Эссе о классовой борьбе

Пришло время развёрнуто высказаться о бесконечной телеграм-битве «охранителей» с «военблогерами», причём шершавым языком политического анализа.
Используемый мной язык многим может показаться несколько архаичным, поскольку в основе своей это язык, по-простому говоря, ленинский. Но, тем не менее, он до сих пор работает, и гораздо точнее, чем любая «постмодернистская деконструкция» и прочая новомодная фигня.
Итак, отправная точка: классовую борьбу никто не отменял; она всегда идёт, и, более того, обостряется именно тогда, когда встаёт вопрос о том, чтобы платить «налог кровью» — иначе говоря, в военное время. И всякая политическая позиция является, помимо всего прочего, ещё и выражением классового интереса, как бы сей факт ни отрицали её трансляторы. Классовый интерес — он вообще такой: поскольку это интерес, и предъявлять его в лоб всегда немного стрёмно, он применяет «моральную маскировку», мимикрируя под ценности общегосударственные, общекультурные, общенациональные (как вариант — «этнические») или даже сакральные. Не «мадам, позвольте вам впендюрить», а «давайте послушаем у меня дома мою коллекцию классической музыки», ну вы понимаете.
Если посмотреть под этим углом на идущие в наших пампасах холивары, увидим следующее.
Есть «элиты» — слово идиотское, но удачно камуфлирующее суть явления: прослойка бенефициаров «перестройки», «девяностых», «нулевых» и даже «десятых», плотно обсидевшие верхние ветки нашего социального баобаба. Многих оттуда снесло ветрами истории, особенно после 24.02.22, но как слой, или даже как класс, он никуда не делся. Тут важно, что формировался он в условиях «двойного послания»: одно — «для лохов», другое — «для своих». Для лохов это заявлялось как «повышение качества жизни», то, чем бесконечно занималось начальство на экране. Для своих это тоже было «повышение качества жизни», но в основном своей и своих.
Каково их отношение к СВО? Во-первых, не они начинали эту войну. Её начали — и навязали Кремлю и стране — как раз «лохи», вышедшие на антимайдан в Севастополе, на народные сходы в Донецке, Луганске, Харькове и Одессе, пошедшие за Стрелковым в Славянск. Элиты же до последнего и после последнего пытались с неё спетлять, через Минские-Стамбульские и т.д. Не то чтоб они все были такие уж пацифисты, просто главное слагаемое того самого качества жизни — это эксклюзив на доступ к благам глобального мира, собственно, базовый критерий самоопределения нелоха.
В нынешних условиях: хотят ли они победы? Скажем так: они были бы не против (те, кто против, уже не тут). Но при определённых условиях. Главное из которых — рассадка на баобабе должна остаться ровно такой же, какой была «до всей фигни». Верхние наверху, сидят на потоках и пилят активы, нижние внизу, смотрят ящик и преисполняются чувством патриотизма от величия страны и мудрости руководства. Это приоритет номер один; любые успехи на любых фронтах — в лучшем случае номер два.
В чём для них главный риск? В том, что в какой-то момент логика войны и победы потребует ревизии их эффективности в номинальном качестве — и дальше за ними придут, как пришли за Тимуром Ивановым, который плоть от плоти этой среды и каковых у нас на разных ответственных позициях каждый второй. Заметьте: придут даже не лохи с вилами наперевес, а просто гражданин следователь. Но его приход возможен лишь в условиях, когда в общественном мнении уже сформировано некоторое невосторженное направление мысли по поводу их деловых качеств, как в случае с упомянутым эффективным менеджером.
С другой стороны, есть всякая разношёрстная околовоенная партизанщина, состоящая из не пойми кого, причём по большей части — из неудачников, не получивших ничего или почти ничего от десятилетий постсоветского распила. Но это, тем не менее, люди предельно амбициозные, поймавшие изначально ещё тогда, в 2014-м, драйв от возможности изменить ход ладно бы только постсоветской, но в каком-то смысле даже и мировой истории. А длительное пребывание в фокусе массового внимания раскачало их самооценку до космических высот — они ощущают себя античными героями, демиургами, наследниками «бессмертного полка» и т.д.
