Марина Цветаева Остальное -взято

  Художественно-документальный отечественный хоррор с прологом и эпилогом
               
                Действующие лица

               Голос Марины Цветаевой
               Иван Владимирович Цветаев
               Валерия Цветаева
               Анастасия Цветаева
               Ариадна Эфрон
               Георгий Эфрон
               Гимназистка

                Пролог
Занавес открывается. На желтых и красных кленовых листьях, между которыми размещены грозди рябины, начертана дата рождения Марины Цветаевой.
Голос Марины читает:
               
                Красною кистью
                Рябина зажглась.
                Падали листья.
                Я родилась.


                Спорили сотни
.                Колоколов.
                День был субботний.
                Иоанн Богослов.

                Мне и доныне
                Хочется грызть
                Жаркой рябины
                Горькую кисть.

  Иван Владимирович Цветаев.
  В этот день после продолжительных терзаний и мук наконец появилась на свет моя первая дочь от второго брака Марина.Дебют Марии Александровны на ниве деторождения трудно назвать слишком успешным. Для молодой матери произвести на свет слишком крупного младенца оказалось задачей непосильной. Пришлось звать врача, чтобы совершил операцию, и измученная Мария Александровна сама просила о наложении щипцов.
            Голос Марины читает:
                ДИКАЯ ВОЛЯ
        Я люблю такие игры,
        Чтоб надменны все и злы.
        Чтоб врагами были тигры
        И орлы!

        Чтобы пел надменный голос:
        "Гибель здесь, а там тюрьма!"
        Чтобы ночь со мной боролась,
        Ночь сама!

        Я несусь - за мною пасти,
        Я смеюсь - в руках аркан...
        Чтобы рвал меня на части
        Ураган!

        Чтобы все враги - герои!
        Чтоб войной кончался пир!
        Чтобы в мире было двое:
        Я - и мир!
            
      Валерия Цветаева ( не без яду в голосе)
  Родила царица в ночь не то сына, не то дочь... Мачеха была уверена до последней минуты, что вынашивает чудо-богатыря, сына всему миру на загляденье, а вместо сына-исполина на свет появилась просто чересчур крупная девочка. Какой сокрушительный удар по материнскому тщеславию! Крайне разочарованная и раздосадованная, Мария Александровна так и не смогла до конца принять пол своего первенца и спрашивала с Марины непомерно много как с того самого мальчика Александра, который должен был явиться в мир. Это не могло не вызвать большие трудности с самоопределением и колебания в сознании у ее дочери. Марина не осознавала себя по-настоящему женщиной. В ее поведении и стихах то и дело чувствуется бунт против собственного пола.

  Голос Марины читает:

              ТОЛЬКО ДЕВОЧКА

           Я только девочка. Мой долг
           До брачного венца
           Не забывать, что всюду волк,
           И помнить: я -овца.

           Мечтать о замке золотом,
           Качать, кружить, трясти
           Сначала куклу, а потом
           Не куклу, а почти.

           В моей руке не быть мечу,
           Не зазвенеть струне...
           Я только девочка. Молчу.
           Ах, если бы и мне

           Взглянув на звезды, знать, что там
           И мне звезда зажглась,
           И улыбаться всем глазам,
           Не опуская глаз!
   
     Иван Владимирович Цветаев.
   Наш род восходит от деревенских дьячков Владимирской епархии к священникам, служивших в храмах все той же земли владимирской. Все Цветаевы по мужской линии оканчивали духовное училище и семинарию, затем, после рукоположения, как и подобает, несли пожизненную службу в своих приходах. Такое же точно  духовное образование изначально получил и я, но стал первым в своем роду, кто выбрал для себя совсем иное поприще. Однако, твердо памятуя о своем происхождении из духовного сословия, и по сей день называю себя дворянином от колокольни.

          Голос Марины читает:
               * * *
       У первой бабки - четыре сына.
       Четыре сына - одна лучина,

       Кожух овчинный, мешок пеньки...
       Четыре сына - да две руки!

