Сашка. Часть третья. 45-46

                45

   Сашка удобно устроился в открытом вагоне,  нагруженном брёвнами. Он готов был ехать куда угодно, лишь бы не видеть родню. Добрался до Ногинска. Опять одиночество. Душа его почувствовала отрешение и усталость. Никому не нужный, бродил он по улицам городишки. Три ночи проспал на вокзальном диване. Заметил, что к нему присматриваются дежурные. И на четвёртые сутки, вечером, он сел в электричку, направляющуюся в Москву.

   Московский вокзал поразил его огромностью, великолепием. Он подремал до конца ночи в зале ожидания, в твёрдом кресле, а утром подкрепился в буфете и спустился в метро. Накатавшись вволю, вышел на Красной площади и неторопливым шагом прогулялся по булыжникам, не отрывая глаз от  кремлёвских башен. Неспешно прошагал вдоль каменной набережной Москвы-реки. И забрёл в Третьяковскую галерею, а там пробыл до вечера. Ночевать поехал на Казанский вокзал. Когда вошёл в зал ожидания, удобно сел и прикрыл глаза, в  голове его проплыли величественные полотна, виденные в  Третьяковке. Особенно запало ему в душу маленькое полотно. Оно показалось ему окном в мир детства: домики, облепленные снегом, высокие сугробы. Как будто это было не нарисовано, а перенесено из его не так далёкого прошлого. Из-за этой картины, Сашка отправился в галерею и на следующий день. Снова он долго смотрел на пейзаж зимы, и снова почувствовал прилив грусти.
   В этот же день сходил в Мавзолей. Особенно  поразил его вождь Сталин, который, казалось, спал, лёжа в кителе.
 

   Не зная, что дальше делать, он, сев в вагон, направился в Ногинск. Приехал рано утром; поел в буфете вокзала, потом целый день бродил по улочкам. Ночевать возвратился на вокзал. 
 
   Утром, болтаясь по городку, он очутился возле клуба Железнодорожников, из приоткрытого окна которого слышалась разнобойная музыка. Различил голос гитары. Эх, гитара! Давно не играл он на ней. Не выдержав, вошёл в здание. На сцене зала расположилась группа оркестрантов. На Сашку внимание обратили, когда  он оказался у балалайки, стоящей у стены: Сашка  без спроса взял её и забренчал. «Э-э-э!  наш парень!» - улыбнулся ему толстый гармонист. А на самом деле, это удача улыбнулась Сашке! Репетиция продолжалась больше часа. Сашка бренчал, не фальшивя, уповая на музыкальный слух и прошедшие тренировки. После репетиции подошёл к Сашке  руководитель оркестра – моложавый старичок и спросил фамилию и адрес. Сашка  назвал  фамилию, но тот снова про адрес. Сашка встал – и к выходу. Но старичок крикнул, что может завтра приходить на репетицию. На улице сыпал дождь. На плечо Сашке легла чья-то рука. Это был парень из оркестра.
   - Бродяжничаешь? -  спросил, и, не  ожидая  ответа:  - Пойдём,  переночуешь,  по дороге поговорим. Кстати, я – Семён, а ты?
   - Санька.
   Разговор получился откровенным; подходя к дому, Семён сказал:
   - Не тужи, придумаю что-нибудь. А на балалаечке ты шпаришь здорово!
   Дома у Семёна выпили чай с баранками; его мать, поворчав, спать Сашке постелила на обшарпанном диване, швырнув под голову скрученную фуфайку,  а в ноги – рваное одеяло.
   - Семён, скажи, чего меня про адрес спрашивали? - спросил Сашка.
   - А вдруг инструмент утянешь. Когда ты ушёл, я свой адрес дал. Так что, придётся тебе у меня пожить.
   - Спасибо, конечно. Но я б лучше на гитаре играл.
   - Получишь гитару, да хоть и баян: у нас заядлых музыкантов не много.
   Сашке плохо спалось: досаждали волнующие мысли. Утром он отправился с Семёном, ещё  не зная,  куда. «Когда  придём – увидишь» - хитро сказал Семён. Они вошли в ограду приземистого здания из двух этажей. Семён вошёл в приоткрытую дверь, а Сашку попросил подождать. Сашка сел на маленькую скамейку. От здания тянуло запахом типографской  краски. Через некоторое время из двери выбежал Семён, и, молча, пронёсся к лестнице, что вела на второй этаж. На нём болтался во все стороны чёрный фартук. Сашка  заскучал. Но вот опять появился Семён; вихрем скатившись сверху, он оказался рядом с Сашкой.
   - Вставай! - радость в голосе. - Директор с тобой  потолкует. Давай, иди!
   На втором этаже Сашка увидел две двери – налево и направо. Которая налево, была открыта, там находился кабинет, в котором за массивным столом сидел человек с добродушным лицом, седой.
   - Рассказывай, - глянул на Сашку, директор. -  Кто,  откуда, и в самом деле трудовая книжка есть?
   - Есть, - ответил Сашка. – И метрики есть. Всё  со мной.
   Директор полистал документы.
   - Значит, решил стать печатником?
   Разговор затянулся; после него Сашку приняли на должность печатника с неплохим, по мнению Сашки, окладом. Этого оклада хватило бы вполне, но мамаша Семёна, как отрезала, сказав, что с него возьмёт сорок рублей квартирных, и что жратва в оплату не входит.
   Семён похлопотал, чтобы Сашку  прикрепили к нему. Печатать оказалось не просто. Белая бумага, зажимы, барабан.  Семён работал, как автомат, а Сашка путался, и если бы не терпенье друга, он бы не выдержал. Но Семён подначивал: «На струнах играть труднее, тренируйся, и будешь печатать лучше меня». В самом деле, стало у Сашки неплохо получаться. И как-то к нему подошёл мастер – строгий,  очки  на краю носа, и сказал:
   - Молодец, Ерёмин:  брак уже ниже нормы.
   Жизнь Сашкина вроде бы налаживалась…