Они глубоко презирают всю эту московско-питерскую тусовку жирных котов, и подбирают под эту чисто витальную эмоцию разные идеологии, кому какая ближе — кто-то с флагом СССР, кто-то с флагом РИ, кто-то «за русский народ» (против неруси-выруси), кто-то за «традиционные ценности», кто-то даже за «народный капитализм» гаражной инициативы, такая криптопротестантская этика. Их общая главная ставка, вне зависимости от идеологических нюансов, состоит в том, что та самая логика войны и победы рано или поздно заставит разблокировать пресловутые «лифты вертикальной мобильности» — и тогда кто-то поедет на них вверх, а кто-то, наоборот, вниз. Но это тоже произойдёт лишь в том случае, если в общественном мнении будет сформирован базовый консенсус о необходимости «менять всех на всех», как ключевом условии победы.
Картина будет неполной, если мы не поместим в неё такой важный иероглиф, как «майдан». Здесь потребуется максимально аккуратный анализ, потому что это как раз точка смыкания внутреннего с внешним. Любая «цветная революция» — это характерный для рептилоидов механизм колониального ограбления соответствующей страны, где рычагом взлома суверенитета выступают как раз имеющиеся в ней объективные классовые противоречия. Для эксплуатации которых в целях заказчика как раз и выращивается соответствующим образом заточенная «контрэлита», причём именно что из не-пойми-кого (ключевые слова «Сорос», «Навальный»). В основе это именно большевистские социальные технологии, но поставленные на службу мировому финансовому капиталу.
Для российской госпропаганды, особенно путинской эпохи, «майдан» это главный жупел и главная точка отталкивания, по понятным причинам. Если исходить из того, что Россия и Украина это таки «две страны, но один народ», проблема становится ещё острее, потому что цена вопроса — у кого «получилось», а у кого «не получилось». Причём и то и другое — именно с точки зрения лоха, то есть заведомо не допущенного ни к каким «активам» и «потокам» постсоветского человека, оценивающего всё под углом своего частного «качества жизни». Кого лучше и легче терпеть над собой в качестве хозяев — доморощенных упырей-элитариев или заморских рептилоидов? Тему, кстати, неплохо раскрыли ещё Стругацкие во «Втором нашествии марсиан», причём в сюжете вердикт таков: рептилоиды в чём-то даже и погуманнее будут. Кружевные трусики, опять же, то-сё.
Понятно, что наши зэт-партизаны самой своей позицией обречены шатать скрепы, и отсюда они непрерывно ходят под риском обвинения в том, что «готовят майдан». При этом даже доказывать их связь с рептилоидами для этого не нужно: легко заметить, что ящеры давно наловчились использовать актив, что называется, вслепую.
Ну и теперь, собственно, к нашим здешним медиавойнам. Важной разновидностью классовой борьбы является кассовая борьба. Касса у «охранителей» и «военблогеров» устроена очень по-разному. У первых это непрерывный шантаж обитателей башен внутриполитическими угрозами (на самом деле классовыми, но маскируемыми под общенациональные) и выбивание бюджетов на пропагандистскую борьбу с ними, а также борьба за контроль над этими бюджетами уже в своей среде. У военблогеров касса — это производная от эмоциональной раскачки в духе «они там всё украли, мы проигрываем войну, вот счёт для сборов на коптеры/масксети/броники для наших ребят«, иначе говоря — мобилизация низовой общественной солидарности. При этом с обеих сторон идёт непрерывная кампания по дискредитации собственно кассы: одни, со слов вторых, всё время «воруют бюджеты», другие, соответственно, «воруют срочносборы». Структурно — одно и то же.
Напоследок — моя личная позиция. Я — осознанный дезертир с фронтов классовой и кассовой борьбы. Мне лично ближе и симпатичнее, разумеется, партизаны — они хоть что-то полезное делают, в то время как охранители непрерывно барыжат «опиумом для народа» — лежи, мол, «активный гражданин», у телевизора, и гордись тем, как мудрое начальство в очередной раз всех победило, только не смей вставать. Плюс уже чисто по-человечески — тут друзья и соратники, а там какие-то явные паразиты.
Но в то же время я, извините за пафос, государственник, и категорически не хочу, чтобы с водой выплеснули ребёнка. Потому что если нас что и удержало от превращения в такую же точно «украину», так это то, что мы оказались на предыдущем такте в состоянии защитить от сноса институты власти, такие как есть — слабые, еле работающие, наполненные большим количеством гнилых и бесполезных «элитариев». Можно ли будет это исправить в будущем? Ответ будет скучным: лучшие изменения — те, которые происходят от постепенного улучшения нравов. Ну и методичной работы гражданина следователя, само собой.
Алексей Чадаев