       Как ни навалишь им чашку - чисто!
       Чай, не барчата - семинаристы!

       А у другой - по иному трахту -
       У той тоскует в ногах вся шляхта.

       И вот - смеется у камелька:
       "Сто богомольцев - одна рука!"

       И зацелованными руками
       Чудит над клавишами, шелками...
             *   *   *
       Обеим бабкам я вышла - внучка:
       Чернорабочий - и белоручка!

      Валерия Цветаева

    Моя мачеха Мария Мейн, давшая жизнь Марине и Анастасии, была смешанных немецких, сербских и польских кровей. Наследственность у нее оказалась отягощенная: родная сестра отца была душевнобольной. По польской же линии имелся поэт, Николай Бернацкий, двоюродный брат Марины, покончивший с собой выстрелом из пистолета ровно на сорок лет раньше ее. Примечательно, что произошло это также 31 августа. Детство самой Марии Мейн, в свое время не подозревавшей об этом родстве, было замкнутым, одиноким, странным, фантастическим.В жизнь нашей семьи она ворвалась ураганом и так и не сумела создать спокойный, здоровый домашний уклад.

      Голос Марины читает:
    
         МАМА ЗА КНИГОЙ
     Сдавленный  шепот... Сверканье кинжала...
    -"Мама, построй мне из кубиков домик!"
     Мама взволнованно к сердцу прижала
     Маленький томик.

     Гневом глаза загорелись у графа:
     "Здесь я, княгиня, по благости рока!"
     -"Мама, а в море не тонет жирафа?"
     Мама душою - далеко!

    -"Мама, смотри: паутинка в котлете!"
     В голосе детском упрек и угроза.
     Мама очнулась от вымыслов: дети -
     Горькая проза!

    Иван Владимирович Цветаев
 
     Вынужден признать, что семья мне не удалась.Я был слишком далек от своих детей, полностью погружен в дело создания музея и, хотя старался сгладить все противоречия, успокоить и подружить всех домашних,умиротворения достичь не удавалось. Непримиримый характер Марии Александровны зачастую сводил на нет все мои усилия. Наш уютный, гостеприимный в годы жизни первой жены дом постепенно становился все более замкнутым, превращаясь в закрытую обитель спартанского типа.

    Голос Марины читает:
            *    *    *
        На смех и на зло
        Здравому смыслу,
        Ясному солнцу,
        Белому снегу
        Я полюбила
        Мутную полночь,
        Льстивую флейту,
        Праздные мысли.
        Этому сердцу
        Родина - Спарта.
        Помнишь лисенка,
        Сердце спартанца?
       -Легче лисенка
        Скрыть под одеждой,
        Чем утаить вас,
        Ревность и нежность.

     Валерия Цветаева

    Мачеха не сумела дать ни душевного тепла нам с братом, детям, доставшимся ей "в наследство" от первой жены отца,ни материнской любви и правильного воспитания собственным дочерям. Хотя Муся  и Ася были очень развиты, умственно опережали свой возраст, много читали, занимались музыкой и языками, в доме постоянно царили ссоры, визг, склоки, драки...Девочки вечно что-то не могли поделить между собой, конфликтовали, лгали, воровали, подчас ставя родителей в невозможное положение. У них отсутствовали простейшие первоначальные понятия о добре и зле,о границах допустимого и дозволенного. причем все это - еще в относительно спокойные времена, до болезни матери...

   Голос Марины читает:
              *     *     *
         Ты, чьи сны еще непробудны,
         Чьи движенья еще тихи,
         В переулок сходи Трехпрудный,
         Если любишь мои стихи.
         О, как солнечно и как звездно
         Начат жизненный первый том!
         Умоляю, пока не поздно,
         Приходи посмотреть наш дом.
         Будет скоро тот мир погублен.
         Погляди на него тайком,
         Пока тополь еще не срублен
         И не продан еще наш дом.
         Этот тополь! Под ним ютятся
         Наши детские вечера...
         Этот тополь среди акаций
         Цвета пепла и серебра.
         Этот мир невозвратно-чудный
         Ты застанешь еще, спеши!
         В переулок сходи Трехпрудный,
         В эту душу моей души.
         
