Упырь

- Давай займёмся сегодня любовью в другой комнате, предложил он. - А почему не в прежней? - поинтересовалась она. - С ней что-то не так? - Да, там ремонт. Она недоверчиво нахмурились, и не сказав ни слова, подошла к соседней комнате и открыла дверь. Там, внутри этого помещения, все было без изменений, - все так же, как и прежде - вчера, неделю назад и даже в тот день, когда они только познакомились.
- Ну, я просто, хотел привнести, что-то новое в наши отношения, понимаешь?
Он стоял у нее за спиной, и его голос звучал более извиняющимся тоном, нежели влюбленно, а ей, как и каждой женщине, более хотелось услышать именно второе, какими бы странными, и неоднозначными ни были их отношения.
- В наши ЗАСТОЯВШИЕСЯ отношения, ты хотел сказать...
- Ну, не начинай, пожалуйста.
Она шагнула вперед, в комнату, заходить в которую он явно не намеривался, даже под угрозой лишиться на сегодня нечто желанного и приятного.
- Возьми меня здесь, сейчас, - сказала она.
Он стоял в нерешительности, с широко раскрытыми глазами, не смея даже пошевелиться. - Или ты не получишь сегодня вообще ничего... - Ее голос звучал убедительнее некуда, он понимал, что она не шутит, и если сейчас он упустит свой шанс, то, окончательно разочаровавшись в нем, она может уйти сегодня навсегда.
 Она неспешно расстегнула молнию на своем платье, плавными линиями вырисовывавшим ее изящную мальчишескую фигуру, с узкими бедрами и едва заметными очертаниями, словно еще не сформировавшейся подростковой груди, - и оно плавно скользнуло вниз по ее тонкой изящной талии, обнажая смуглый, почти шоколадного цвета, оттенок ее, такой всегда приятной на ощупь и вкус кожи.
- Ты хочешь отказаться от этого? - сказала она.
Он тяжело сглотнул, и уставился на нее, с еще более расширенными глазами. Он чувствовал, как кровь пульсировала у него на висках, а затем - все заволокло густой, тяжелой дымкой и он почувствовал, что пульсация сместилась уже совсем в другое место; сказать ему было нечего, да он и не смог бы, даже если бы и нашелся что.
Один шаг, за ним второй, рука сама собой потянулась в ее сторону.., коснулась груди - пульсация уже была такой, словно, кто-то ритмично дергает тебя, под неумолимый метроном, и была жуткая напряженность, такая отчаянная и настойчивая, - грозившая вырваться наружу неистовым, изголодавшимся зверем, способным, пожирая, уничтожить все на своем пути. Его глаза налились кровью, уши заложило так, будто бы его опустили на самое дно, самого глубоководного океана. Дышать становилось все труднее и труднее, он едва смог выдавить из себя пару фраз: - Я же предупреждал, что не стоит входить сюда!.. И в эту секунду стены и потолок комнаты покрылись черной слизью, она стекала плавно, как густое варево, медленной, неспешной змеей скользившей в их сторону. Омерзительный запах, тот, что может привлечь, разве что, отвратительных грызунов и насекомых, - заполнил собой комнату. И она уже стояла недвижно, словно обнаженная статуя, вылитая из стекла, которой грозило, с минуты на минуту, разлететься на мелкие, бесчисленные осколки.
- Ничего не бойся, все закончится очень быстро, - сказал он, уже обеими руками сжимая ее за плечи. Его губы, прежде, до того милые и аппетитные, что она хотела их съесть, - сейчас растянулись в некое подобие небрежно нарисованной улыбки, которая все растягивалась и растягивалась, теперь уже сама готовая поглотить ее, - всю целиком и без остатка. Она не могла произнести ни слова, и только стояла онемевшей статуей, и теперь уже ее глаза округлялись до неимоверных размеров, и только одна единственна слезинка, словно несчастный пассажир, терпящего крушение судна, заскользила вниз, по ее неестественно побледневшей щеке, отчаянно пытающийся избежать неминуемой гибели.
Вслед за губами - приоткрылась его нижняя челюсть, выпуская наружу всю накопившуюся внутри слизь, готовую переварить все, что бы не попалось на ее пути. Ее крупные сгустки, обильными потоками стекали ей под ноги, и там, где от них образовывались ручейки и лужи - поднимался едкий, зеленоватый дым. Слизь коснулась ее стоп, и что-то истошно и дико, под ними завизжало, - мясо на ее стопах расплавилось, словно металл в печи под высокими температурами, - обнажив кость и оставив ее невредимой, эти слизистые сгустки, словно разумное существо, заскользило вверх по ее телу, больше не причиняя ей вреда - оно как будто лишь попробовало ее на вкус, и теперь рвалось вперед, готовя себя к чему-то более аппетитному.
- Я обещал, что не будет больно. И я сдержу свое слово. Потому что ты мне не безразлична, потому что я люблю тебя. - Теперь мы будем счастливы, мы станем одним целым - только ты и я. И никого больше.
Его огромная, сухая кисть коснулась ее лица, и провела по нему сверху вниз, как слепой читает лицо своего собеседника. - Не закрывай глаза, - продолжал он, - Я хочу видеть, как ты угасаешь. Я хочу видеть, как оно выпьет твою душу, - всю, без остатка, до последней капли. - Смотри на меня, Смотри на меня... Смотри! - Не волнуйся, оно вдохнет в тебя новую жизнь, оно не оставит тебя ни с чем. Пустота будет заполнена. И тьма станет светом, и день превратиться в ночь - и дух, обитающий снаружи - обретет свою плоть, - не бойся, ничего не бойся, - это не будет больно. Уже совсем скоро, ты обо всем забудешь.

Так сладко было просыпаться в теплой, до нежного мягкой постели, с первыми, яркими полуденными лучами солнца, когда они достигли стороны ее окна и не стесняясь, как настойчивые, озабоченные любовники, - нагло заскользили по ее постели, по ее, еще сонному лицу, по ее обнаженному, выбившемуся кое где, из-под нежных, невесомых объятий теплого одеяла, телу.
Ароматный запах кофе, и свежеподжаренных тостов, наполнял где-то комнату, а к ней, в ее спальню донесся едва лишь уловимый привкус этих чарующих ароматов.