Роге.
Самую их встречу (в романе – Марины Самойленко (по первым страницам) и графа Владимира Алексеевича Завалевского) Маркевич переигрывает совершенно по-своему. Без какого-либо «шумного бала». Но... С тайнами (семейными) греховных связей и рождений.
«Упыря» мы перечитали. И даже две экранизации (ну – по мотивам) глянули. Российскую («Пьющие кровь», Евгения Татарского, 1991 – с Мариной Влади, в роли бригадирши Сугробиной и Андреем Соколовым) и уже запылившуюся польскую короткометражку – «Upior» (Станислава Ленартовича, 1967.
Польский оказался слишком далёк от первоисточника, зато – забавен.
Российский... Поближе, но – слабоват.
А в рассказе самого А. К. закручено (со снами, воображением, действительностью) крутёхонько! По мне – передать такое кинематографически никак не получится. По-любому, придётся упрощать-развинчивать.
Посмотрел я и одну из экранизаций «Вурдалаков». Опять-таки – советско-российскую. Геннадия Климова и Игоря Шавлака (1990). Тоже – крепко переряженное (пусть сам рассказ пока не прочитал). В наше время перемещённое.
Так вот...
Это я – снова о своём проследе-протяге уже к «Хозяйке Горы», да к судьбе-биографии впечатлительного Алёши Толстого – симпатичного мне русского поэта, писателя, драматурга.
Но – уже со следующего (даст Бог) захода.

7.10.2024