      Анастасия Цветаева

    Впервые моя старшая сестра Марина попыталась покончить с собой, когда ей было 12 лет. Произошло это летом, в Тарусе, где мы каждый год всей семьей жили на даче. Сестра крайне болезненно восприняла, что я, как ей показалось, не понимаю ее вовсе, и сделала попытку утопиться, но что-то, к счастью, вмешалось. Об этом тогда никто даже не узнал. Однако мысли о добровольном уходе из жизни не покинули Марину. Напротив, еще чаще и упорней стали они посещать ее в дни юности, когда она совершила как минимум две подобные попытки. Так что слова "стихи о юности и смерти " - отнюдь не поэтическое преувеличение. Притяжение к гибели и одновременно неприятие небытия - едва ли не лейтмотив всей Марининой лирики, и не только ранней. Вся мученическая земная жизнь гениальной моей сестры - отсроченное самоубийство.

        Голос Марины читает: 

             САМОУБИЙСТВО

          Был вечер музыки и ласки.
          Все в дачном садике цвело.
          Ему в задумчивые глазки
          Взглянула мама так светло!
          Когда ж в пруду она исчезла
          И успокоилась вода,
          Он понял: жестом злого жезла
          Ее колдун увлек туда.
          Рыдала с дальней дачи флейта
          В сияньи розовых лучей...
          Он понял: прежде был он чей-то,
          Теперь же нищий стал, ничей.
          Он крикнул: "Мама!" вновь и снова,
          Потом пробрался, как в бреду,
          К постельке, не сказав ни слова
          О том, что мамочка в пруду.
          Хоть над подушкою икона,
          Но страшно... "Ах, вернись домой!"
          Он тихо плакал. Вдруг с балкона
          Раздался голос: "Мальчик мой!"
          В изящном узеньком конверте
          Нашли ее "прости": "Всегда
          Любовь и грусть сильнее смерти."
          Сильнее смерти... Да, о да!

     Валерия Цветаева

    Моя мачеха Мария Мейн придерживалась странных и запутанных религиозно-мистических воззрений, в которых многое было от кальвинизма, кое-что - из католичества, присутствовали также элементы агностики и многобожия... Разумеется, все эти тонкости я могу понять и оценить лишь теперь. Однако важно другое: в доме Цветаевых, потомственных русских священнослужителей, где, казалось бы, должны были тщательно следовать канону и традиции, отсутствовал надлежащий православный уклад, даже посты не соблюдались с должной строгостью. К концу жизни Мария Мейн шагнула к абсолютному безверию, отказавшись от исповеди и прогнав священника перед кончиной. На этом фоне не приходится сильно удивляться, что и Марина, родная внучка владимирского протоиерея, к "попам" относилась враждебно, зато испытывала симпатию и необъяснимое душевное влечение к черту.

  Голос Марины читает:
            *   *   *
       Веселись, душа, пей и ешь,
       А настанет срок -
       Положите меня промеж    
       Четырех дорог.

       Там, где во поле во пустом
       Воронье да волк,
       Становись надо мной крестом,
       Раздорожный столб.

       Не чуралася я в ночи
       Окаянных мест.
       Высоко надо мной торчи,
       Безымянный крест.

       Не один из вас, други, мной
       Был и сыт, и пьян.
       С головою меня укрой,
       Полевой бурьян.

       Не запаливайте свечу
       Во церковной мгле.
       Вечной памяти не хочу
       На родной земле!

    Иван Владимирович Цветаев.

Конечно, я видел, не мог не видеть, какой огромный и страшный дар вручен Марине. Дар, несоразмерный человеку вообще, непосильный для него, а значит, несовместимый с жизнью. А она к тому же девочка, и было очевидно, что ничего доброго ей это сулить не могло.Но спасения и выхода я не находил. Мария Александровна видела в дочери музыкантшу, и достаточными природными данными для такой карьеры Марина обладала. Однако к музыке в чистом виде она оказалась совершенно равнодушна. Дар филолога, любовь к слову у нее от меня, и только через слово, посредством слова она воспринимала и мир, и музыку.

