Шамбала моя...

Сменился в ночь весь облик Шамбалы моей,
Грустит она, одевшись в платья кружевные,
Шурша листвой широких утренних аллей,
Иду в закат, дожди где хладно-проливные.
 
К реке бреду, где явор старый средь камней:
И наш шатёр, и наше в молодости ложе,
К друг другу мы где прижимались поплотней,
И где была лишь ночка нашею одёжей...

Октябрь давно, и то, что было золотым,
Слетело с древ и разлетелось по оврагам,
Где ветра стон, и вьюги вопли... каковым
Они бочком в стихе прилягут на бумагу?

Иль сентябрём, что разукрасил дол, и лес,
Берёзкой ли, стучит что ветками по стёклам,
Или рекой, где я и умер, и воскрес,
А может быть небесной высью тускло-блёклой.

Иль той ольхой, с чьих веток струйками вода,
И лист чей бел, как мел в коряво-чахлой кроне,
И где, как чья-то молчаливая беда,
Сидит нахохлившись продрогшая ворона.

Я тоже, может быть, похож со стороны
На птаху ту, от коей проку никакого,
Как и от скрывшейся за облаком луны,
Ведь, ни обнять её, ни мыслями потрогать.

Как и тебя, мой Ясный Свет, моя Заря,
Ты плотью рядом, но задумками далёко,
В снегах того со мной былого января,
Где мы пролог писали вместо эпилога.

Прологом ведь наш и закончился роман,
Мы разлетелись, как снежинки по долине,
Ты только в свой, давно придуманный туман,
А я не смог из-за печали журавлиной.