Из описи петербургским градоначальникам. Татищев

Клементий, Амадей Мануйлович. Вывезен из Италии Бироном, герцогом
Курляндским, за искусную стряпню макарон; потом, будучи внезапно произведен в
надлежащий чин, прислан градоначальником. Прибыв в Глупов, не только не оставил занятия макаронами, но даже усильно к тому принуждал, чем себя и воспрославил.
"История одного города" М.Е. Салтыков Щедрин).

Алексей Данилович Татищев, генерал-аншеф, сын комнатного стольника Данилы Михайловича Татищева, родился в 1697 г. С 1717 по 1725 годы Татищев служил денщиком у Петра Великого, который благоволил Татишеву за расторопность и точность в исполнении возложенных на него поручений, и нередко сажал его обедать с собою. Императрица Екатерина I в марте 1725 года  произвела Татищева в гоф-юнкеры, а в следующем - пожаловала камер-юнкером. Когда во времена Петра II делами государства управляли Долгоруковы, Татищев попал в опалу и был удален от двора. Анна Иоанновна в 1830 г. возвратила ему прежнее звание, а в 1737 г. пожаловала в действительные камергеры. «Посвятив себя придворной жизни, - писал Бантыш-Каменский, – Татищев умел удержаться на скользких паркетах в самое шаткое время, когда Россия стонала под игом Бирона и тысячи людей делались жертвами его подозрительного нрава». Держался Татищев дворе умением  угождать могущественному  кабинет-министру А. П. Волынскому. А всему виною скука, безраздельно царившая в придворных сферах  времен Бирона, которая вызвала к жизни шутов, шутих и разные развлечения, в большинстве случаев грубого пошиба. Именно изобретением таких развлечений и отличался Татищев – в этом в сущности и состояла его придворная служба. Ему принадлежит идея известного ледяного дома со всеми его аксессуарами, вплоть до устройства в нем свадьбы шута-князя Голицина, прозывавшегося Квасником, которого вздумали женить на придворной калмычке Бужениновой. В жестокую зиму 1740 г. между старым Зимним дворцом и зданием адмиралтейства был построен довольно обширный дом, стены которого были сложены из массивных ледяных плит; из того же материала было сделано все внутреннее его убранство – кровать, столы, стулья, посуда, блюда, даже камин и дрова в камине, шандалы и свечи в шандалах. Народ потешали стрельбою из стоявших у дома ледяных пушек, ледяными дельфинами, которые ночью выбрасывали из пасти огонь (зажженную нефть), поставленными за ледяными стеклами окон «смешными картинами», ледяным слоном с сидевшим на нем ледяным персом, ледяными птицами на ледяных же деревьях и пр. Устройством праздника распоряжался Волынский, а в исполнение приводил всю эту затею со всеми деталями Татищев и так искусно, что дом, по словам современника, «гораздо великолепнее казался, нежели когда бы он из самого лучшего мрамора был построен, для того казался сделан был будто из одного куска, и для ледяной его прозрачности и синего его цвету на гораздо дражайший камень, нежели на мрамор, походил», а все вместе – «с изрядным мастерством сделано было».
24 мая 1742 года императрица Елизавета Петровна пожаловала Татищева в генерал-поручики и назначила генерал-полицеймейстером с возведением этой должности из пятого в третий класс. Для этого поста Татищеву удалось исхлопотать полную самостоятельность и приравнять его по значению с должностью министра. Так, указом от 1 мая 1746 года должность генерал-полицеймейстера был исключена из зависимости сената и генерал-прокурора и подчинена напрямую императорскому величеству, а сенату предписано повелительных указов ему не посылать, принимать от него высочайшие повеления и по требованиям его оказывать всяческое содействие; 22 августа того же года повелено тайной канцелярии сноситься с генерал-полицеймейстером премемориями, не требуя от него выполнения указаний. 30 августа 1757 года Татищев был произведен в генерал-аншефы. В должности генер-полицеймейстера он оставался до самой смерти, последовавшей 12 сентября 1760 года. Последние годы Татищев имел отношение к тюрьмам. Изобретательность не оставляла его и в этой деятельности; ему принадлежит если не изобретение, то применение особой машинки для клеймения преступников с целью предупреждать их побеги, а для людей, невинно осужденных и невинно заклейменных словом «вор», в целях, так сказать, восстановления истины и ввиду невозможности уничтожить сделанное клеймо, перед последним выжигать «оправдательную» частицу «не».