     Голос Марины читает:
           *   *   *

       Вы ребенку, поэтом
       Обреченному быть,
       Кроме звонкой монеты,
       Все- внушившие - чтить,

       Вам, в одном небывалом
       Умудрившимся - быть,
       Вам, средь шумного бала
       Так умевшим - любить!

       До последнего часа
       Обращенным к звезде -
       Уходящая раса,
       Спасибо тебе!

       Гимназистка

 В гимназии Марина держалась обособленно, надменно, явно считая себя выше других. Помню, что показывала,как именно затянет веревку на шее, когда станет вешаться. Не могу забыть и такой случай:Марина уселась на место другой ученицы и заявила, что отныне будет заниматься здесь. Вытесненная ею хозяйка парты была растеряна, даже плакала, не зная, куда ей теперь деваться. Девочку успокоили, сказав, что это ненадолго. В самом деле, порыв быстро прошел, и Марина сама отправилась на привычную заднюю парту, где ей было гораздо удобнее читать и думать о своем.
Она ни с кем не считалась, дерзила и грубила учителям, говоря: "Хотите отчислить -отчисляйте: я уже привыкла скитаться." Как выяснилось, из двух гимназий Марину еще прежде пришлось забрать отцу, почтенному и всеми уважаемому профессору университета.

        Голос Марины читает:

           *      *      *

         Кто дома не строил - земли недостоин.
         Кто дома не строил, не станет землею:
         Соломой - золою...
        -Не строила дома.

      Валерия Цветаева

   Когда мачеха заболела туберкулезом, девочкам, следовавшим за ней по дорогам ее лечения, пришлось менять стены и страны, гимназии и пансионы, языки обучения и среду обитания... Именно тогда понятие "дом" было утрачено для них навсегда. Марина не уживалась почти нигде, жизнь подростков сорвалась в совсем уже дикую вольницу, где присутствовали и спиртное, и воровство, и всяческие бесчинства и непотребства.
Надо сказать, что Мария Мейн никогда не была верной женой моему отцу. Ее последнее увлечение протекало на глазах взрослеющих дочерей и она, будучи уже на краю могилы, мечтала бросить мужа и начать новую жизнь с этим человеком. Марина и Анастасия в эти планы были вполне посвящены.
      

Голос Марины читает:
        *   *   *
       Горечь!Горечь! Вечный привкус
       На губах твоих, о страсть!
       Горечь! Горечь! Вечный искус
       Окончательнее пасть.

       Я от горечи - целую
       Всех, кто молод и хорош,
       Ты от горечи - другую
       Ночью за руку ведешь.

       С хлебом ем, с водой глотаю
       Горечь- горе, горечь- грусть...
       Есть одна трава такая
       На лугах твоих, о Русь.

       
    Анастасия Цветаева
 У нашей мамы характер был требовательный, властный, нетерпимый, деспотичный, но мы все равно понимали и принимали ее и тянулись к ней больше, чем к отцу. Тот был для нас скорее дедом, добродушным, снисходительным, неизменно ласковым и несколько далеким,да и по возрасту достаточно пожилым. С мамой же отношения были страстные. Это ее романтический дух и молодая энергия царили в доме, до краев наполнив его музыкой, живописью, поэзией. Сама личность мамы, с ее неистовым отталкиванием от житейской прозы и постоянным устремлением к идеалу, была для нас неотразимо притягательна. Перед своим уходом она произнесла: " Мне жаль только музыки и солнца." И, конечно, лишь теперь я осознаю в полной мере, насколько нашему бесконечно терпеливому и доброму отцу, желавшему счастья и благополучия всем своим детям, пришлось с нами трудно.
После ранней смерти мамы от туберкулеза окончилось наше детство. Марине тогда было 14, а мне 12 лет.

