Сашка. Часть третья. 43-44

                43

   Трудным показался Сашке отработанный месяц. Постоянно держалась боль в теле, руках и ногах. А в последнее время стал болеть живот от подъёма тяжести - таскания аккумуляторов из цеха к машинам. С трудом отрывал он аккумулятор от пола и нёс через территорию предприятия к автомобилю. Опустив перед  машиной аккумулятор, он долго не мог придти в себя. Иногда ему аккумулятор тащить помогал Феликс, при этом матеря Палыча и советуя пожаловаться директору.
   Но директор пришёл сам. Однажды, к концу рабочего дня, Сашка закончил очистку коллектора  якоря и собрался  отдохнуть. Но Палыч приказал ему унести аккумулятор к автомобилю, стоявшему в конце территории. Едва оторвав его от пола, Сашка пошёл на сгибающихся ногах. Спиной он почувствовал взгляд Палыча. Вдруг, запнувшись, он не удержал аккумулятор, и тот ударился об асфальт; светлой лужей разлился электролит. Сашку как молнией пронзило: к нему подходили электрик и директор.
   - Простите, - тяжко дыша, прошептал Сашка. - Не донёс чуток.
   Директор посмотрел на лужу электролита, его щёки  побагровели.      
   - Ты подлец, Анатолий Павлович! Чтоб убрал  это сам. А за аккумулятор я с тебя вычту! - сказал  твёрдо.
   Сашка стоял, низко опустив голову, глядя искоса на директора. А тот, кивнув ему головой, чтоб  шёл за ним, направил шаги в токарный цех. Подойдя к токарному станку, – токарь сразу же отключил станок, – он сказал:
   - Коля, это к тебе пополнение, прими.
   Токарь, улыбнувшись, взял смешно под козырёк. Так закончилось Сашкино ученичество на автоэлектрика и началось – на токаря.

   Когда он принёс домой получку, мамочка на  время потеплела. Похождения его с Вовкой прекратились, только по воскресеньям они отправлялись к вечеру бродить. В очередное воскресенье они предсказуемо отправились на базар. Вовка, как обычно, поглядывал на прилавки. Народу было мало. В одном месте двое узбеков о чём-то меж собой спорили, перекладывая яблоки в ящиках,  громоздящихся у прилавка. Стояли узбеки спиной к братьям. Вдруг Вовка склонился к прилавку. В руке его мелькнула купюра. Сашка это заметил, ноги его  налились тяжестью. Вовка же, сунув купюру в карман, направился к выходу. Но его проделку увидели. Молодой узбек засеменил за ним, настиг и схватил за рукав. Вовка наотмашь ударил узбека по лицу и, ускорив шаги, выскочил из базара. Узбек громко заорал; к нему подбежали другие, тоже узбеки. Лопоча что-то по своему, он показал на Сашку. Двое бросились к нему. Жестокий удар в скулу сбил Сашку с ног, едва открыл он рот, чтоб оправдаться, при этом, скула у него зашла  за скулу. Сашка вскочил и с перекошенной челюстью бросился на обидчика. Врезав ему ногой в пах, он  побежал. И бежал долго, пока не нырнул в какой-то проулок. Там перешёл на шаг, рукой держась за перекошенное лицо. Выйдя к реке, увидел Вовку. Тот  его заметил.
   - Что у тебя? - он глянул на брата.
   Сашка в ответ замотал головой, и вдруг получил резкий удар по лицу. Глухо щёлкнув, челюсть стала на место. Долго шагали молча. Наконец Сашка заявил:
   - На базар один будешь ходить
   - Испугался?
   - Не хочу возвращаться в колонию. Я ведь   зарабатываю деньги.
   - Работяга… И не ходи. Тогда вот выпивка и курево! - Вовка показал фигу.
   Сашка  промолчал. Вечером они накурились травки и  явились домой чуть живые.

   Больше трёх месяцев Сашка точил гайки и болты,  выметал  стружку и отчищал станок. Не редко подходил к нему Феликс. Вместе с ним приходило веселье. Феликс не любил грустить, объектом его шуток был часто дядя Петя.
   - Тебе бы в цирке людей смешить, а не вкалывать тут, - высказался как-то тот.
   - Да, талант пропадает, - подхватил разговор Феликс. - Только тут пользы от меня больше.
   - Какая от тебя польза?
   - Хотя бы в том, что учу тебя играть в шахматы.
   - Балабол. Лечиться надо от шутовства.
   - Я же здоровый. Это, ты, дядя Петя, за двоих ешь, а худой. Видно, глистов взял на иждивение.
   Окружение захохотало; дядя  Петя на этот  раз обиделся и назвал Феликса мордой жидовской, на что тот только засмеялся.

