27. 22. 2024

I.
Пленира, ты соткана из цветка,
в воздухе царит благоухание
и, презрев предметы расстояния,
пронизывает окна, как заря,

II.
и душу, в объятиях взгляда
твоего, пускай мы слеповерны,
природа как оратай нетленный
взрастила плод, её награда

III.
теперь имеет силуэт Венеры,
румян красна девицы, в придачу
получив, в грудине их не пряча,
великие дары сестрицы Геры.

IV.
Любимая, мы живём три года,
мы спасались в новой волне,
мы усвоили правила, вдвойне
нам всё равно, что делает погоду,

V.
нам по зубам устрицы белила,
мы аки посуху пройдём моря,
на дальних землях бросим якоря
и подождём явление прилива,

VI.
как ждали древние дождя
и воздевали руки к богу-небу,
впредь мы не откроем человеку,
если он гонитель сентября.

VII.
Божественная, остановись и
повтори мгновение сейчас же -
заледеней, мадонна, чтоб каждой
частицей бурю сохранить,

VIII.
оставшись миражом для грота,
оставшись равенством тепла,
в тебе ни грамма нет Христа,
я ж не гожусь в Искариоты,

IX.
мы атомы, симбиоз систем,
мы, выросшие из легенд и мифов,
то правда, что одна Кариатида -
достойная твоих колен,

X.
улыбки достойно лишь перо,
улыбки, вздоха и упоминания,
за то, что опыт данный созерцания
чувств оно промчало наголо.

XI.
Родная, история не терпит, но
молчит, гоняя желчь по жилам,
свеча, переполненная жиром,
когда-нибудь потухнет, как кино,

XII.
кособокий вылив монолит,
"Аминь" и лепесточки розы,
другим, скорее, "Бабу с возу -
волки сыты", крахмалит парик

XIII.
Водолей, не застав морщин,
колоды карт тасуют нам победу,
нам лучше задержаться на обеде,
заговориться у входной двери,

XIV.
чем стать нулём пространства,
коллекцией очередного буржуа,
носом Ковалёва, парвеню, нуво-
ришем, поборником мещанства.

XV.
Счастье, пламя неземное, ты
райский дух, слетевший нотой
из вакуума на геоид широтный,
невольники, поджав свои хвосты,

XVI.
забились под накрытый стол,
дети встали кругом и вцепились
в бёдра, собаки дворовые на цепи
замолкли, карканьем птиц полн

XVII.
сосновый бор, шумное пиано
метится в слуховых тоннелях
заблудшим мужиком в артели,
публика теснит плечом кварталы -

XVIII.
сгрудило зрелище поярчее
последней минуты "Гинденбурга",
ты в представлении драматурга
пожарище его скупых очей.

XIX.
Жёнка, ангел мой, в Опочку
не тронется конный экипаж, увы,
и не в Аркадию (ego sum), а вы-
ше, лучом из угловой точки,

XX.
полетим, чем возможно, вне
физических законов, воззирая на
табуны, гурты, равнинные луга,
пену, заброшенную на мель,

XXI.
затылки, блестящие в поту,
машины, разъезжающие в округе,
лица, неподверженные скуке,
крыши, множащиеся в бреду.

XXII.
Дария, владыкой мира стала
любовь, всё-таки дописан роман,
заштопан лоскутами карман,
Рубикон пройден, не устало

XXIII.
сердце качать воздух из
переполненных гарью лёгких,
значит, ты ото всего свободна:
от нечистот до самой выси,

XXIV.
от Маяковского, от Верлена,
от сторон, от граней, от страниц,
как бывает, когда плоть наконец
покидает комнатные стены.

XXV.
Великая, упадаю ниц, твои
цалую руки, щёки, губы и далее,
я сказал довольно для признания,
памятуя о свойстве годин,

XXVI.
остальное доскажут жесты,
веет морозами, поёт негритянка,
ты девственно красива - браком,
конечно, тут и не пахнет, если

XXVII.
не считать колец, обожания
друг другом и звания супругов,
предвещающих смену суток -
причину сего бумагомарания.