Как развить в ребенке чувство языка
Я выросла в книжно-бумажном мире, где книги, даже самые красивые, были не украшением полок, а активно используемой и самой любимой «игрушкой». Эта модель для меня настолько естественная и родная, что я, не тратя силы на раздумья, стала повторять её в своей семье. Причём как истинный консерватор я первым делом разыскала в онлайн-магазинах и на Авито старые издания своего детства, а уже потом, окружив себя родной и привычной базой, начала исследовать мир неизвестной мне современной детской литературы. С радостью сообщаю, что в этом мире много прекрасного, талантливого и трогательного. Одна маленькая ремарка: книги бывают разные, для разных целей. И чтобы не ругать молоток за то, что он – не отвёртка, надо понимать, на какой именно результат ты рассчитываешь.
Первая и понятная категория книг – учебники этики, нравственности. Для моего двухлетнего сына – это всем известные Агния Барто и Владимир Сутеев. Это разговор про «хорошо» и «плохо», про добро и зло, про любовь и жизненные идеалы. Для детей постарше – это сказки Андерсона и широко известные в узких православных кругах тоненькие сборники Бориса Ганго с заголовками вроде «Детям о вере», «Детям о душе», «Детям о молитве». Для детей совсем-совсем постарше: это Хроники Нарнии, Гарри Поттер, а затем – вершина – русский классический роман. Чем ты старше – тем тоньше грань между добром и злом, тем сложнее нравственный выбор, тем разнообразнее палитра чувств. Как пользоваться такой литературой с точки зрения развития речи? Учить ребёнка понимать смысл, спрашивать: «Как зовут героя? Что с ним случилось? А почему он так поступил? Это хороший поступок?» То есть, не просто глотать контент, а критически его оценивать, через понимание становиться соавтором текста.
Вторая категория детских книг – учебники эстетки, стиля. Чуковский – именно про это. Конечно, можно посмотреть на его сказки и в нравственно-смысловом ключе: комар спасает муху-цокотуху, Айболит лечит зверей, Федора из грязнули превращается в хозяйку. Но для меня его стихи в первую очередь про то, кто наш язык – конструктор, которым можно весело играть. Его сказки – это развёрнутый ответ на керроловский вопрос: «Что общего у вороны и письменного стола?» Вслушайтесь: «У меня зазвонил телефон. / – Кто говорит? / – Слон. / – Откуда? / – От верблюда. / – Что вам надо? / – Шоколада». Про что это? Про рифму. Про то, как непохожие по смыслу слова вдруг связываются в неожиданные картины. А про что «Бом! бом! бом! бом! / Пляшет Муха с Комаром. / А за нею Клоп, Клоп / Сапогами топ, топ»? Про рифму и ритм. Про то, что слова могут подпрыгивать и танцевать.
Разумеется, маленький ребёнок не знает, что Чуковский использует звукопись, необычное словообразование и остальное. Ребёнок вообще не подозревает, что его учат: он искренне играет в то, что ему предлагают. Потому Чуковский «сработает» только в том случае, если родитель преподнесёт, раскроет, покажет, что это – интересно, весело и смешно.
Иван Корнеевич – не первый и не последний автор, играющий в язык. Но он – мэтр, который делает это не от балды, а с научной дотошностью (см. книгу «От двух до пяти») и с отцовской пристрастностью (см. биографию писателя). То есть, на его книгах стоит гриф «классика, проверенная временем». Кроме него есть и детские стихи ОБЭРИУТов, и «Вот какой рассеянный» Маршака, и трогательные Ёрзи-морзи и Мульмуля Григория Кружкова. «Вы когда-нибудь ели грюши?/ Нет, не груши, а именно грюши?/ Это истинный деликатес!» – думаете, это ерунда? Но ведь в философии языка – в этой почтенной науке – есть неразрешённый вопрос: обладает ли каждая отдельно взятая фонема смыслом? «Глокая куздра» и «хливкие шорьки» – это не результат употребления запрещённых веществ, это (каким-то неведомым образом) математика, логика, смекала и нестандартное мышление в одном флаконе.
Как пользоваться такого рода литературой? Моё частное мнение: пользоваться ей совершенно не обязательно. А то вырастут у вас филологи – честные труженики общепита – вот оно вам надо? Но если без шуток (хотя как говорить об играх без шуток?), то нужно включать речевые игры в свою бытовую жизнь. Например, сейчас Давид осваивает такую конструкцию, как сравнение. У него (как и у любого ребёнка) получаются необычные словесные картины: «Я жую еду, как жвачку», «вода в ванной шумит, как мышь», «гирлянда светится, как пчёлы». Он начинает чувствовать рифму, и скоро мы начнём рифмовать наши будни в стихи-нескалдушки: «Наш Давидка молодец / есть зелёный огурец». На данный момент жизни я верю, что в каждом из нас живёт поэт, который при благоприятных условиях вырывается наружу. Но, если по религиозным или иным соображениям вы считаете литературу чем-то вредоносным, то… То, скорее всего, вы не читаете эту статью.
Третья категория книг (вы же понимаете, что эти категории – условности, и каждая хорошая книга шире каких-либо жанровых рамок?) – учебники жизни. Конечно, самый идеальный учебник жизни – сама жизнь. Но если дорога в окружающий мир заметена снегом, то на помощь приходят энциклопедии или – детский вариант – виммельбухи. Из них можно узнать, как выглядят воробьи и птеродактили, как устроены люди и храмы, как погиб Пушкин и воплотился Бог. Из-за этих книг маленькие почемучки становятся учёными, так что если вы считаете науку чем-то вредоносным, то смотрите предыдущий абзац.
Кроме того, упомянутые виммельбухи – модное слово, за которым скрываются книжки с картинками – помогают развивать бытовую устную речь. Потому что рассеянный автор забыл написать буквы, и нам придётся самим придумывать историю. Как мы назовём этого мальчика, а его маму? Куда они пошли, что с ними случилось и многое-многое другое. Но даже если под рукой у нас не окажется никаких книг, мы будем рассказывать сказку про папу, маму и мальчика, которого звали Давидкой…
– Как меня?
– Как тебя. Так вот, однажды пошёл Давидка в лес, и встретил медведя, и…
Кажется, мой текст – набор очевидных любому родителю банальностей. Но не могу не добавить ещё одну очевидность: какой же мощный педагогический инструмент наше православное богослужение! И если бытовой язык развивали во мне мамины сказки, то литературный язык развивали слова Писания и Псалмов. Да, я тогда – впрочем, как и сейчас, – понимала не всё. Но, когда ты находишься в пространстве высоких образов и поэзии, ты тянешься к ним на цыпочках и растёшь. «Ты еси воистину Христос, сын Бога живаго», – услышал маленький Боря загадочные, не совсем понятные слова. И так они его взволновали, так отпечатались в детской душе, что, став взрослым, он написал роман «Доктор Живаго».
Какую бы профессию не выбрал ваш ребёнок – программиста, космонавта или священника, – он будет выражать (успешно или нет) свои мысли и читать (понимая или нет) тексты. Хочется, чтобы успешно и понимая. Поэтому желаю вам (и себе) не лениться проговаривать детям наши взрослые очевидности, не скупиться на покупку хороших книг и помнить: мы выращиваем себе собеседников. Которые будут разговаривать с нами так, как их научили родители.
Свидетельство о публикации №124100703132