                44

   В небеса жаворонком вспарила весна. На земле уже проклюнулась первая трава. Как-то вечером Ксения пригласила в кухню сыновей, налила им чаю, поставила на стол масло, хлеб и варенье.
   - Вот что, Александра Ивановича переводят, - сказала она сыновьям, и как бы самой себе, опустив голову, - думаю, что от стыда подальше. Так что переезжать будем под Москву.  А ты, -  посмотрела на младшего, - на работе попроси общежитие и оставайся. Живи, трудись; а к нам приедешь в отпуск.
   Вовка вскочил, крепко сжав кулаки, и отправился в спальню. Назревал скандал. Стало Сашке понятно, что Вовка мамочке даст бой. Сашка тоже встал, но Ксения задержала его:
   - Впрочем, я попытаюсь поговорить с Александром Ивановичем, чтобы и тебя взять.             
   Александр Иванович оказался тут как тут. Он появился неслышно, и едва не задохнулся от  возмущения:
   - Как тебе не стыдно! Это я тебя уговаривал не  оставлять мальчика! – Казалось, он был готов ударить её. И снизил тон до спокойного: - Увольняйся,  Саша, едем вместе.

   Получив расчёт, Сашка деньги передал матери. На работе он забежал в цех попрощаться с Феликсом. Тот, торопясь куда-то, на ходу  пожелал ему не забывать  их компанию. Сашка зашёл к директору. Сказал ему одно: «Спасибо, буду вас помнить…» Директор крепко обнял Сашку и, ничего не сказав, подтолкнул его к выходу.
   Последние дни в доме царил хаос, вокруг были разбросаны узлы, а в спальне все углы завалила посуда. Но с каждым днём её становилось меньше: Сашка с утра до вечера сидел на базаре, где торговал фужерами, чашками, тарелками, ложками и  вешалками.

   Так пролетела неделя. В плацкартном вагоне  семья поехала в Москву. Братья уходили в тамбур соседнего вагона, где, укрывшись от взора мамочки, курили. Она весь путь общалась с мужем и Вовкой, не замечая Сашку. Прибыв в Москву, семья перетащила вещи на соседнюю платформу: предстояло ехать на электричке в Ногинск. Сашка был потрясён тем, что увидел при подъезде к вокзалу Москвы. И ему захотелось пройтись по столице пешком, посмотреть на здания, улицы и площади. Он предложил брату сбежать, помня, что тот ему показывал триста рублей. Но Вовка отказался.
   В Ногинске нанято было такси. На нём семья прибыла к мамочкиной подруге, которая жила в  высоком деревянном доме. После ужина братьев отправили ночевать в  комнатку.  Вовка уснул, а Сашка, лёжа, глядел через окно на небо, усыпанное звёздами. Из  коридора до его ушей долетал голос. Кажется, это голос мамочки. Он тихо подошёл к двери и приставил к щели ухо. Точно, говорила она:
   - Пойми, Оленька, не будь этих паразитов, мы с мужем могли бы остаться в столице, у сестры Александра. Но это не главное. Он ударился в пьянку. Главный  инженер  стройки – живи и радуйся. Так нет же… В шею  его выгонят. За каждую рюмку боюсь.    

   У  Ксениной  подруги  семья прожила неделю, пока не было снято полдома в посёлке Фрязево, это недалеко от Ногинска. Дом был убог, и стоял на отшибе. Прямо за ним тянулся кустарник. Братья с утра отправились погулять. Прошли кустарник, и увидели поляну. Сели. Вовка вытащил тайную папироску, закурили. Опять замутило обоих. Вовка долго тряс Сашку. Мамочка встретила братьев зло, обратив внимание на их мутные глаза и шаткую походку. И не посадила за стол. А от выкуренной  папироски обоих мучил голод.
   Опохмелившись крепким чаем, Александр  Иванович ушёл на работу. Собиралась уйти  и мамочка. Сашка был в полудрёме, муть из головы ещё не выветрилась. Но услышал её шёпот:
   - Вова, в кухне картошка, поешь, и колбаса там есть. А этому скажешь, что остался лишь хлеб.
   Когда она ушла, Вовка потащил брата завтракать картошкой с колбасой. О мамочкином наказе ни слова.
   Мамочка словно озверела по отношению к младшему. Снова начались упрёки в дармоедстве, и уже пару раз рука её опускалась на Сашкин затылок. Это Сашку не устраивало, ведь когда-то на её злое обращение он отвечал побегами из дома. И теперь с нападками её он мириться не захотел. Однажды спрыгнул с крыльца, держась за разбитый нос. Навстречу ему шёл Вовка.
   - Ты что в крови? - спросил Вовка.            
   - Не догадываешься?
   - Стерва…  А я по Москве полазил, в мавзолее, в Третьяковке  был. Столица!  А ты надумал что?
   - Уезжаю, Вовочка…  Насовсем.
   - Может, на работу устроиться?
   - Куда? Я в пастухи просился. Но, говорят, полно своих. Так что, пока, Вова. Я уже намылился, прямо сейчас.    
   Он повернулся и пошёл своей дорогой. Вдруг Вовка догнал его и, не говоря ни слова, всунул в ладонь ему сто рублей.
   - Спасибо. - Больше не сказал Сашка ничего. В последнее время он заметил перемену в брате: прежде он утихомирил бы мамочку, не позволил бы  издеваться  над ним, не дал бы уйти из дома.