        Голос Марины читает:

             МАМЕ

       В старом вальсе Штрауса впервые
       Мы услышали твой тихий зов.
       С той поры нам чужды все живые
       И отраден беглый бой часов.

       Мы, как ты, приветствуем закаты,
       Упиваясь близостью конца.
       Все, чем в лучший вечер мы богаты,
       Нам тобою вложено в сердца.

       К детским снам клонясь неутомимо,
       (Без тебя лишь вечер в них глядел),
       Ты вела своих малюток мимо
       Горькой жизни помыслов и дел.

       С ранних лет нам близок, кто печален,
       Скучен смех и чужд домашний кров.
       Наш корабль не в добрый миг отчален
       И плывет по воле всех ветров.

       Все бледней лазурный остров - детство,
       Мы одни на палубе стоим.
       Видно, грусть оставила в наследство
       Ты, о мама, девочкам своим.

               
      Иван Владимирович Цветаев

  Вторично овдовев, я успел довести до завершения главное дело своей жизни: создание в Москве Музея изящных искусств. Мне удалось увидеть и прочитать первый сборник стихов Марины "Вечерний альбом", сразу выдвинувший ее в число известных поэтов. Я дал благословение на брак обеих младших дочерей, снабдив их хорошим приданым. Хотя в обоих случаях женихи не казались мне серьезными и благонадежными, но спорить было бесполезно. Я успел еще подержать на руках Андрея, первенца Аси, и увидеть Ариадну, дочь Марины, более того, даже крестить ее.
А вот того ужаса и хаоса, который наступил вскоре после этих событий, увидеть мне уже не довелось. Видимо, Господь наш всемилостивый и милосердный сжалился надо мной и позволил вовремя закрыть глаза.

    Голос Марины читает:
   
         *    *    *
      Ах, несмотря на гаданья друзей,
      Будущее непроглядно...
      В платьице - твой вероломный Тезей,
      Маленькая Ариадна!

          Ариадна Эфрон

     Моя мама совсем непохожа на других мам. Она не любит маленьких детей. Нисколько они ее не трогают, не умиляют, напротив, крайне раздражают своей бестолковостью и неумелостью. Марина очень сердится, буквально не переносит, когда к ней обращаются с глупыми вопросами.Однажды у нее хватило решимости уколоть булавкой маленькую девочку, которая озорничала с обувью под столом. Все детские игры и возня для нее - "Ого-го, ага-га,/ Половина утюга!", и они приводят ее в совершенную ярость. Она говорит: "Я уже состоялась, а что будет из Али, неизвестно, поэтому все мне, ничего Але!" А еще Марина постоянно напоминает, что, когда стоял выбор между жизнью и смертью, она выбрала из двоих меня, и я выжила ценой жизни моей сестры Ирины. Вот такая у меня мама. Очень тяжелая мне досталась судьба, одним словом.
         
       Голос Марины читает:
   
            *   *   *
      Упадешь - перстом не двину.
      Я люблю тебя как сына,
      
      Всей мечтой своей довлея,
      Не щадя и не лелея.

      Я учу: губам полезно
      Раскаленное железо.

      Бархатных ковров полезней
      Гвозди - молодым ступням,
 
      А еще в ночи беззвездной
      Под ногой полезны - бездны!

      Первенец мой крутолобый,
      Вместо всей моей учебы
      Материнская утроба
      Лучше - для тебя была б!

