А. Л

Морось, отзвуки, полутона, печаль.
Это сонный по-осеннему причал.
На лице прочла б отсутствия печать.
Снова здесь хотелось просто помолчать.
Ничего из прошлого не жаль, не вру.
Пусть другому твой достался зад упруг,
и ладонь кладёт мне разве на плечо,
рупь сжимая за проезд в другой, рачьё.

Небо серое и серая река.
Скрюченные листья-жертвы под ногой.
Клавиши неприкасаемые, как,
верно, зубы, что разъедены цингой.
Вспомни, пианистка, чай же "со слоном".
Я — погонщик в грёзах этого слона.
Кто накатывает, хоть и не волна?
Чай, загадка — не ньютоновский бином.

Ту проблему, что поэта губит трёп,
ты решила радикально. А пока
башмаки мои не знают новых троп.
Персональный неизбежный "День сурка".
Стоя слон уснул, и я на нём усну.
Лунную ты сохранила белизну?
Южный цвет поэта сроду не кормил.
Блёклый стебель на земле холодной мил.

Взгляду дан Чюрлёниса пейзаж, что мглист.
Что и рассказать, не помня толком лиц?
Нет, не падаю уж перед юбкой ниц.
Волны — есть камням на берегу стилист.
Камни, омываясь, свежие с лихвой.
"Жизнь — в камнях, а Вы как будто неживой", —
голос молвил мне внутри. Не ведай зла,
в этом всё-таки душа моя была.