Родник Забвения. Часть 2

   
    Проснулась Аннушка от собственного громкого крика:
    - Ма-ма!
    Рядом на постели сидел отец и держал ее за руку.
    - Что с тобой, доченька?
    - Ничего, папа, кошмар приснился, но уже все прошло. Иди спать.
    - А может быть, мне с тобой посидеть?
    - Нет, нет. Пожалуйста, иди. 
    - Ну, хорошо, дочка, - ответил отец, вставая, поцеловал ее в лоб и оставил одну.
    Как только утром отец ушел на работу, Аня достала из комода лоскутное мамино одеяло и стала его рассматривать.  Одеяло развернулось перед ней, словно череда прожитых лет. Она вдруг вспомнила, как очень давно, когда ещё была совсем маленькой, ночью случайно заглянула в мамину комнату и увидела, как та шила это одеяло. Мама увидела дочку и улыбнулась: «Пусть это будет нашей маленькой тайной. Да, доченька?» Она в ответ только кивнула и пошла спать.
    Теперь Аня заглянула и в мамину шкатулку. Там, уютно свернувшись, словно кружок серпантина, лежала голубая лента. Анна развернула её. В край ленты была воткнута иголка с нитью. Аня долго рассматривала ленту и одеяло, а затем убрала их обратно в комод. Тем же вечером она попросила отца переставить комод к ней в комнату.
    Следующий год тянулся для Аннушки бесконечно долго. Она стала очень рассеянной и ко всему равнодушной. Она мало ела и ничем не интересовалась. Лишь в полнолуние её глаза наполнялись лихорадочным блеском и ожиданием.
    Она безжалостно отстригла по лоскутку от всех своих вещей, купленных после маминой смерти, и пришила к одеялу. Было жутковато сидеть ночью одной, да еще обнаженной. Луна ласкала её тело, делая кожу бесплотной и прозрачной. Анна шила, и за все время нитка ни разу не кончилась, ни разу не порвалась. Её было ровно столько, сколько нужно.
    Сначала Аня не знала, кем хотела бы стать. Мысли ее метались. Большие возможности рождали большие сомнения. И лишь позднее, выглянув в окно на протекающую под ее окнами реку Мойку, с ее неторопливым течением воды, она поняла, кем бы хотела стать.   
    После того, как последний лоскуток - край маминой рубашки, был пришит, она взяла мерцающую и теплую голубую ленту, перегнула через край и подшила к одеялу. Когда последний стежок был положен, закончилась нитка. Путь был окончен, осталось только ждать.
    И вот, долгожданная ночь, наконец, наступила. За пять минут до гулкого, провожающего сутки, боя старинных настенных часов, живущих в её комнате, она написала записку отцу: «Прости меня, папа, я ухожу. Так будет лучше для всех. Прости!» Она положила записку на стол, потом накрылась с головой одеялом и ровно с последним ударом часов громко крикнула:
    - Хочу превратиться в Родник Забвения, текущий высоко в горах.
    И как только она это произнесла, какая-то сила подняла, заюлила, завертела её тело, и Анна обернулась прозрачным Родником, живущим высоко в горах. Вечная мерзлота отступила, образовав углубление в скале, из которого Родник и начал свой путь. Прозрачная звонкая струя перебегала небольшую, уютную поляну и снова прятался в гору. Поляны была полукруглой и цветной, как разрезанный и вывернутый наизнанку детский резиновый мячик. На поляне зеленела мягкая трава, и цвело множество диковинных цветов. Невысокие яблони и вишни спали в вечном весеннем цветении, никогда не даря плодов, но и не облетая. На дне ручья играли самоцветными огнями рубины, изумруды и алмазы. Вода играла с ними, придавая драгоценным камням немыслимые грани, и они сверкали в обрамлении золотых самородков, которыми было выстлано всё дно родника. Сверху эту поляну прикрывал плотный как снег облачный колпак, сберегавший маленький уютный мирок от ветра, холода и внимания людей.
    Так у Ани началась новая жизнь, размеренная и неторопливая. Однообразно текли года, перекатывались по камням десятилетия. Все успокоилось и застыло. И в этой статике, покое и неподвижности, Аня наконец обрела покой...

                ***

                Картинка из Интернета.