     Валерия Цветаева

   Конечно, получить такую мать, какой оказалась Марина - Господь не приведи! Не была она вовсе создана для материнства, впрочем, как и моя мачеха Мария Мейн. По сути говоря, таким женщинам вход в детскую должен быть запрещен. Марина и сама писала о презрении к грудным младенцам, которое испытывала в ранние годы. Беспомощность ребенка всегда раздражала и злила ее, она словно не понимала - или не принимала- возрастных норм и особенностей.А тут еще необходимость прокормить самостоятельно двоих дочерей и себя в условиях голода и разрухи. Как метко выразился кто-то из знакомых, появление потомства у подобных особей - попросту патологическое явление. Надо сказать, хотя Марина и жаловалась на круглое сиротство и одиночество, помогали ей много и готовы были помогать еще. Однако Ирочка, которую она сама называет случайным ребенком, была матери не нужна, той хотелось любви и свободы для себя. Пожертвовать всем ради ребенка она была не готова, зато с легкостью пожертвовала ребенком ради всего. Она ясно осознавала, что делает - и избавилась от ненужной обузы. Недаром Марина сама называет себя детоубийцей в одном из своих известных стихотворений. Просто уму непостижимо, как можно сочетать преступные деяния и души прекрасные порывы, но ей действительно это удавалось - каким-то чудом, до поры до времени. Правда, в итоге пришлось заплатить за все непомерно высокую цену. Но это уж потом...
 
     Голос Марины читает:

             *    *    *
         Решено: играем оба,
         И притом - играем разно:
         Ты - по чести, я - плутуя.
         Но, при всей игре нечистой,
         Насмерть заигралась я.

                Анастасия Цветаева
 
   Конечно, если бы Ирина родилась не в 1917 году, она бы осталась жива. Но голод, холод, полная неприспособленность Марины к быту и даже ненависть к нему... Ириной надо было заниматься в этих страшных условиях, а ведь еще Ариадна росла с няньками, с прислугой... Да, Марина была сразу сильно разочарована, что родилась вторая девочка, она ведь мечтала о сыне, как наша мама в свое время. Да, легкомыслие, желание общаться, стремление писать и неготовность жертвовать всем ради новорожденной крохи внесли свою лепту. Ведь для Марины отказ от пера был равносилен отказу от жизни.Она сама признавала, что была плохой матерью для Ирины, и вина за судьбу младшей дочери навсегда осталась с ней. Но, конечно, будь на дворе другие времена, не эти страшные, голодные, безнадежные годы, полные тяжелейших потерь, маленькая дочка моей сестры уцелела бы. Однако в той ситуации шансов у нее не было.

        Голос Марины читает:

               *      *      *
          Две руки, легко опущенные
          На младенческую голову.
          Были - по одной на каждую -
          Две головки мне дарованы.

          Но обеими-зажатыми -
          Яростными - как могла -
          Старшую у тьмы выхватывая,
          Младшей не уберегла.

          Две руки - ласкать- разглаживать
          Детские головки пышные.
          Две руки, и вот одна из них
          За ночь оказалась лишнею.

          Светлая, на шейке тоненькой -
          Одуванчик на стебле...
          Мной еще совсем не понято,
          Что дитя мое в земле.

             Георгий Эфрон

     Я родился в Чехии, вырос в Париже, Россию я совсем не знал. Жили мы во Франции буквально впроголодь, ничего не могли себе позволить, словно клошары какие-то. Всегда на грязных, убогих городских окраинах, на обочине жизни, среди маргиналов, и все сторонились нас, словно опасались или брезговали. Внутри чувствовали себя избранными, а снаружи - отверженными. Хотя Париж, конечно, я любил.
Я рос на фоне развала семьи, противоречий и скандалов между родителями, ухода из дома сестры. Естественно, я эгоист, в такой обстановке им стал бы любой. Тут внезапно отец и сестра увлеклись идеей СССР и прониклись желанием вернуться на Родину. Марина Ивановна была изначально категорически против, но в итоге выбора у нее не осталось. В общем, мы вернулись - и из одного ада попали в другой. Почти сразу арестовали сестру и отца. Мы оказались снова, как зачумленные, люди боялись общаться с нами, все отвернулись. Никакого постоянного жилья не было, скитались по разным углам. В довершение всего началась война. Я в эвакуацию ехать не хотел: в Москве учеба, друзья, подруга, жизнь какая-то... Но мать, впав в панику, потащила меня за собой в этот медвежий угол, в Елабугу, где, конечно, оказался совсем уже полный тупик и безнадежность. Словно за нами гнался не зловещий рок, а Петрушка с дубинкой. Разумеется, я злился на Марину Ивановну за ее бытовую беспомощность, вечную неустроенность, неумение договариваться с людьми. Я ведь в свои 16 лет был полностью зависим от нее. А мать нуждалась в поддержке, у нее уже совсем не осталось сил, она была одно сплошное страдание, и вот Марина Ивановна сделала свой последний решительный шаг - в петлю... Но все это я осознал уже потом, когда случилось то, что случилось.