                46

   Наконец, печатать Сашка стал без брака. В  оркестре играл на гитаре. Казалось, дела у него пошли   хорошо, но еды не хватало. Правда, Семён приглашал за стол, но, видя косые взгляды его матери, он отказывался. А Семён против неё – ни звука. Это стало первой трещиной в их дружбе. А ещё у Сашки появились  новые приятели. Возникли они сами собой, когда  Сашка, с разрешения руководителя оркестра, стал брать домой гитару. Тогда и слепилась блатная компания. Сашка играл на гитаре под окошком дома, сразу же нашлись певуны. Кто-нибудь из пареньков иногда покупал вино, и тогда веселились часов до трёх ночи. После этого у Сашки слипались глаза на работе, и строгий мастер уже сделал ему замечание.
   А однажды случилось непредвиденное. Сашка шёл с репетиции, бренча на гитаре. Подошёл к магазину. И лишь глаза  от инструмента  оторвал,  батюшки! – видит, семенит его мамочка. Он поднялся по ступенькам, она - за ним, нарядная, накрашенная. А на нём рубаха в пятнах. Он вошёл в магазин и, косясь на неё, купил дорогие папиросы и плитку шоколада. Сбежав с крыльца, оглянулся. Мамочка – вышла следом на крыльцо, стоит, лицо в пятнах. Ударил тогда Сашка по струнам и запел: «И зачем ты меня, мать, на свет белый родила...». И пошёл прочь. Она его не окликнула.
   Вечером он с другом попался в руки милиционера, когда около вокзала они ломали ветки сирени. В отделении им сказали, что родителям придётся  заплатить штраф. Сашка с ехидной улыбкой дал мамочкин адрес. Выкатившись из отделения, друзья пошли на уже настоящее дело, которое они наметили  накануне. Давно дружков обращал на себя внимание забор лесного склада. И вот, дождавшись темноты, без трудностей они умыкнули пять досок по шесть метров. Пенсионер заплатил им сорок рублей. Расплачиваясь, сказал: «Таскайте, сынки, таскайте, мне досок надо много». Воровство пиломатериала длилось долго и без провалов. Этот «левак» хорошо помог Сашке подкормиться, и ещё оставалось на выпивку в компании. Жизнь Сашкина, и в самом деле, налаживалась, если можно так сказать, плюсуя сюда трудоустройство, участие в самодеятельном оркестре, ночное пьянство и удачное воровство.