         Голос Марины читает:
              *    *    *
       
         О слезы на глазах!
         Плач гнева и любви!
         О Чехия в слезах!
         Испания в крови!

         О черная гора,
         Затмившая - весь свет!
         Пора - пора - пора
         Творцу вернуть билет.

         Отказываюсь быть.
         В бедламе нелюдей
         Отказываюсь - жить.
         С волками площадей
         Отказываюсь - выть.
         С акулами равнин
         Отказываюсь - плыть
         Вниз - по теченью спин.

         Не надо мне ни дыр
         Ушных, ни вещих глаз.
         На твой безумный мир
         Ответ один - отказ.

      Анастасия Цветаева

    Да, Марина давно вынашивала мысли о самоубийстве и с самого начала стояла на земле лишь одной ногой. Но она жила, пока могла писать и была нужна своим близким. Однако все было отнято у нее безвозвратно с началом войны: теперь никому не требовались не только ее стихи, но и переводы, она лишилась возможности отправлять передачи в тюрьму Сергею и Ариадне. Сын, обожаемый Георгий, недвусмысленно дал понять, что присутствие Марины в его жизни только мешает ему. Так были оборваны тонкие нити, привязывавшие ее к земле. Оставалось сделать лишь самый последний, гибельный шаг, и она его совершила.
Я очень долго не знала о том, что Марины больше нет, жила надеждой на встречу с ней, вспоминала, как в юности мы вдвоем читали ее стихи, и тогда откуда-то сквозь пространство и время ко мне словно долетал ее голос...      

      Голос Марины читает:

             *     *     *
        ...Пел же над другом своим Давид,
           Хоть пополам расколот!
           Если б Орфей не сошел в Аид
           Сам, а послал бы голос

           Свой, только голос послал во тьму,
           Сам у порога лишним
           Встав - Эвридика бы по нему
           Как по канату выщла.

           Как по канату и как на свет,
           Слепо и без возврата.
           Ибо, раз голос тебе, поэт,
           Дан, остальное - взято.


        На сцене поднимается помост, охваченный синим пламенем ("огнь-синь"). На нем фигура Марины Цветаевой с обрывком веревки на шее и мертвой Ириной (кукла) на руках.

           Голос Марины читает:

                *     *     *
          Я вечности не приемлю.
          Зачем меня погребли?
          Мне так не хотелось в землю
          С любимой моей земли.

             Эпилог

      Появляются листья клена и рябиновые грозди, как в начале спектакля. Теперь на них написана дата трагического ухода из жизни Марины Цветаевой.
   В сгущающихся сумерках Ариадна читает свое стихотворение, обращенное к матери:

                *    *    *
                Я искала тебя всю ночь
                И сегодня ищу опять,
                Но опять ты уходишь прочь,
                Не дозваться и не догнать.

                Не остыли твои следы,
                Звук шагов твоих слышу я,
                Но идешь, не задев земли,
                Но идешь, не смутив воды,
                Не настигнутая моя.

                Веретенами фонарей
                Отражается ночь в реке.
                Не сожму я руки твоей
                В опустевшей своей руке.

                Край одежды твоей ловлю,
                Между пальцев - клочок зари...
                Знаешь ты, как тебя люблю -
                Хоть со мною заговори.

                Иль земная чужда печаль?
                Но в какой же тогда тоске
                Возвращаешься по ночам
                К растоптавшей тебя Москве?


                КОНЕЦ